— А-а! Сука! — заметно обрадовался "провокатор". — Первый день здесь, а уже свои порядки нам качаешь? В табло давно не получал?

— Давно! — не стал спорить с ним землянин. — Но порядков своих я никому не навязываю! Просто не люблю, когда на меня громко кричат, особенно — не по делу!

— И что ты сделаешь мне? Убьешь, как тех трех ублюдков? Они тоже кричали на тебя?

— Нет, они хотели меня изнасиловать! — негромко произнес Сашка. — А говорили они тихо. Намного тише, чем ты сейчас!

Я не хочу устраивать потасовки в первый же день! Тем паче — с тобой! Ты мне плохого пока ничего не сделал! Если тебе мешают мои ноги, я их уберу в сторону!

Только кричать на меня не смей, хорошо?

Заключенный стрельнул глазами куда-то в сторону, ничего не ответил, отвел глаза, шагнул вперед….

— И все-таки, куда я могу, наконец, бросить свои кости? — Александр спросил об этом у дневального намеренно громко, так, чтобы этот его вопрос слышали как можно больше заключенных. Торос уже коснулся горизонта, а "проблема кровати" все еще была не решена….

— Иди вот туда, в дальний угол! — приказал ему осужденный, уловив некий знак, данный ему кем-то из заключенных. — К Старшим! Они определят тебе твое место!

"В каком смысле — моё место"? — хотелось спросить "отмороженному", однако обстановка была такова, что любое слово, сказанное невпопад, могло сильно навредить его будущему бытованию в этой "банке".

Сашка поискал глазами того, кто подавал тайные знаки дневальному; не нашел. Он двинул плечами, словно раздвигая невидимые заросли, шагнул вперед, примерно придерживаясь направления, подсказанного ему заключенным.

Идти пришлось довольно долго — до противоположного края барака.

Старшими оказались шестеро крепких "разнокалиберных" мужиков, в обычной "арестантской" хламиде, которая ничем их не выделяла среди прочих осужденных.

Единственное, что у старших было общего — это их взор. Если здесь, в Годо, существовало такое понятие, как "волчий взгляд", то оно вполне соответствовало выражению лиц "Старших".

Старшие сидели на длинной лавке, поодаль от длинного же стола. Сидели, пристально смотрели на Заречнева, и молчали.

Сашка не дошел до "теневого правительства" барака номер двенадцать шагов шесть или семь, остановился. Он без страха посмотрел поочередно в глаза всем шестерым, спросил:

— Так это вы меня от смерти спасли?

— В каком смысле? — голос у спросившего был низкий, с хрипотцой.

— В лагерном лазарете меня кормили очень хорошо, можно сказать — как на убой. Санитар сказал, что это приказ Старших…

— Может быть — и на убой! — задумчиво ответил другой заключенный с "волчьим" взглядом. — Все будет зависеть от того, как ты себя здесь поставишь, и как будешь себя вести!

Старший замолчал, очевидно, ожидая расспросов. Однако Сашка не издал ни звука, тщательно всматриваясь в непроницаемые лица главарей сообщества осужденных. Он почему-то решил для себя, что любой его вопрос может только навредить ему. Человек, который спрашивает о чем-то, тем самым частично признает свою некомпетентность; показывает, публично признает свою уязвимость….

— Молчишь! — процедил один из старших. — Ни о чем не спрашиваешь! Ты или полный идиот, или очень умный!

— Не знаю! — ответил "второгодник". — Не мне судить о моих умственных способностях. Со стороны, как говориться, виднее. А молчу я…. Молчу я потому, что мне от вас ничего не нужно! Я хочу только знать, где именно находится кровать, на которой я могу расположить свое бренное тело!

Барак взорвался от смеха.

Луженые глотки заключенных грохотали так, что казалось — еще секунда, и металлические стены барака сложатся, как карточный домик, погребут под собой всю тысячу заключенных.

— А ты с юморком, как я погляжу! — чуть более доброжелательнее, чем минуту назад, сказал один из старших. — Юмор — это хорошо! Юмор помогает всем нам выжить!

— А я думаю, что он не шутил! — подал голос другой из старших. В "банке" мгновенно повисла мертвая тишина. — Ему действительно ничего от нас не нужно! Я думаю, этот человек не понимает, куда он попал, кто — вы, и кто — мы!

В помещении стало еще тише, хотя Сашке показалось, что тише не может быть уже после первой фразы старшего.

— За такие фразы, как только что ты сказал, мы обычно убиваем сразу, без дополнительных вопросов! — продолжал мужчина. — И если бы ты не был тем человеком, который уничтожил тех троих вертухаев, до завтрашнего утра ты не дожил бы точно!

Мы видим, что в тюрьме ты в первый раз, иначе никогда не позволил бы себе тех глупостей, которых ты тут только что наворотил! Поэтому…. Поэтому мы тебе один раз объясним те правила, по которым мы все здесь живем! Но только один раз! Понял?

— Понял! И что это за правила?

— Наши правила — это некий кодекс поведения, понятия, которых мы все придерживаемся. Как правило — добровольно.

Во-первых, кровать.

В этом бараке — тысяча человек. У каждого — своя жизнь, свой характер, свой срок. Мы все оказались здесь не по своей воле. Нас сюда привезли и удерживают здесь насильно.

"Охраняют", с оружием.

При такой скученности не самых мягких людей конфликты неизбежны. Мы, в меру своих скромных возможностей, стараемся отрегулировать процессы, происходящие в этом бараке, но, увы… Наши возможности ограничены.

По нашим понятиям, кровать — это то место, где человек чувствует себя в относительной безопасности, пока он отдыхает. Люди, работающие вместе, как правило, вместе и живут! Их кровати находятся рядом! Это удобно…. И это относительно безопасно. Если ты работаешь в какой-то бригаде на добыче минералов, ты ценный кадр, твоя бригада в обиду тебя не даст. Если же ты одиночка — злой, колючий человек, обозленный на весь мир, тебе здесь долго не выжить!

— Как попасть в бригаду? Вы направляете?

— Нет! В бригаду можно попасть только одним способом — тебя должны в неё пригласить!

— И как это происходит?

— Так же, как и везде. Тебе будет назначено что-то вроде испытательного срока. За это время ты должен себя как-то проявить, показать свою истинную сущность…. Ребята оценят тебя….

— Это — долго?

— Когда — как! Все будет зависеть только от тебя самого! Впрочем…. Для ускорения процесса адаптации к новым условиям ты пройдешь через несколько испытаний.

— Каких?

— Это пока секрет! Иногда нужно, чтобы человек не знал, что его экзаменуют. А пока…. Расскажи нам о себе! Кто ты такой, откуда, за что осужден, на какой срок! Только коротко!

— Меня зовут Александр Заречнев. Я родился и вырос на Земле — это один из Карантинных Миров. В возрасте двадцати лет был кем-то изъят с планеты, с неизвестной мне целью. Служил в Звездной Академии… Когда у меня закончился срок службы, я ушел из Академии. Меня повязали в какой-то ферме, впаяли срок за дезертирство! Мужик в коричнево мундире сказал, что — пожизненное! Я не знаю, за что меня осудили! Я не совершал никаких преступлений! Я ни в чём не виноват!

Брак снова взорвался смехом, еще более громким, чем в первый раз.

Старший поднял руку. Смех прекратился.

— Вот что, клоун! — сказал один из старших, вытирая слезы. — На сегодня, пожалуй, достаточно! Ну, ты рассмешил, так рассмешил! Мы тут все ни в чем не виноватые!

Заключенные снова захохотали.

— Ну, кто возьмет на стажировку к себе этого юмориста?

— Я! — раздался откуда-то из-за спин молодой голос.

— Ты? Красавчик, зачем тебе это надо?

— Не знаю! Но сдается мне, что мы с ним — земляки! Как там Дита? — спросил у Сашки из-за спин заключенных все тот же голос.

— Да как Дита? — пробурчал Заречнев. — Как всегда! Зверствует!

— Правильный ответ! — повеселел парень. Он вышел вперед, Сашка смог его, наконец, увидеть. Старший не покривил душой, назвав молодого человека красавчиком. Заключенный — обитатель самой страшной тюрьмы Тороса был хорош собой; он был сложен, как Бог.