— Прошу прощения, уважаемый, — начал было сухо Торин, но старик махнул на него рукой.

— Чего ты-то извиняешься? — проворчал старик. — Не ты яблоню ломал поди! Нечего!

— Я знаю, — согласился Торин. — Кили, я жду твоих извинений.

— Извините… я не думал… я больше не буду! — со всхлипами, выговорил, не подымая глазенок, Кили.

Старик покачал головой.

— Ишь ты… не будет! Безобразник! Такой хороший мальчик, а отца позорит! Дурное это дело, в чужие дворы лазить! Яблоню с дружками зачем ломал? Али я б не угостил, если бы вы пришли и попросили? Дожили, гном и ворует!

Кили стоял низко опустив голову. Так ужасно он себя никогда не чувствовал.

— Я больше не будууу!!! — разревелся он вновь.

— Ну-ну, развел водянку! — добродушно проворчал старик. — Верю я тебе, верю! А отца больше не позорь! Вы-то его сильно не ругайте, что с дитё взять? Все такими были…

— Не буду, — согласился Торин, которому чем дальше, тем сильнее нравился этот старик. — Спасибо вам, что не держите зла. Прошу, возьмите эти монеты за эту дурную шалость…

— Иии… даже не думай! — замахал старик рукой, отступая. — Ишь чего выдумал! Не возьму! И не думай!

И калитка захлопнулась под ворчание старика.

Торин невольно усмехнулся. Почему таких людей так мало?

А крыша в доме старика совсем худая…

Ничего, подумаем…

— Идем домой, Кили…

— Дядя, я больше не буду…честно-честно…

— Верю, но я надеюсь ты запомнишь этот урок, — вздохнул Торин.

Ну, что взять с мальчишки?

Когда Торин и Кили подошли в сумерках к крылечку своего домишки, то на ступеньках встретили Фили. Мальчик встревожено смотрел на них.

— Фили? А где был ты? — напряженно спросил Торин.

— Я был с Ори, — ответил мальчик. — Он показал мне руны… можно я буду с ним дружить?

— То есть с Кили ты яблоки не воровал? — уточнил гном.

— Нет! — замотал головой Фили. — Я говорил, что яблоки воровать плохо, и Ори говорил, но Кили и остальные нас не послушали…

— Что же, это радует, — с облегчением сказал Торин.

— Вы накажете Кили? — с испугом спросил мальчик. — Пожалуйста, не надо! Он больше не будет!

Фили понимал насколько глупо звучит его просьба. Когда это взрослые слушали его просьбы? И если Кили решили побить, то побьют все одно… но Фили очень этого не хотелось. Не хотелось думать, что Торин такой же как мыловары… и если его разозлить…

— Пожалуйста… — прошептал он, опустив плечи.

Торин задумчиво посмотрел на него, на Кили и мягко улыбнулся.

— Если ты просишь, я не стану его наказывать… а теперь пойдемте в дом.

— Бомбур, просыпайся! Сегодня самый знаменательный день в нашей жизни! У Бианки день рождения… БОМБУР!

— Хррх! — всхрапнули в ответ с кровати.

— О, валар… И этому мужчине я отдала лучшие годы своей жизни… — печально вздохнула пухлая хоббитянка, с укором смотря на своего — даже не думающего просыпаться, — мужа.

Сокрушенно покачав головой, миссис Камелия Тук, а именно так звали достопочтенную хоббитянку, направилась к дверям спальни.

— В конце концов, — пробормотала она сердито, застегивая последнюю пуговичку на рукаве платья, — он бы только мешался… от мужчин никакого толку в действительно важных делах…

Дверь спаленки хлопнула, и холмик на кровати, укрытый одеялом, размеренно и плавно то подымающийся, то опускающийся под раскатистый храп, затих. Из-под одеяла вынырнула голова щекастого рыжего хоббита с небольшими бакенбардами, что, по правде говоря, было довольно удивительно для небольшого народца. Рыжий хоббит, Бомбур Перегрин Тук, довольно посмотрел на дверь спальни.

Бомбур Перегрин Тук, а он был весьма здравомыслящим хоббитом, больше всего в жизни ценил спокойствие и вкусную еду. А еще он был довольно умным мужчиной и никогда не спорил с женой. Если жена что-то хотела сделать, значит, она могла это сделать, и он не станет ей мешать. Женщина всегда знает, как правильнее… даже если мужчина думает иначе. Сие правило его не раз выручало.

Вторым правилом в семейной жизни было — не перечить жене. И не надо думать, что мистер Бомбур Тук был под пятой своей дражайшей половины! О, нет, совершенно точно нет! Но он был за мир в доме… а то от скандалов и похудеть можно!

— Пошевеливайтесь! Живо! — донесся до уважаемого хоббита голос его супруги. — Сегодня все должно быть И-ДЕ-АЛЬ-НО!

Хоббит хмыкнул и достал из-под кровати большую тарелку пирожков с мясом, укрытых белоснежной салфеткой. Закусив ими, он вновь укрылся под одеялом. Можно было еще немного поспать… если уж все должно быть идеально… а к праздничному столу его уж точно разбудят…

— Каков подлец… каков мерзавец! — Лобелия Саквиль-Бэггинс, а вернее уже просто Бэггинс, шипя сквозь зубы, штурмовала пони.

Многочисленные юбки с кружевными оборочками данному делу весьма мешали. Бедное животное (и это не вновь-мисс-Бэггинс) нервно дергало ушами на очередное шипение и поползновение на свою спину. Наконец, пыхтя и отдуваясь, хоббитянка вползла в седло пони. Аккуратно, насколько это было возможно, расправила юбки, вернула на место выбившийся из прически локон и решительно раскрыла желтый зонтик над своей головой.

— Пошел! Но! — скомандовала мисс Лобелия Бэггинс, и пони послушно, чуть испуганно прижимая уши, потрусил прочь от норы по узкой дороге поселения хоббитов.

Хоббиты, соседи и дальние родственники, полные недоумения, провожали ее вслед потрясенными взорами. И было отчего! ЛОБЕЛИЯ БЭГГИНС-БЫВШАЯ-САКВИЛЬ ВЕРХОМ НА ПОНИ КУДА-ТО ОТПРАВИЛАСЬ!

И при этом весьма разборчиво шипела под нос:

— Каков подлец… каков мерзавец!

И кого конкретно она имела в виду было совершенно не понятно!

А Лобелия знай себе ехала прочь от родного Хоббитона верхом на пони, держа над собой ярко-желтый зонтик.

— Роза, — веско сказал Двалин, проникновенно смотря на Торина. — Ты подаришь ей розу.

— Да, розу, — подтвердил его друг, придирчиво рассматривая вышеназванную «розу».

— Кованую розу, — придирчиво заметил Двалин, не понимая выбора подарка. — На кой?!

В ответ друг только плечами пожал.

— Мне сказали, что для девушки-хоббита нет лучше подарка, чем розы.

— Так может, эта… настоящую надо? — усомнился справедливо побратим.

— Нет, сказали любую.

Двалин вновь подозрительно уставился на розу в руках Торина.

— Ну, не знаю… по-моему, эт перебор…

— Сказали подарить розы, значит, подарю розу… думаю, эта нескольких живых стоит, — резонно отвечал Торин и аккуратно уложил кованую розу на синюю подушечку в шкатулке.

— Эт точно, — согласился Двалин. — Хочу посмотреть, как ты ее дарить станешь.

— Тебя не приглашали.

— А когда это меня останавливало? И я не оставлю тебя одного с этими странными хоббитами!

Торин насмешливо посмотрел на него.

— Ты боишься, что меня «обидят» хоббиты? — с улыбкой спросил он.

Двалин важно кивнул.

— Самый страшный зверь… хомяк.

Торин только хмыкнул на это. Переубеждать Двалина было делом гиблым. Если уж тот что втемяшил в голову… легче было смириться.

На день рождения Бианки Бэггинс они отправились вдвоем.

— Милли! Какая же ты красивая!

Бофур смотрел на нее восхищенными глазами и улыбался, сияя как солнечный луч. Девушке всегда было удивительно это — темноглазый, с черными кудряшками и смуглый лицом… но стоило ему улыбнуться… и Милли пропадала.

Он был самый удивительный, самый милый, самый невозможный, самый… самый-самый.

Значит ли это, что она влюблена? Что любит его?

Милли смущенно опустила глаза… и сама себе ответила «да».

— Мне кажется я буду лишней на празднике… — тихо сказала она.

— Что ты такое говоришь! Конечно, нет! — тут же горячо заверил ее Бофур, подхватывая под ручку. — Вот увидишь, ты всем понравишься! И главное, тёте!