Вечеринки рекламировал пробивной еврейский делец Моррис Леви. В историю танцевальной музыки он вошел как личность не только масштабная, но и темная, поскольку впоследствии Леви признали виновным в заговоре с целью вымогательства (он умер, так и не выйдя на свободу).

По приглашению Монти Кея Леви основал новый клуб на перекрестке 52-й улицы и Бродвея, отдав должное крестному отцу бибопа Чарли Паркеру. Birdland[34] начал работать 15 декабря 1949 года. Его успех оказался таким оглушительным, что в пятидесятых годах Леви открывал клубы чуть ли не каждую неделю. Ему принадлежали Embers, Round Table (излюбленное заведение его компании), Down Beat и Blue Note.

Когда в город приехал Алан Фрид, чтобы вести радиошоу на WINS, Леви стал менеджером деятельного диджея и занялся рекламой фонограммных вечеринок Фрида в Brooklyn Paramount и Fabian-Fox. Двенадцатого апреля 1955 года Фрид организовал недельное мероприятие под названием Rock-n-Roll Easter Jubilee. К выходным его посетили 97 тысяч человек, заплативших за билеты 107000 долларов, благодаря чему был побит продержавшийся 25 лет рекорд кассовых сборов, принадлежавший Paramount.

Однако мероприятия Фрида были скорее гастролями, нежели клубными вечеринками, а в бибоп-заведениях играла живая музыка. Первым нью-йоркским местечком со всеми элементами современного ночного клуба стал Le Club. Учитывая французские корни дискотеки, кажется естественным то, что его открыл француз.

Семья Оливье Кокелена (Oliver Coquelin) владела несколькими отелями, в том числе Meurice и George V в Париже. Во время войны в Корее он получил медаль «Пурпурное сердце» и стал американским гражданином. Вдоволь отдохнув на горнолыжных курортах, он примчался в Нью-Йорк, причем как раз вовремя. Высший свет старых денег и титулов тускнел на ярком фоне эгалитарных шестидесятых, уступая место новым лидерам — так называемой «реактивной публике», шедшей на посадку в Нью-Йорке.

Кокелен знал нужных людей и подыскал отличное место — гараж под квартирой фотографа нижнего белья на Саттон-плейс в доме 416E на 55-й улице. Необходимые средства ему ссудили его партнеры Игорь Кассини, Майкл Батлер, герцог Бедфордский и какой-то производитель автомобилей по имени Генри Форд. Кокелен приказал отделать клуб на манер охотничьего домика: обитые бельгийской декоративной тканью стены, обшитый деревянными панелями бар, витиеватые украшения из цветов, свечи в стеклянных абажурах, накрахмаленные скатерти. У одной из стен пылал мраморный камин. Две акустические системы замаскировали так аккуратно, что их было почти невозможно заметить. Вступительный взнос в 150 долларов и ежегодный взнос в 35 долларов гарантировали клубу эксклюзивность.

Кокелен попросил Слима Хайетта (Slim Hyatt) — руководителя оркестра обеспеченных любителей — найти ему диджея, что тот и сделал. Так диджеем первой нью-йоркской дискотеки стал дворецкий Хайетта — симпатичный узколицый чернокожий парень по имени Питер Дачин (Peter Duchin). Кокелен обучил его искусству французского диджейства. Le Club открылся в канун нового 1960 года. Наступили шестидесятые.

В начале шестидесятых годов произошла танцевальная революция. Ее результат чрезвычайно сильно повлиял на молодежную культуру. Критики и комментаторы осуждали родившийся танец, называя его бесстыдным, похотливым и непристойным, но он, тем не менее, захватил воображение молодых людей и многое сделал для уничтожения расовых и сексуальных предрассудков. Он навсегда изменил танцевальные залы, вытеснив из них все, что там процветало прежде. Это был твист.

Советский поэт Евгений Евтушенко так описал свой визит в лондонский ночной клуб:

Твист оказался революционен благодаря своей простоте. Для него не требовалось ни партнера, ни формальностей, ни ритуалов, ни подготовки. Достаточно было иметь подходящую музыкальную запись и гибкие суставы. Он словно призывал ступить на танцпол и делать то, что хочется. Поскольку твист не являлся парным танцем, он способствовал установлению равенства полов, избавив девушек от необходимости стоять у стенки в ожидании приглашения (интересное совпадение: противозачаточные таблетки и твист появились с разницей в несколько месяцев). А важнее всего, пожалуй, то, что он сплотил танцоров. Танцуя твист, вы больше не концентрировали внимание на одном только своем партнере, но веселились со всеми остальными.

Как таковой, этот танец не представлял собой ничего принципиально нового. Можно вспомнить множество его древних разновидностей. Так, канкан, популярный во Франции XIX века, включал, помимо задирания ног, часть, известную как французский твист. В английской музыкальной комедии 1933 года «Кавалькада» есть номер, очень напоминающий твист. Рабы из Конго привезли с собой в Америку сходный танец, основанный на свободных движениях таза (комик Гручо Маркс даже подражал им в нескольких фильмах). А в начале XX века в негритянской среде существовало немало других модных примеров, таких как месс-эраунд[35] и блэк-боттом[36], послуживших прообразом твиста. Песня 1920 года ‘Fat Funny Stomp’ даже призывала девушек «немного покрутиться»[37]. Как и все хорошие танцы, твист был очередной танцевальной имитацией секса.

Современный твист, вероятно, родился в 1960 году в Балтиморе, когда Хэнк Бэллард, увидев по местному телевидению танцы чернокожих ребят в программе Buddy Dean Show, записал первую (и лучшую) версию песни ‘The Twist’. С пластинкой Бэлларда мода донеслась до Филадельфии, а затем охватила всю страну благодаря American Bandstand Дика Кларка — самому важному в то время телевизионному поп-шоу Америки.

Кларк лишил твист его сексуального подтекста, присущей ему черноты, сделав его безопасным для белых подростков из пригорода. Новую версию песни записал довольно светлокожий для негра Чабби Чекер (Chubby Checker) (звучит насмешкой над именем Фэтса Домино [Fats Domino][38]), сделал он это на лейбле Cameo-Parkway, в котором имел долю Дик Кларк. Тот включил этот вариант The Twist в один из выпусков Bandstand, в котором Чекер объяснил зрителям, что нужно делать: «Просто представьте, что вытираете салфеткой зад и одновременно обеими ногами давите окурок». Белые танцоры, приписавшие себе авторство, продемонстрировали, как следует танцевать, и вскоре Чекер занял первую строку в чарте Hot 100.

Несмотря на успех пластинки Чекера, к концу 1960 х годов твист почти вымер. А затем произошла странная вещь: маленький убогий бар в центре Манхэттена, вмещавший максимум 178 человек, добился того, чего не удалось сделать общенациональному шоу Кларка — превращения этого танца во всемирную манию.

Сложно представить, что нью-йоркская элита удостоила своим вниманием бар Peppermint Lounge, находившийся в доме 128W на 45-й улице. Он примыкал к отелю Knickerbocker неподалеку от Таймс-сквер и был, в сущности, местом сборищ проституток-гомосексуалов, часто посещаемым моряками, уличными хулиганами в кожаных куртках и прочими подонками. Там была длинная барная стойка из красного дерева, много зеркал и крошечный танцпол у дальней от входа стены.