Королю Карлу Третьему Дювалю недавно исполнилось сорок девять лет. Высокий и когда-то стройный, а теперь изрядно погрузневший, он, тем не менее, казался моложе своих лет – отчасти из-за сияния золотисто-рыжей бороды и шевелюры (когда-то пышной, а теперь прореженной временем), отчасти из-за размашистых, стремительных движений, которые, впрочем, уже не всегда бывали стремительными. Эту порывистость унаследовали все его дети. Правда, в последнее время король больше предпочитал сидеть, чем стоять, и на коня уже не взлетал, хотя и не вползал, как многие из его вельмож. Как сам он любил про себя говаривать, «есть еще стрелы в нашем колчане», но в последние месяцы в глухие часы предрассветной бессонницы частыми гостями в его покоях стали дворцовые лекари.

Карл, как ни странно, был из тех королей, про кого говорят «от добра добра не ищут». В меру жестокий, но не тиран, в меру добрый но не святой, в меру справедливый, но не обожаемый народом, а так – середина на половину. За годы его правления на страну не свалилось ни одного большого народного бунта, неурожаи были в меру, и урожаи давали запасов тоже в меру. Соседи порой грозились – но до открытой войны дело все-таки не дошло, а потому и финансы не претерпели серьезных потерь. Равно открывались и закрывались театры и тюрьмы, налоги не обрекали народ на голодный вой на пустом подворье, но кормили многочисленных чиновников. Чиновники имели возможность подворовывать – но не чрезмерно. При короле не было сделано ни одного сколько-нибудь серьезного научного или географического открытия, но университет, открытый его предшественником, Его Величеством Карлом Вторым, не закрылся, а продолжал существовать, исправно поставляя свою долю беззаботных голодных студентов в столичный котел... Род Дювалей правил страной почти пять сотен лет, и право их на власть ни разу не было оспорено.

Ветерок, влетавший в полуоткрытое окно, шевелил кремовые с розовым занавеси, пускал солнечные зайчики по стенам, начищенным изящным подсвечникам, цветам, в изобилии украшавшим большую и строгую комнату. Цветы были страстью «маленькой принцессы» Изабель; дворцовая оранжерея, зимний сад, комнаты – все цвело и благоухало круглый год. Несмотря на недовольство королевы – не по чину, мол, занятие. Строгие, с изящными резными спинками стулья были отодвинуты от большого стола с мраморной столешницей, но пустовали. Присутствующие послушно и невозмутимо ждали, пока Его Величество изволит уже насмотреться в окно и почтить их своим вниманием. Его Величество нетерпеливо барабанил пальцами по широкому подоконнику.

Наконец, Карл обвел взглядом собравшихся и сел.

- Что ж, господа, - сказал он, - не будем тянуть время. Вы знаете, зачем я вас собрал…

Все закивали, усаживаясь.

- Не в первый раз, - улыбаясь, заметил лорд Лестин.

- И надеюсь, не в последний, - согласился король. – Завтра у нас праздник, а пока…

Гул голосов мгновенно смолк.

- Начнем. Итак, я хотел бы знать, господа, что сейчас представляет собой мой сын. Наследный, - он подчеркнул это слово, - принц.

На мгновение в комнате стало совсем тихо.

- Кто начнет? – спросил король. – Нет, Лестин, вас я попрошу высказаться последним, вы наставник, кому же лучше знать его высочество, как не вам… Мессир Сьерди?

- Извольте, сир, - заворочался в широком кресле маленький и юркий, как колобок, мессир Сьерди. – Языки, литература, искусство. Сразу скажу – у меня претензий к его высочеству нет. Более того, я очень им доволен. Ваше Величество, да вы и сами могли видеть в последний раз, когда у нас гостил король Залесский – им не требовался переводчик... А вообще – пять языков, притом с неплохим произношением, притом практически свободно, с хорошим словарным запасом. Какой-то лучше, какой-то хуже, разумеется, но в целом… Да, и еще - сир, вы, надеюсь, в курсе, что переводы любовной лирики мессира Альгарри, которые ходят по столице, принадлежат перу принца?

- Не слышал, но весьма рад этому обстоятельству, - сказал король. – Что ж, ясно. Дальше. Бовэ?

- Да, Ваше Величество, - привстал смуглый, черноволосый мессир Бовэ. – Астрономия, математика, основы естественных наук. Я бы не стал выражаться так восторженно, сир, как мессир Сьерди, но серьезных оснований для недовольства у меня нет. Принц, скажем так, имеет некоторые познания в моей области. Но… но душу он не вкладывает в мою науку, увы. Это не его склонность, совершенно очевидно. При любом удобном случае его высочество променяет мои занятия…

- … на охоту или фехтовальный зал, - усмехнулся король. – Знаю. Знакомо.

По комнате раскатился смех. Король, улыбаясь, погладил бороду. В свои двадцать лет он намного охотнее удирал на охоту, нежели проводил время в библиотеке, и это весьма тревожило его матушку, ныне покойную королеву Эльзу.

- Дозволено ли будет мне вставить свое слово? - спросил статный красавец Эжер. Король кивнул. – Лучшего ученика я не желал бы, Ваше Величество. Да вы и сами знаете – на осеннем турнире меч победителя достался его высочеству. При том, что бойцы выходили на арену инкогнито, дабы не проигрывать друг другу по соображениям этикета. С уверенностью могу утверждать, что сейчас принц является первым клинком если не всего королевства, то уж Западного Предела – с гарантией. Кстати, второй клинок – тоже наш, - задумчиво сказал он, - это сын графа Дейка, но не суть важно… О чем я, собственно. Да, и не менее искусен принц в верховой езде и стрельбе. Танцует великолепно, вы сами видели, сэр Гэлон и наши дамы, - Эжер улыбнулся, - его высочеством очень довольны. Ну, про охоту говорить не стану, вы сами все знаете, сир…

- Хорошо, - довольным голосом сказал король. – Дальше. Марч?

- Охотно, Ваше Величество, - гулко пробасил из угла лорд Марч, грузный, седой толстяк. – История, генеалогия, дипломатия, военное дело. В принципе, я очень доволен принцем в изучении истории и генеалогии. Но вот дипломатия… и ведь что самое обидное, - воскликнул он, - его высочество прекрасно разбирается в, так сказать, предмете. Но почему же он на практике свои знания не применяет? Ведь совершенно же не желает ни управлять людьми, ни подчинять их себе…

- Поддерживаю полностью и безмерно огорчен, - буркнул лорд Лестин. Воспитатель наследного принца, он имел право вступать в разговор с королем. – Ваше Величество, я…

- Погодите, Лестин, - остановил его король. – Погодите, вам говорить последним. Продолжайте, Марч…

- Да, собственно, продолжать-то и нечего. Такое впечатление, что принц вырос не на земле грешной, а в каком-то раю, что ли… где все идеально, все по справедливости. А так ведь не бывает. И невозможно срубить дерева, чтобы щепки не полетели, и нельзя лужу перейти, сапог не испачкав. А он… - Марч помрачнел, - его высочество то есть… то ли не понимает, то ли не хочет понимать…

- Ясно, - буркнул Карл. – Дальше.

- Моя очередь, - вздохнул совершенно лысый мессир Теодор, вертя в руках перо. – Законы, право, экономика, государственное устройство. Сир, я даже не знаю, что сказать. С одной стороны, как и говорил лорд Марч, - поклон в сторону, - его высочество в предмете разбирается. С другой – я уже устал от него отбиваться. И то ему не так, и это не этак. Принц прекрасно осведомлен, какой сложной у нас является государственная машина, и при всем при том горит желанием – не побоюсь этого выражения – изменить все во благо государства. А то, что благо это каждый понимает по-своему, и уж тем более, насколько все завязано… ох. Ей-Богу, у меня иногда возникает ощущение, что передо мной не наследный принц, а… не знаю, - он замялся, - студент какой-то… вольнодумный.

- Да молод еще, - проворчал Марч. – Молод, вот и горит стремлением мир изменить. Что мы, все в этом возрасте были…

- Все или не все, - возразил ему Теодор, - но его высочество не имеет права на такие заблуждения. Ошибки правителей слишком дорого обходятся государству…

- Да-а-а-а, - протянул король. – Что ж, ладно. Ну, Лестин, теперь вы. С вами Патрик более откровенен и открыт, чем с остальными, вы проводите с ним больше времени. Что вы скажете о принце?