Пока на робота глазели, компания подошла, морды красные. Молодые ещё, но уже «с большим гандибобером», как дед говаривал. Стоят, с хозяйским видом вокруг осматриваются. Да ещё потный толстяк в белом комбезе и ярко-красном чепчике тележку подкатил с новенькими блестящими кастрюльками и сковородками. Остановился рядом с ними и о чём-то с этими красномордыми талдычит. Физиономия хитрая, сальная. У молодняка, надо заметить, лишь главарь с калашом за плечами, а дружки только с ножами на поясах, если, конечно, где-то под одеждой ещё чего из оружия не прячут. Пошушукались, оглянулись, быстро обменялись чем-то.

Ну, ясно. Либо насвой-дурман толстяк продаёт, либо ещё какую-то другую гадость. Впрочем, нас это не касается. Это уж пусть Города Челябы забота будет. Но только вот не нравится мне, как эта шантрапа на Ромку-джи с Лилькой поглядывает!

Егор осторожно переместился ближе к компании. В дозоре он снял бы их за милую душу. Удобно стоят, сами на мушку просятся…

Вышло всё, конечно, по-дурацки. Толстяк в белом перед клиентами своими хорохорится, — видать, в постоянных покупателях они у него. Громко говорит, слюной брызжет, руками размахивает:

— Я уверен, что под комбинезоном этим зреет молодое упругое тело, услада ночей настоящего мужчины, дикарский огонь похоти и похоть огня, да простит мне, женатому, Господь-Аллах эти слова! Пылкая и опытная в дикарской любви дева пустыни!

— Сопля она, из пустыни… — тянет самый крупный из красномордых бездельников, в упор разглядывая налитыми кровью глазами Ромку-джи. — Она у мужика и не видела ни разу, и в руках не держала. Ну-ка, молодой, пошёл отсюда! — и небрежно толкает Ромку-джи, а Лильку за грудь больно лапает.

Лилька, до этого набычившись стоявшая, сразу хватает с тележки сковородку за ручку и с размаху лупит красномордого прямо по физиономии! Тот и рухнул. На сковороде кровь красной жижей размазана.

Что тут началось! Ромка-джи, хоть и будет в плечах Егора поуже, но драться тоже обучен. Разворачивается и лупит одного из дружков красномордого в нос, только сопли кровавые полетели! Насели на него сразу трое, но тут уж Егор вмешался. Прикладом в затылок одного, стволом в солнечное сплетение другого, — не убить бы только… должны отмахаться, должны!

Тут и толстяк-продавец в Ромку-джи вцепился, а Лилька, не долго думая, и ему засветила окровавленной сковородкой, сходу! Толстяк только охнул и завалился набок, руки к затылку прижимая. Однако ненароком, этой же сковородкой, рикошетом, и Ромке-джи попало. Глаза у него обессмыслились, ноги подогнулись…

Те из мордастых, кто на ногах остался, на Егора и Лилию наваливаются. Вот, уже и ножи замелькали, ругань брызжет вперемешку со слюной. Пора стрелять, забьют ведь, сволочи!

— Назад! Стреляю на поражение!

И тут, — благодарение Господу-Аллаху! молитесь, братья, за друзей верных! — Зия подоспел. Одному с налёту врезал, второго меж ног пнул, третьему рукояткой пистолета по зубам заехал, тот только кровью плюётся. Толпа вокруг орёт, пыль столбом… кто-то уже посуду с тележки расхватывает.

— Пошли отсюда, — говорит Зия и хватает за руку Ромку-джи. — Лиля, цела?

— Да, — говорит она, сквозь зубы, и сковородку наотмашь держит. — Ну, ещё кому? Кто моего парня ударил? Ты?! — делает шаг к какому-то глупого вида бородачу в толпе.

Тот меняется в лице, назад пятится, лицо руками закрывает.

— Да ты же, малыш, сама ему нечаянно и приложила! — весело кричит кто-то и все ржут.

— Лилия! — рявкает Зия. — С Егором — за мной!

И в толпу. Пистолет перед собой — ну моментально все расступаются! Так и пробились сквозь зевак, к своему грузовичку отправились. Ромка-джи очухался, синяк под глазом начинает набухать. Лилька торжествующе сковородку несёт — трофей! Глянул на неё Зия… и давай хохотать…

В общем, присели под навесом, свистнули чайханщику, чтобы ген-кумыса на всех принёс и принялись ущерб подсчитывать. Хохот стоит! Шайтан-сковородку уже Лильке в будущее приданое зачислили, синяк Ромки-джи «наградой за верность» назвали. Егор с приклада кровь с волосами вытирает и хохочет вместе со всеми. Зия делает вид, что из рукава зубы чужие вытряхивает — опять все от хохота сгибаются.

Чайханщику заказали самый большой, с трубочкой, стакан местного ген-кумыса для Саввы и собрались к родному грузовичку, продолжать победу праздновать. Соседи по чайхане, прослышав про такое дело, поднимают свои стаканы и пиалы, а один старик говорит им торжественно:

— Будьте осторожны. Воинов пустыни все боятся и недолюбливают. Здесь много говно-людей толчётся. Лодыри насвойные. Смотрите, они теперь, как песчаники, по ярмарке рыскать будут, вас разыскивать, чтобы отомстить.

— Спасибо за совет, хан-батюшка! — говорит улыбающийся Зия. — Да продлит Господь-Аллах дни ваши в здоровье и радости!

— И вам благословение Вседержителя! — отвечает старик. — Помните, что я вам советовал.

Эх, жаль Егор у красномордого калаш не забрал! А то и ухо бы оттяпал, не поморщился. Пусть знает, как себя на людях вести!

Когда уже вечером в фургоне сидели, Савва сказал:

— Старик прав был. И совет он вам дал хороший. Ничего плохого вы не сделали, только хвалю вас за содеянное, но всё же держите ушки на макушке. Народ здесь всякий понаехал. На камерах ваши лица есть, но, слава Господу-Аллаху, не убили вы никого, а Управе одна драка — тьфу!

— Ничего, Савва, — отвечает Зия, — не очень, конечно, ладно получается, но куда уж деваться. Иногда и поучить надо людишек, а, Лилия?

Лилия гордо кивнула головой. И сказала, что по рассказам родителей знает — её предки из армейских вышли. И с детства она не в кукол любила играть, а в Джихад и боевых роботов! Её отец подтвердил:

— Это уж точно! Вообще-то, мы с матерью мальчишку планировали, а вот, понимаешь, девка на свет выскочила. Вот она у нас и получилась ни то, ни сё!

Лилька с Ромкой-джи одинаково надулись. Смех, да и только! Егор даже приревновал немного Ромку-джи. Теперь он только Лильку и видит, только Лилькой и дышит, а если вдруг с Егором разговаривает, то глазами Лилию свою отыскивает… и говорит невпопад. Эх, созрел друг детства, созрел! Вот-вот с ветки упадёт прямо Лильке в ладони — так размяк. И зря тут, между прочим, Егор ревнует, пора бы уж Ромке-джи не на Маринку глядеть, а на других девушек. А то в Городе и девушек, подходящих по возрасту, нет! Горячка позапрошлого года многих выкосила и теперь, считай, во всём Городе старики, да ребятня.

Так что, влюбляйся, друг, влюбляйся! Глядишь, на будущий год привезёшь в Город Лильку и станем мы рядышком жить. Ох, если, конечно, Маринка согласится за Егора замуж выйти. Характер у неё, как у Мамы-Гали. Если что решила для себя — всё! Хоть убейся, на своём настоит.

У Егора даже настроение испортилось. И чего он сам себе душу растравил? Друга приревновал, счастью его позавидовал…

И Егор вышел из фургона. Глядя на мигающие ночные звёзды, он прочёл молитву Господу-Аллаху о том, чтобы всё у них с Маринкой было хорошо!

Надо сказать, все мужики, включая дядько Сашу, в этот вечер весёлыми были. Очень хорошо торговали! Поэтому сегодня допоздна засиделись. А когда все наконец-то спать разошлись, Зия вытаскивает из нагрудного кармана две «глушилки» и суёт их Егору.

— Держи, а то в суматохе и забыл совсем! Сейчас поглубже запрячь, а на уж обратном пути держи под рукой, будь так добр.

И как ни сопротивлялся Егор, как ни предлагал хотя бы пополам расход оплатить, Зия на своём настоял. Им с Саввой, мол, спокойнее будет, когда самый ловкий боец Города будет дополнительно вооружён. Дескать, видели, как ты воюешь, и решили твою персональную огневую мощь усилить. И никаких Егоровых слов даже слушать не стал.

Так и спать завалились. Савва дежурить остался. А сменщиком у него должен был быть Ромка-джи, но Егор попросился вместо него. Пусть Ромка-джи немного очухается, — слишком уж много на него сегодня навалилось! И тебе любовь, и раз-два по морде, и куча всяких файлов научных, которыми с ним Савва поделился. В общем, счастья полный комбинезон… только голова у Ромки-джи гудит. Пусть уж отоспится.