Дожидаться окончания перевязки было откровенно скучно. Хотя, по правде говоря, это не шло ни в какое сравнение с первыми днями в больничном отсеке.

…К моменту доставки моей бренной тушки в Геофронт и её передачи в руки врачей, я уже практически отрубился и почти не реагировал на внешние раздражители – дурь закончила своё действие, адреналин в крови постоянно выветривался… А вот боль вернулась, так что в моём бессознательном состоянии обнаружились определённые плюсы. Но вот процесс срезания контактного комбинезона и первичной обработки ожогов остался в памяти только в виде череды стоп-кадров, перемежаемых вспышками боли. Тревогу сознание забило только, когда меня уложили в какой-то ящик, закрыли крышкой, и со всех сторон хлынула некая жидкость.

Первой мыслью оказалась невероятно яркая вспышка бреда, что меня хотят утопить в гробу. От накатившей паники я чуть было не заорал и не стал изо всех сил вырываться. Хорошо хоть вовремя включившийся мозг сообразил, что лицо закрыто дыхательной маской, а значит, захлебнуться мне не грозит. Да и заглядывающие в обнаружившееся напротив глаз окошко Мисато и доктор Акаги слегка успокоили разыгравшуюся паранойю. Судя по всему, речь шла не о заговоре с целью утопления Третьего Дитя, а всё же о неких медицинских процедурах. Вспышка моей активности похоже отразилась на мониторах, ибо в ответ по венам разлилась волна тепла, норовящая утащить куда-то в далёкую уютную тьму. Сопротивляться ей уже просто не оставалось сил…

Пробуждение оказалось необычным, но на удивление приятным.

Тело расслабленно висело в плотной жидкости, ожоги не болели абсолютно, даже наоборот, их будто обвевало лёгким ветерком. Ни голода, ни жажды тоже не ощущалось, да и голова работала необычайно ясно и четко. Вокруг было довольно темно, единственным источником рассеянного света служило прямоугольное окно сантиметрах в тридцати-сорока перед глазами. Чуть настораживала только мёртвая тишина вокруг, нарушаемая лишь равномерным шипением подаваемого в маску воздуха, но, поразмыслив, я отнёс данное явление к побочным эффектам лежания в «гробу». Попытка поднять руки к лицу, а затем подтянуть ноги к животу показала, что пусть шевелить конечностями и возможно, но свобода их движений явно ограничена. Удалось, правда, всплыть поближе к «иллюминатору» и оглядеться.

Находился я, как и ожидалось, в больничной палате. Большая комната, масса перемигивающихся разноцветными огнями мониторов, какие-то шкафы у стен, медицинское оборудование на колёсиках, каталка в углу. Освещение приглушённое, из людей никого не видно.

Так, ну и где здесь кнопка вызова медсестры?

Только успел подумать об этом, как свет вспыхнул ярче, двери распахнулись и в комнату буквально влетели сразу три личности в белых халатах. Кинулись сначала к мониторам, потом один из них подбежал к «гробу», заглянул в обзорное окно и, наткнувшись на мой вопросительный взгляд, замахал руками, подзывая коллег. К сожалению, догадка насчёт звуконепроницаемости окружающих стен подтвердилась на все сто – врачи что-то говорили, но я видел только движения губ. Хотя вообще-то я находился в ещё более стеснённых условиях, поскольку в ответ получалось только недоуменно моргать и немного шевелить бровями. Всё остальное скрывала маска. Невербальные средства общения, ептыть…

Вся проблемность ситуации очень скоро дошла и до медиков. После короткого, но бурного диалога, один из них достал из кармана блокнот и начал быстро в нём что-то писать, другой решил жестами и мимикой попытаться успокоить меня (причём при виде его ужимок так и тянуло расхохотаться), ну а третий, похоже, метнулся за подмогой. Наконец-то первый закончил работу и приложил листок к стеклу. Из текста следовало, что:

– я нахожусь в больнице (будто сам не догадался);

– я лежу в регенерационной капсуле в специальном растворе, ускоряющем процесс заживления;

– с момента моей доставки в больницу прошли сутки;

– опасности для моей жизни нет, процесс регенерации идет не по дням, а по часам;

– всё будет хорошо, паниковать не надо;

– если я всё понял – моргнуть один раз, если нет – два.

Только успел согласно «ответить», как дверь снова распахнулсь, и в комнату вошла целая делегация во главе с доктором Акаги. Рицко сразу же подошла к капсуле, приветственно кивнула, после чего углубилась в дискуссию с остальными врачами, периодически просматривая какие-то распечатки и поглядывая на мониторы. Весь этот консилиум длился с полчаса, после чего большая часть врачей, помахав мне на прощание, двинулась по своим делам, а один из оставшихся вновь занялся писаниной. Выяснилось, что моё пробуждение стало полной неожиданностью для наших медиков. По всем расчетам я должен был оставаться в отключке до окончания первого этапа лечения в виде вымачивания в регенерационной жидкости. Именно поэтому капсула и не имела никаких устройств для коммуникации с внешним миром. Но раз уж я удосужился прийти в себя, то специально усыплять меня больше не будут. Вдруг организм ещё какой фокус выкинет… Единственное, чем обрадовали, так это новостью, что моя благоприобретённая регенерация действует, а значит, плавать в капсуле предстоит еще только три дня вместо запланированных десяти.

Но тянулись эти три дня ужасно долго.

Да это время я досконально изучил всю регенерационную капсулу изнутри (насколько мог) и помещение, в котором находился. Вот только лежать в ней было необычайно тоскливо, и даже смотровое окошко оную тоску ни капельки не скрашивало. Гроб с форточкой, блин… Один фиг смотреть не на что – специальная палата, да невдалеке сидят трое молодых врачей. Никаких тебе разговоров или прочих развлечений – особо не поболтаешь, бултыхаясь в спецрастворе. Всё это здорово напоминало контактную капсулу, с тем лишь различием, что вокруг меня сейчас плескалась не ЛСЛ и, соответственно, отсутствовала возможность мыслеречи. Вообще, лежать на мягком пластиковом ложе с кислородной маской на морде, и ощущать, что тебя с головой захлёстывает какая-то жидкость было откровенно жутковато. Особенно спросонья. Хорошо хоть к такому я был более-менее привычен из-за постоянных контактов с Евой.

В общем, большую часть времени я старался спать или хотя бы дремать, но на вторые сутки сон уже просто не приходил. В попытках занять мозги, я заново разбирал все перипетии прошедшего боя, мысленно составлял рапорт для Мисато, размышлял о планах на будущую неделю, пытался про себя декламировать стихи, вспоминал интересные книги и фильмы… Некоторое разнообразие вносили забегающие в гости оперативники и научники. Мисато обязательно заглядывала пару раз в день. Рей так вообще свободное время проводила в палате, усаживаясь в стоящее рядом кресло, читая какую-то книжку и периодически проверяя моё состояние. Но невозможность переговариваться просто бесила. Под конец третьих суток я уже был готов от скуки стучаться головой об крышку капсулы, удерживаясь лишь неимоверным усилием воли.

Последние минуты перед выходом на свободу тянулись нестерпимо долго. Но вот жидкость перед глазами дрогнула, а затем её уровень резко пошел вниз. Тело опустилось на пластиковое ложе, кожу осушил подувший откуда-то поток тёплого воздуха, раздался щелчок, и крышка капсулы ушла вверх, открывая улыбающиеся лица медиков. С лица аккуратно сняли маску и я, игнорируя град посыпавшихся вопросов о моём самочувствии, смог наконец-то оглядеться.

Да уж, видок тот ещё… Руки, ноги, да и само тело действительно мягко удерживало некое подобие пристежных ремней. Кроме того, во всех потребных и непотребных местах торчали какие-то иглы, трубки и катетеры устрашающих размеров и вида. С головы вообще свисала целая гирлянда проводов. Находясь в жидкости я их почему-то не чувствовал, но сейчас ощущения начали понемногу возвращаться. Самое же отвратное зрелище представлял я сам. Руки, ноги, грудь, живот – ожоги были везде. Кожа сморщенная, кое-где свисает лоскутами, какие-то лопнувшие пузыри, ошметки, струпья… Сильнее всего пострадала грудь. По крайней мере, подозрительно темный цвет корки на месте ран наводил именно на такую мысль. Нерешительно поднял руки к лицу, собираясь на ощупь определить, насколько пострадала физиономия, но кто-то из окружающих поднёс зеркало.