Фили тихо сидел в клети в темном углу, оставаясь незамеченным…

временные рамки немного смещены, прошу это простить. У нас АУ, а Кольца в этом мире нет

Новый хозяин оказался не таким уж и плохим…

Хотя и хуже чем господин Торин и госпожа Дис.

Но все же гораздо лучше, чем мыловары…

Первую ночь у нового хозяина Фили провел в клетке. Клетка была достаточно большой, чтобы можно было спать на ее дне, свернувшись в клубочек. Так было даже теплее. Жестко, да… и доски дна у клети были грязными. Видно, что в ней держали раньше птиц… Не кровать, на которой Фили спал целых семь дней в доме гномов. Жалко, что новая одежка испачкалась…

И все же…

Фили был тогда так измучен, что и не заметил как заснул, после того как из дома ушел новый хозяин со своими гостями. Господин Арес вернулся только утром. Хлопок дверью вырвал мальчика из тягостного, мутного сна, который был ужасно тягучим и в тоже время пустым. Фили даже почувствовал облегчение, когда открыл глаза. Несмотря на то, что перед глазами оказались прутья клетки. Ноги хозяина прошли мимо.

Фили тихонько сел в клетке, проводив его глазами. Мужчина прошел к широкой лавке у стены, застеленной матрасом, одеялом и где лежала подушка. Подошел к лавке и завалился на нее, как есть в сапогах, в одежде… а через какое то время негромко захрапел. Он спал.

Мальчик сидел в клетке, подтянув коленки к груди и обхватив их ручонками. На душе у него было тоскливо. Страх куда-то ушел, оставив после себя горестное послевкусие. И какое-то безразличие. Которое очень скоро было вытеснено просто ужасной вещью.

Фили очень-очень захотелось… но он сидел в клетке, запертый. А хозяин, этот человек, спал. Фили точно знал, что он будет очень зол, если его разбудить. Но также мальчик очень ясно осознавал, что новый хозяин его может убить за такие дела. Но писать хотелось до невозможности… но надо было терпеть. Мальчик уткнулся в коленки лицом, временами всхлипывая, чувствуя, что скоро не выдержит, и тогда…

Даже думать было страшно, как его побьет этот человек.

Фили не мог удержать слез. Он закрыл ладошкой рот, чтобы не издать даже звука, и только плечи его подрагивали от молчаливого плача. Мальчик не мог сказать, как долго он так просидел, плача, раздираемый страхом и желанием пописать… в конце концов он настолько погрузился в эти чувства, что не услышал, как проснулся хозяин.

— Эй, ты чего скулишь? — хмуро спросил голос человека.

Мальчик, глотая слезы, поднял несчастные голубые глаза на мужчину.

— Господин… пожалуйста! Простите… я очень-очень хочу… я больше не могу…

Мужчина озадачено нахмурился, а потом понял все.

— А-а-а… ясно.

Он открыл клетку и вытащил мальчика, подтолкнул к дверям. Мужчина вывел его во двор.

— Давай, делай свои дела… напрудил бы в доме, я бы тебя убил просто. Ну, чего застыл?

Мальчик поспешно потянул завязочки на штанишках…

А потом они вернулись в дом, и Фили молча, не дожидаясь приказаний, подошел к клетке. Нерешительно замер, и обернулся, бросил робкий, вопрошающий взгляд на дунадана. Будто молча задавая вопрос — «залезать»?

Мужчина хмыкнул одобрительно, сел на лавку у окна и поманил его пальцем.

Фили подошел.

— Что? Понравилось спать в клетке? — насмешливо спросил Арес.

Мальчик стоял перед ним, опустив голову, боязливо теребя шнурок-поясок на рубашке. Сказать? Нет, ему не понравилось. Вон, пятно пониже колена от сухой птичьей какашки, а еще в клетке пахло… но…

Человек подарил ему несильный подзатыльник.

— Спрашивают, отвечай! Понравилось, спрашиваю?

— Нет, — тихонько отвечал мальчик, не подымая глаз.

— Что же, ты кажешься сообразительным, на удивление. Проверим, насколько, — прищурился человек, и тут же задал вопрос: — Как тебя зовут?

— Фили…

Хлоп! Мальчик пошатнулся, и схватился за щеку.

— Не верно. Как тебя зовут? — вкрадчиво спросил мужчина.

Мальчик съежился. Эту «игру» он очень хорошо знал. Старшие сыновья мыловара частенько любили его помучить…

«Кто ты?» — спрашивали они.

И если Фили медлил, то получал пинок или тумак. В эти мгновения ему больше всего хотелось исчезнуть. Лишь бы это издевательство прекратилось. А они не отставали от него, пока мальчик, глотая слезы, не начинал говорить:

— Недомерок, урод, грязнокровка, выблюдок, шлюхин сын…

И много чего еще.

Каждый раз после «игры», Фили мечтал умереть…

— Урод… — еле слышно шепчет мальчик, и, через миг, падает на колени от еще одной пощечины.

Все внутри мальчика застыло, перекрутило в тугой комок, от чего дышать было даже трудно. Крупная дрожь пробежала по телу мальчика, а на лице вспыхнул красным след от удара. Пальцы мужчины сомкнулись на плече ребенка, потянули вверх, вздергивая на ноги. Арес заставил Фили поднять голову, до боли сжав пальцами его подбородок.

— Теплее, но не верно, — мягко, и даже одобрительно, сказал Арес. — Ты умный мальчик. Я задам другой вопрос. Я не хочу вновь бить тебя… чтобы купить вещь, я должен заплатить деньги. Я заплатил деньги за тебя, значит ты моя…?

— … вещь… — эхом отзывается Фили, и его вновь передергивает дрожь.

— Умница, — хвалит его мужчина. — Значит, кто я?

— Хозяин…

— Правильно, очень хорошо. Ты моя вещь, а я твой хозяин. Ты должен делать ВСЕ что я скажу. Будешь послушным, я не стану тебя бить. Но чтобы ты не забыл, мне придется в тебя это вбить. Так поступают все, покупая рабов.

Арес сдернул с пояса ремень, и это движение, до боли знакомое Фили, яснее слов дали понять, что его ждет.

— Не надо! Пожалуйста!

Арес перехватил ручонки мальчика, швырнул на колено, и задрал рубашонку…

Фили трясло. Он лежал на колене человека, вцепившись ручонками в ткань его штанов, зажмурившись, и беззвучно плача, ожидая оглушающий болью удар… но прошел миг, прошел другой… Крепкие руки подхватили его под мышками, и усадили на другое колено. Широкая ладонь легла на макушку и странно ласково провела по волосам. И эта нехитрая ласка, пробила Фили насквозь такой болью, что он завыл, захлебываясь слезами, а мужчина прижал его к себе.

— Ну же… тихо. Успокойся, — ворчливо проговорил Арес, прижимая его к себе. — Переплатил я мыловару, за твою шкурку… Чем он тебя бил? У тебя вся спина в рубцах. Да не буду я тебя драть, успокойся!

Но кажется он слишком перегнул палку. Фили захлебывался слезами, выплескивая весь страх, что пережил за последние сутки. Будто поступок мужчины, разрушил плотину, за которой бушевали чувства. Мальчик все плакал и плакал, пока мужчина силой не заставил его что-то глотнуть из фляги. От этого пойла во фляге Фили задохнулся. Будто жидкий огонь протек по горлу в его живот. Он судорожно вздохнул, хватанул воздуха… в голове зашумело… и перед глазами встала темнота.

Он пришел в себя от мокрой тряпки, что терла его лицо. Он лежал на лавке у стены, а человек сидел рядом.

— Очнулся? — спросил его мужчина.

— Не бейте меня… пожалуйста… — дрожащим голоском прошептал мальчик.

— Будешь послушным, бить не стану. Тебя кажись и так перебили…

И он действительно не стал бить Фили. С тех пор он вообще даже не ударил его ни разу. Только окрикивал, одергивал… а так не бил. Работать не заставлял. Так, сапоги почистить, посуду помыть… сам поест, а остатки Фили доедает. Что бы не ел господин, а в его тарелке всегда оставалось достаточно, чтобы мальчик утолили голод. На косточках оставалось достаточно хрящей, корки хлеба были с мягким мякишем…

У мыловаров Фили и такого частенько не видел. Хлеб, сырые овощи, кусок хлеба в день, а полмиски каши, или пара печеных картошек с молоком за лакомство почиталось. Когда курам зерно запаривали, можно было горсть в рот сунуть незаметно. Пожуешь, и вязко-сладковатая кашица, приятно теплая, голод перебивает. И, как ни странно, старшие мальчишки мыловаров, хоть издевались над ним, и дразнили как дворового пса (в чьей будке Фили иногда ночевал, спасаясь от холода зимой), а все же иногда, то яблоко кинут, то огрызок горбушки от пирога сунут. А девочка Олья один раз пряником поделилась… хотя потом досталось ей от матери так, что больше она так не рисковала.