Предтеча «Факела» — Golden Torch — в шестидесятые годы был любимым прибежищем модов, желавших принять «дозу» ритм-энд-блюза (там также выступали Graham Bond Organization и Джонни Джонсон [Johnny Johnson] со своим Bandwagon). Попасть туда удавалось лишь тем, кто хорошо ориентировался на местности — до ближайшей железнодорожной ветки Лонгпорт было не меньше мили. Снаружи он напоминал дом культуры и отдыха, затесавшийся промеж стандартных однообразных домиков (на самом деле, раньше в его здании располагался кинотеатр), изнутри походил на жилище скотовода, а когда в него набивалась куча народу, там становилось жарко, как в бане.

«Там все было пронизано ожиданием, — говорит Иэн Девирст о своем первом ночном бдении в Torch. Через некоторое время под псевдонимом Фрэнк (в честь футболиста команды Хаддерсфилд Фрэнка Уортингтона) он стал одним из важнейших северных диджеев. — Мне казалось, что сбылась моя мечта. Я вдруг почувствовал себя как дома. Отовсюду съехались другие энтузиасты, все эти неудачники и придурки. Это была такая действительно маленькая, элитарная и очень крепкая площадка».

Саундтрек Torch состоял почти целиком из импортного американского соула, значительная часть которого была заимствована из плей-листа Twisted Wheel. Все резиденты клуба — Алан Дэй (Alan Day), Колин Кёртис (Colin Curtis), Кит Миншалл (Keith Minshull), Тони Джебб (Tony Jebb), Мартин Эллис (Martyn Ellis) и, позднее, Иэн Левин — приезжали с северо-запада.

Кев Робертс (Kev Roberts), впоследствии резидент Wigan Casino, вспоминает свой первый визит с восторгом: «Я просто полюбил его. Я жил именно ради этого клуба. Никогда прежде мне не попадалось столько незнакомых пластинок. И каждая — динамит. В Torch очень важной считалась песенная составляющая, которым обладала каждая вешь. Но вокал всегда был быстрым, яростным. Девичьи группы, старые лейблы, редкости от OKeh — все самое классное».

Бывшие посетители Torch долго не забудут ночь, когда заведение оказалось битком забитым жаждавшими послушать чикагского певца Мейджора Лэнса (Major Lance), пик популярности которого к тому моменту давно миновал. Живой концерт Мейджора Лэнса в Torch, увековеченный в записи, стал самым легендарным выступлением в истории северного движения.

Поскольку тусовка воскрешала забытый американский соул, не удивительно, что кто-то однажды рештл привести живого певца. Представьте: вы, Мейджор Лэнс, упали со звездного небосклона своей страны. Вдруг, ни с того ни с сего, вам звонит какой-то ненормальный англичанин и со смешным акцентом, захлебываясь от восторга, расхваливает записи, которые вы сами-то уже успели забыть. Примерно так все и произошло. В результате такие исполнители, как Джеки Уилсон (Jackie Wilson), Бренда Холлоуэй (Brenda Holloway) и Эдвин Старр испытали нежданное карьерное возрождение.

«В Штатах у меня не было такой возможности, — говорила Бренда Холлоуэй в программе канала Granada TV, посвященной двадцатипятилетию Wigan Casino. — Это как второй шанс. Когда я приезжаю сюда, то вновь становлюсь звездой».

Мейджор Лэнс исполнял многие замечательные песни, изданные OKeh (большинство из них сочинил Кёртис Мэйфилд [Curtis Mayfield]), которые с треском провалились в Великобритании везде, кроме клубов вроде Twisted Wheel (в США он шесть раз попадал в Top 40). В Соединенном Королевстве лишь одна его песня — ‘Um Um Um Um Um Um’ — стала скромным шлягером еще в 1964 году. Промоутер из Torch Крис Бёртон (Chris Burton) совершил настоящий подвиг, отыскав Лэнса в Чикаго и организовав его концерт в клубе. Несмотря на слабый аккомпанемент, выступление Лэнса сорвало бурные аплодисменты.

«С ним играла худшая группа, которую я когда-либо слышал. Это была какая-то британская банда, не имевшая ни малейшего представления о северном соуле, — вспоминает Иэн Левин. — Но та вечеринка, кстати, первая, на которой я диджействовал в Torch, остается самой потрясающей за мою карьеру». Заметно повышая голос, он добавляет: «В клуб не удалось бы впихнуть больше ни единого человека. Народ даже на стропила залез. Температура стояла, наверное, градусов под пятьдесят. Было так жарко и тесно, что пол испарялся с людских тел, конденсировался и капал на них обратно с потолка».

Северный соул являлся движением для посвященных и потому не мог превратиться в мейнстрим. Его характерной чертой была исключительная редкость. Никто не мог зайти в Woolies и купить пластинку северного соула. Приходилось доказывать свою любовь к нему, отдавая недельное жалованье за какой-то жалкий диск или ухитрившись слетать в США и облазить там комиссионные магазины и распродажи. Но прежде следовало пройти длительное обучение и запомнить названия всех ценных пластинок и их истории: кто их записал, чем они замечательны, как их нашли, кто их первым поставил и так далее.

Конечно, в известно мере этот стиль пересекался с другими. Когда крупные лейблы переиздавали некоторые вещи, они могли попасть в чарты; новые команды пытались воссоздать «то самое» звучание северного соула. Но в целом это ретро-увлечение не поддавалось коммерциализации, поскольку вращалось вокруг коллекционеров, а не потребителей. К сожалению, у этого факта имелась и оборотная сторона. Движение, основанное на поиске «новых» раритетов, должно было, по определению, рано или поздно исчерпать запасы свежей музыки.

В золотой век северного соула особенно отметились два клуба. В Уигане, графство Ланкашир, находилось «Казино», а в часе езды от него, в Блэкпуле, на побережье Ирландского моря расположилась «Мекка» (а точнее — Mecca’s Highland Rooms). Эти два храма соула состязались друг с другом, завлекая аудиторию самыми редкими и свежими пластинками. Тысячи ребят пересекали страну, чтобы послушать, как тамошние диджеи-резиденты подливают в огонь любимых вещей масло невероятных новинок. По сей день клабберы до хрипоты спорят о том, какое из двух заведений признать лучшим. Их впечатления сплетены из чудесных, хотя и несколько смутных, воспоминаний о музыке, людях, эмоциях и наркотиках.

Эти же два клуба присутствовали при закате движения. По прошествии славных дней северного соула конкуренция между Wigan Casino и Blackpool Mecca переросла в войну за душу стиля, сопровождавшуюся жестким кризисом идентичности и спором о выборе пути на фоне истощения запасов великих забытых мелодий.

Но на протяжении многих лет до этого они оставались замечательными местечками. И «Мекка», и «Казино» до сих пор вызывают в умах целого поколения северных клабберов теплые воспоминания о том, как они с замиранием сердца заходили внутрь, как танцевали до седьмого пота, как зажигали на танцполах дикие парни и девчонки, прыгавшие и кружившиеся под звуки неутомимых барабанов и проникновенных голосов.

В 1978 году Billboard назвал Wigan Casino лучшей дискотекой в мире (спустя лишь год после того, как такой же чести удостоился нью-йоркский клуб Paradise Garage). Для многих словосочетание Wigan Casino является синонимом северного соула. «Казино» работало с 1973 по 1981 годы и в пору своего расцвета являлось крупнейшим и наиболее успешным в стране примером цельной региональной площадки. Многие знающие люди считают его образцовым примером.

Такой статус клуба обеспечивался в основном впечатляющим количеством его членов (доходившим до ста тысяч) и тем фактом, что он каждую неделю притягивал наибольшее число тусовщиков. Без сомнения, он пользовался популярностью. Однако следует скептически относиться к утверждению, будто он был лучшим из всех заведений, где звучал северный соул. Wigan Casino не был ни самым влиятельным, ни самым передовым клубом, а ближе к своему закату, вследствие злоупотребления записями порой откровенно смехотворного качества, чье единственное достоинство заключалось в энергичном ритме, он уже не мог всерьез претендовать на северную корону. Писатель Джон Мак-Креди сравнил его с современным Ministry of Sound, настаивая на том, что историки не должны преувеличивать значение Wigan Casino только потому, что в него набивалось столько народу. Тем не менее, клуб занимает особое место в памяти тысяч людей, а для многих до сих пор олицетворяет подлинный северный соул-клуб — сердце соула.