Ночью дежурить у фургона — хлопотливее, чем в Городе днём в праздники! Которые правоверные, те спят, ангелами сна убаюканы. А есть и те, кто как раз только ночью наружу и вылезает, чисто шайтан из пекла. Так-то светло, конечно. Нет той тьмы, что, допустим, в пустыне, когда в безлунную ночь чёрным илом всё вокруг тебя окутывает. Фонари горят. Кто-то, глядишь, костры развёл, у них посиживает. Ну, это уж те, кто побогаче будет.

Тащить на ярмарку сухой ген-саксаул, конечно, глупость. Каждое место в фургоне, да в мешках верблюжьих — на счету. Покупать у здешних приходится, или брикетами пользоваться. Брикеты сами по себе дёшевы и горят хорошо, но если уж ты едешь на ярмарку не пофорсить, не для того, чтобы все видели, мол, вот какой ты красавец сам собою, то лучше экономить.

Там где костры, там, естественно, не спят. Костёр вообще красивая штука — так бы сидел и смотрел на огонь, о Маринке думал. Ну, а тут народ вокруг костра музыку слушает, «ген-саксауловку» потягивает. Видать, хорошо торганули и завтра съедут. Судя по всему, у всех в ларингах одна и та же музыка гремит. Ишь, как синхронно покачиваются, хе-хе-хе… только что в ладоши не бьют!

— Сменить тебя обратно? — спросил Савва, высунувшись из-за полога. — Не спится. С мужиками сегодня на грудь принял, так теперь уснуть не могу. Натонизировался.

— Да нет, я отоспался, — вежливо сказал Егор.

Савва присел рядом. Какое-то время они смотрели на площадь, живущую своей ночной жизнью. Мигали удивительно красивые экраны, беззвучно вспыхивая объявлениями, какими-то файлами с красивыми девушками, танцующими полуобнажёнными, а то и вовсе нагишом. А вот президент-эмир появился, губами шевелит, пальцем прямо в Егора тычет.

Горели костры. Высоко наверху по канатной дороге иногда с едва слышным поскрипыванием проезжали вагончики. На отдельных линиях медленно двигались менты, следящие за порядком. Вдоль фургонов шныряли шкодливые толкачи всякой дури и выписывали петли пьяные… а может, и не пьяные, а нажевавшиеся дурман-насвоя.

Идиотская штука, кстати, дурман-насвой. Вроде, и привычки не вызывает, но если долго балуешься, то тупеешь с неё. Тупеешь, вот и всё. Покой на душу снисходит. Но не тот, от которого Господь-Аллах ближе становится, новые силы и мудрость даёт, а тупой покой. Смотришь на всех свысока, как старый верблюд, и так же, как и он, жуёшь-жуёшь…

Мимо них прошёл приземистый человек с лицом, закрытым армейским платком-повязкой. За ним семенила стайка девушек в нарядах, от которых в Городе старух бы просто удар хватил. Ноги голые, руки голые, да и всё остальное едва прикрыто. Девицы шли молча, только улыбки и причёски в темноте светились, видать, зубки и волосы световым лаком покрыли. Красивые девушки, нечего говорить. В Челябе жить — можно так одеваться… хотя, наверное, днём, в жару, они в таком виде не ходят. Прожаришься за день до хрустящей корочки! А ночью, на праздник — самое то!

Человек остановился рядом с ними и шепнул:

— Мужики, как раз пару девочек свободных! Клиент сорвался. Ну, как? Недорого!

— Спасибо, не надобно, — сказал Савва.

— Иди-иди, — мрачно сказал Егор, сообразив, наконец, что к чему. — Шагай отсюда, нечестивец.

— А ты меня Вере-Истине не учи! — огрызнулся мужик, свирепо оборачиваясь в сторону захихикавших было девиц. — А ну, цыц!

Савва толкнул Егора в бок. Это надо было понимать, как намёк на то, чтобы Егор не кипятился. Мужик пошёл дальше, выводок девушек потянулся за ним. Последние, хихикнув, отдали на армейский манер честь Егору и Савве, а одна мекнула овцой и жеманно попрощалась:

— До свидания, праведники!

— Уели нас с тобой, Егор, — усмехнулся Савва. — В Москве, кстати, большинство девушек в таком виде разгуливают. Мода, понимаешь.

— Там мода, а здесь — блудницы! — буркнул Егор, всё ещё злясь.

— Не суди и не судим будешь. Каждый человек, слышишь, Егор, каждый сам себе дорожку выбирает. Всех праведниками не сделаешь, Веру-Истину в каждого не вдохнёшь.

Они посидели ещё немного.

— Давай-ка, Егор, иди спать, пока прохладнее стало. Завтра у нас день хлопотливый будет.

Егор понял, что зевает. Он уже поднимался, когда Савва остановил его и, понизив голос, спросил:

— Ты действительно умеешь обращаться с «глушилками»?

— Да. Обучен.

— Хорошо. Это нам может пригодиться. Хотя… лучше бы уж не надо, правда?

Егор пожал плечами. Как тут ответить? Сам же только что и сказал, что у каждого — своя дорожка. И никто не ведает, что на этой дорожке повстречаться может. «Бумеранг» накрылся, так зато теперь «глушилки» есть, есть чем врага встретить.

Савва посмотрел ему в лицо и улыбнулся:

— Воин пустыни… как есть воин. Ты хоть девушке своей, Марине, присмотрел чего-нибудь?

— Нет пока, — смутился Егор и снова сел рядом. — Как-то ничего на глаза не попалось такого… Она ведь тоже воин. Не лак же ей светящийся дарить…

Сказал и сразу представил себе Маринку с голыми ножками и светящимися распущенными волосами. Кхм… а красиво было бы, прости меня, Господь-Аллах! Уж чего-чего, а скроена Маринка на диво ладненько. Когда в кои-то веки в платье и праздничных сапожках щеголяет — просто глазам смотреть больно, чисто ангел небесный!

— Подари-ка ей вот это, — вдруг сказал Савва, и протянул Егору ладонь, на которой лежало колечко. — Вот, смотри, здесь нажимаешь и слушаешь в ларингах песни старинные, русские. Бери! Это ещё от прадедов наших кольцо. Почти антиквариат. Сегодня, пока вас не было, торговец предложил. Я взял. У меня-то два сына, взрослые уже, а жене подарок я отдельно пригляжу.

— Неудобно как-то… — пробормотал Егор, глядя на кольцо.

— Бери. Пусть у вас с Мариной память обо мне останется. Считай, что на свадьбу подарил, а то, кто его знает, куда меня моя дорожка выведет. Ну, давай, дрыхни. А я тут подежурю.

Засыпал Егор под тихую песню кольца. Надел его на палец, включил, усталую голову на рюкзак свой положил и слушал… слушал…

И совсем уж страшное, жуткое, — со словами, как из глухой дозорной ночи, — как будто не будет уже никогда ясного рассвета, а только смерть лютая, неминуемая…

Собрались в этот раз быстро. Пока собирались, Егор попросил Зию несколько зарядов к подствольнику для Маринки купить. Гоша-солдат и ещё пара мужиков с Лилькой и Ромкой-джи буквально бегом-бегом по фургонам пробежались, гостинцев набрать. Ромке-джи особо ничего не надо было, у него теперь всё есть, даже калаш трофейный и к нему «родной» шлем! Дядько Саша расщедрился. Всё равно, говорит, трофеев неплохо взяли, держи, не буду жмотиться. Теперь в дозоре ты — боец полностью экипированный. Шлем-то с ночным зрением! Да и система целенаведения работает. Не то, что большинство шлемов в Городе — старые, барахлящие давно. У муллы-батюшки, да у дядько Саши самые лучшие, да!