Глава 5

Каз весь вспотел под своим костюмом. Окна в Большой зал были открыты, и через них дул прохладный океанский бриз, но он застрял в маленькой душной приемной по соседству с родителями. Ему казалось, что он растает еще до начала свадьбы.

— Нервничаешь? — спросил отец, поправляя воротничок сына.

— Ничуть.

— Ну, твое лицо ничего не выражает, а это означает, что ты нервничаешь

Каз приподнял бровь. У его отца была привычка заставлять всех улыбаться, и он старался не поддаваться слишком легко.

— Подозреваю, что ты от нее не в восторге, — с усмешкой сказал король.

Королева раздраженно вздохнула и пригладила свою изысканную прическу. Ее темные волосы были собраны так высоко на голове, что это, должно быть, причиняло ей боль.

— Она ему очень нравится. Буквально вчера она спрашивала, мое мнение о том, нравится ли она ему.

— И что ты ответила? — поинтересовался король.

— Правду. Что он все уже решил.

Отец взял мать за руку.

— Должно быть, от этого она почувствовала себя намного лучше.

Это было совсем не похоже на его мать — быть честной, до жестокости, хотя она также знала цену своевременной лжи. Каз был удивлен, что она не успокоила девушку ложью о том, что он сразу же увлекся ею и был слишком застенчив, чтобы сказать об этом.

Но, возможно, это не имело значения, если она знала правду. Они собирались пожениться, независимо от того, нравилась она ему или нет.

И наоборот: нравился ли он ей или нет. Вчера, когда он дал ей наводку, чтобы она не ударила в грязь лицом в Битве за Объединение, она посмотрела на него так, словно он был букашкой под ее ногой.

Священник открыл дверь, его ярко-оранжевая мантия всколыхнулась возле лодыжек.

— Мы готовы начать.

Каз отвернулся от родителей и прошел мимо священника в Большой зал. Из окон от пола до потолка слева от него открывался впечатляющий вид на Леру до самого океана, а вдоль окон стояли скамьи, каждая из которых были украшены цветами и белыми лентами.

Он вошел так внезапно, что все гости разом повскакивали со своих мест, деревянные скамьи заскрипели, а ноги зашаркали об пол. Он убрал руки за спину и повернулся лицом к проходу. Он надеялся, что она быстро ходит.

Его родители вошли следом за ним и заняли свои места на первой скамье, рядом с Йовитой. У всех троих было такое выражение лица, словно они были чем-то очень довольны. Каз старался не смотреть на них.

Гости вернулись на свои места, и Каз оглядел зал. Каждый гость держал в руках по кубку вина, что было не совсем обычно, но король, должно быть, решил, что церемонию не помешает немного оживить. И он не ошибся.

Гости улыбались и перешептывались, и это было похоже на конец празднования, а не на его начало. Как алкоголь, разочарование — напоминание о том, что завтра будет похмелье и обычная тяжелая работа.

Какой подходящий повод, подумал Каз.

Дверь в дальнем конце зала открылась, и все встали, повернувшись лицом к Мэри. Ее платье было глубокого, ярко-синего цвета, который отражал свет, когда она шла, а темные волосы были уложены на макушке с замысловатой ниткой жемчужин, сплетенных вокруг прядей. Рукава платья едва прикрывали ее плечи, а оливковая кожа казалась мягкой и почти сияющей.

По традиции мать и отец должны были идти по обе стороны от невесты, но она была одна. Он знал, что его родители, должно быть, предложили ей сопроводить ее, а она, должно быть, отказалась. Он мог понять почему.

Он попытался изобразить радостное выражение лица, но она выглядела такой несчастной, что ему было трудно смотреть ей в глаза. Пока она быстро шла по проходу, он сосредоточился на какой-то точке у нее за головой.

Она остановилась перед ним и даже не улыбнулась. Ее губы шевелились так, что это должно было означать счастье, но выражение ее лица скорее демонстрировало ужас. Они повернулись к священнику.

— Давайте возблагодарим предков, которые построили наш мир, — сказал священник.

Каз склонил голову, теребя шнурок на нижней части мундира.

— Мы молимся Боде с благодарностью за тело, которое она создала для нас, — продолжал священник. — Лелане за плодородную почву, которую она подарила Лере. Солие, за душу, которая делает нас людьми. И мы молимся о спасении от чудовищных руинцев, которые испортили ваши дары.

Краем глаза Каз заметил, что Мэри слегка приподняла голову, и посмотрел на нее. Она дергалась, переплетая пальцы, но тут же остановилась, когда поймала взгляд Каза.

Церемония затянулась. Каз не понимал, почему священник чувствует необходимость бубнить о любви, брачном союзе и жертвоприношении, хотя прекрасно знал, что это был договорный брак. Это было почти грубо.

— И чтобы скрепить этот союз, — наконец сказал священник, давая понять, что они приближаются к концу, — мы соединяем наши души со стихиями.

Каз протянул руки ладонями вниз, Эм сделала то же самое. Священник посыпал их руки легкой пылью земли, а затем плеснул водой.

— И мы соединяем наши души поцелуем, чтобы быть связанными до самой смерти. Пусть этот союз будет благословлен предками.

Каз повернулся к Мэри. Ее руки тряслись так сильно, что плечи подергивались. Она прерывисто вздохнула и с трудом сглотнула. Он никогда раньше не заставлял никого дрожать от страха, и это был, пожалуй, худший момент, чтобы испытать это впервые.

Он подались вперед, и их глаза на мгновение встретились, когда она наклонила голову к нему. Он едва коснулся губами ее губ, и зрители разразились аплодисментами.

Каз скользнул взглядом туда, где справа от него сидела Мэри. Она съела свою порцию и продолжала вертеть в руках бокал с вином, но так и не сделала ни глотка.

Комната вокруг них гудела от людского гомона. Столы образовывали полукруг по краю Величественного зала, а перед ними простиралась танцевальная площадка с музыкантами на другом конце. Свадебных гостей окружала буря красок — красные, оранжевые и зеленые платья кружились в такт музыке, мужчины были в основном в белом или коричневом, с вкраплением цвета в виде цветов на лацканах. Никто не носил голубого, так как это официальный цвет невесты и голубого цветка на серой камзоле Каза.

К главному столу подошел мужчина, чтобы поздравить молодоженов, и Мэри изобразила на лице вежливое выражение. Он уже начинал неплохо разбираться в молодой жене: поджатые губы, склонившаяся набок голова, как будто она увлечена разговором (но это было не так), и вздох облегчения, когда человек ушел.

Гало стоял вместе с другими стражниками у стены справа от Каза. Принц толчком ног об пол отодвинул стул и встал.

— Скоро вернусь, — бросил он в сторону родителей, и быстро зашагал прочь, прежде чем те успели возразить. Он коротко поздоровался с губернатором южной провинции, чтобы, по крайней мере у него будет повод ответить, сказать, что приветствует гостей, если его родители спросят.

Стоило Казу приблизиться, как Гало отошел от стены. Они отошли на несколько шагов от остальных стражников, чтобы оказаться вне пределов их слышимости. Каз стал наблюдать, как люди перед ними начали танцевать под веселую песню.

— Даже не знаю, кто выглядит более несчастным: ты или твоя жена, — весело сообщил Гало.

Каз вздрогнул при слове «жена». У его отца была жена. У всех советников и губернаторов были мужья или жены. Это слово совсем не походило на то, что должно быть частью его жизни.

— Разве нас можно винить за это? Она приехала сюда всего два дня назад. — Каз провел взглядом по залу, пока не остановился на Арене. Стражник смотрел на Мэри, и Казу пришло в голову, что он, возможно, больше, чем просто охранник или друг.

— А ты случаем не свел знакомство с Ареном? — как бы между прочим спросил принц.

— Ну так себе. Но он точно не влюблен в Мэри, если ты об этом. Он уже произвел впечатление на парочку женщин-стражниц.

Каз пожал плечами, не желая признаваться, что ему не все равно, любит ли Мэри кого-то другого или нет.

— Он немного странный и при том, у него шесть булавок, — сказал Гало.

— И что?

— А то, что он убил шесть десятков руинцев, но ведет себя как новичок, — сказал Гало. — Он больше похож на тех, кто не может справиться с этим и возвращается после первых двух убийств и умоляет о переназначении.

— Что за охотники такие? — с интересом спросил Каз у Гало. Прежде друг ни разу не обмолвился о встрече с такими людьми. Каз даже вообразить не мог, как это убить шесть десятков человек, а потом повесить себе на грудь напоминание об этом. Но, с другой стороны, руинцы — это не совсем люди. И в то же время, он не был уверен, что гордился бы этим.

— Новички очень похожи на Арена. Травмированные. Напуганные. — Гало махнул головой в сторону Арена. — Он нервно реагирует на громкие звуки и никогда не снимает оружия, даже когда мы пьем или тренируемся. Он все время напряжен и никогда не хвастается этими булавками, даже когда один из стражников давил на него. Охотники с таким количеством булавок… — Гало покачал головой, и на его лице появилось кислое выражение. — Они не ничем не травмированы. Обычно им нравится охотиться на руинцев. Они уверены в себе, и никого не боятся.

Каз снова взглянул на Арена.

— Он мог их украсть. Наденьте их, чтобы попытаться произвести на нас впечатление.

— Вполне вероятно. Не бери его на важное задание, пока я не узнаю его получше. По крайней мере, он слишком травмирован, чтобы находиться в какой-то напряженной ситуации.

— Не стану. Спасибо за совет. — Слово «травмированный» глухо стучало в его мозгу, заставляя впервые задуматься о том, сколько охотников в настоящее время занято на службе. Большинство из них были родом из лерских тюрем, но были и такие, как Валлос. Что же будут делать эти люди после того, как убьют всех руинцев? Неужели все вернуться к мирной жизни, как будто ничего и не было?

— Мэри сегодня хороша, не находишь? — Слова Гало неожиданно вернули его в реальность.

— Да.

— Удалось с ней еще побеседовать? — медленно произнес Гало.