А в голове крутилась мысль, что ему, Торину, язык мало оторвать…

— Эй, трактирщик! — громко окликнул хозяина Нэд-мыловар. — Еще стопочку!

Трактирщик косо посмотрел на уже полупьяного клиента, что одну за другой «приговорил» уже стопок шесть.

— Три медяка, — спокойно отвечал хозяин трактира, — и будет тебе «стопочка».

— Какой же ты скварыга, Лир! — посетовал сокрушенно мыловар. — Три медяка… это аж три куска мыла!

И в возмущении потряс в воздухе тремя пальцами.

Трактирщик криво усмехнулся.

— И кто из нас скварыга? Шел бы домой, Нэд!

— Домой он всегда успеет, — вдруг произнес из угла, сидящий там мужчина.

Высокий, темноволосый, сероглазый… в одежде темных тонов, в длинном плаще с медной фибулой-застежкой он неспешно встал и важно подошел к стойке, хлопнув по плечу мыловара.

— Ты лучше налей нам, хозяин, своего славного грога. Я хочу угостить этого славного человека!

Трактирщик хмыкнул, но оценив вид мужчины — до странности похожего на бродяг-дунадан, — молча налил грог в две деревянные кружки. Мыловар радостно сграбастал одну из них и тут же присосался. Недобродяга — дунаданы никогда не могли похвастать приличным видом, — с легкой улыбкой взял вторую кружку и, негромко попросив еще кувшинчик крепленного вина с закусью, выложил на стол пару сернетов*.

— Друг мой, — обратился он к мыловару, уже почти опустошившему кружку, — присоединяйся ко мне! Отметим наше знакомство. Скука пить одному!

Нэд-мыловар охотно закивал головой, рассчитывая славно погулять за денежки этого щедрого незнакомца. Отметить знакомство? О, со всей охотой! И ему было совершенно наплевать на имя этого незнакомца, которое тот, так и не произнес. Через пару минут они сидели за столиком в темном углу и мужчина щедро подливал мыловару пойло.

— Как насчет пары золотых наркалов? — вдруг сказал мужчина. — Хочешь заработать, Нэд?

— Кто ж не хочет! — хмыкнул тот и глаза его жадно блеснули.

Мужчина кивнул, вновь подливая ему вина из кувшина.

— Я так и думал. Слышал я, у тебя мальчонка один есть… полукровка, слух ходит. Ведь правда?

— Ну, есть! — булькнул мыловар. — Чтоб его, дармоеда! Мать моя, покойница, в дом его притащила. Мол, шалава-роханка у врат померла. Померла и померла, так она щенка этой шлюшки в дом притащила! Жалко-о, мол! Дитё! Ык!

— Шлюшки, говоришь?

— А то как же! Ублюдок-то мелкий, уж это… семнадцать годов, во! А он не растет. Чуть выше колена… недомерок… Так только нелюдь растет… так что мать его шлюхой была! Перед гномами явно ноги раздвигала! Ты… это… плесни еще!

— М-да, доброе у тебя сердце, Нэд-старина, — проговорил мужчина, качнув головой, и подлил еще винца из кувшина. — Чужого выблюдка растить-кормить!

Мыловар сокрушенно закивал. Ох, да! Он добрый!

— Но однако же ты глуп, — вдруг резко уронил мужчина, и презрительно-снисходительно усмехнулся. Мыловар аж поперхнулся от такой неожиданности.

— Я бы уж давно смог выжать из щенка кучу монет, а он у тебя верно только жрал все эти годы, — жестко продолжил незнакомец.

— Да что с этого щенка…

— Вот именно, Нэд. Ты никогда не выжмешь с него и золотого, а я ему живо применение найду. Так зачем он тебе? Деньги

тратить на него любишь? А ведь мог бы на эти деньжата, как сыр в масле кататься… Вот что, Нэд… давай-ка с тобой сделку заключим. Я у тебя щенка забираю, а ты получаешь… десяток золотых.

От таких слов мыловар аж почти протрезвел.

— Десять? — каркнул он, и в голове его что-то щелкнуло… это ж налоги все уплатить можно, с долгами рассчитаться, да еще и останется!

Мужчина холодно улыбнулся и лениво достал с кошеля на поясе золотой наркал. Повертел меж пальцев… мыловар нервно сглотнул. Перед глазами встала горсть золота… за ублюдка-недомерка! Да он бы мать-дуру, что гниет в могиле, бы за эти деньжищи продал!

— Ну, так как тебе сделка? — оскалился незнакомец напротив.

Мыловар быстро закивал.

— Тогда подымай свой зад и пошли, — велел высокомерно мужчина, бросив монету ему чуть ли не в лицо.

Но тот поймал и подскочил с места, ошалевший и ничего не соображающий от привалившего счастья. Незнакомец и мыловар быстро покинули трактир. Довольно скоро они добрались до дома Нэда, причем мужчина ехал на лошади, а мыловар добрался на своих двоих. Как только они оказались во внутреннем дворе, у дома мыловара, тот заорал:

— Ублюдок, а ну живо иди сюда!

Жена его, опасливо рассматривая всадника рядом с Нэдом, оттерла мыльные руки о фартук, и спросила:

— Ты чего орешь?

— Заткнись, женщина! Ублюдок, а ну живо иди сюда! — вновь рявкнул мыловар.

Жена его, стоящая у корыта со стиркой, закатила глаза долу и вздохнула устало.

— Чего ты на сына-то так? Ну, окосел мальчишка после хворобы…

— Да я недомерка зову! Где этот твареныш?! — огрызнулся мыловар.

Жена его растерянно моргнула, и пробормотала:

— Так нет его…

— Как нет? — задохнулся мыловар, и кучка золота перед его глазами стала таять. — Где он?! Отвечай, дура!

Нэд аж взвигнул в конце, а всадник так впился в женщину глазами, что та испуганно отступила.

— Так я его… гному отдала… еще седьмицу… назад…

Нэд от таких вестей аж протрезвел окончательно.

— Как… отдала? Ты что, сдурела?! — взвыл он, хватаясь за голову.

— Он пять золотых дал! — перепугано стала оправдаться его жена. — Пять! Я же тебе рубаху новую справила, детям обувку…

— Ой, дура… — застонал Нэд, и кучка золота окончательно растаяла перед внутренним взором. — Десять наркалов!

— Та-а-к… — протянул всадник, хищно прищурившись. — Говоришь, ты его гному отдала, женщина?

Та закивала, косясь на мужа, что злобно сверкал на нее глазами.

— А какому гному? Как он выглядел?

— Темноволосый такой…

— А звали его как? — допытывался всадник.

— Да не знаю я!

— Ясно, — кисло выплюнул всадник, поворачивая коня. За стремя тут же ухватился мыловар, взвывший дурнилой:

— Господин, я вам его из под земли достану! За шкирку притащу!

Мужчина задумчиво склонил голову, что-то прикидывая…

— Мальчишка сильно на гномят похож? — спросил он медленно.

— Ага, ага! — закивал Нэд.

— Рискованно… перепутать легко… знаешь улицу, на которой гномы засели?

Мыловар вновь затряс головой.

— Тогда ты еще можешь получить золотишко.

Кили зло сопел и шел не оглядываясь. Мама разрешила пойти поиграть с Гимли, который наконец-то выздоровел. Всю седьмицу Кили вынуждено просидел в доме. Мама боялась, что он подцепит заразу, как Гимли. И не одна она боялась. Большинство детей сидело в домах, под внимательным оком матерей. Но наконец Гимли и малыш Ори с парочкой других детей выздоровели и взрослые решили, что опасность для всех миновала.

Потому только сегодня Кили разрешили погулять, пойти поиграть с Гимли и другими ребятами… но навязали Вонючку!

Злость так и распирала Кили. Он терпел… ЭТОГО… целую седьмицу! Молчал, когда тот трогал его игрушки, когда мама давала ему вкусные куски пирога и гладила по голове… Кили терпел. Просто старательно отводил взгляд, делал вид, что его нет, не разговаривал с ним и хотя был вынужден делиться игрушками, с ним самим Кили не играл. Дядя и мама по счастью были слишком заняты, чтобы заметить это, а то бы они опять стали ругаться.

Но вот теперь, когда он, Кили, наконец-то смог вырваться на улицу, его заставили взять с собой… ЭТОГО!

— Я не хочу с тобой играть! — выпалил он, оборачиваясь к Фили, что шел за ним молча. — Ты… да ты! Из-за тебя со мной никто играть не будет! Зачем тебя только притащили!

Фили стоял перед ним, опустив голову, как-то съежившись. И это почему-то еще сильнее распалило Кили.

— Ты для них игрушка! Понял?! ИГРУШКА! Ты им надоешь, и они тебя выкинут! Думаешь, они тебя любят?! — прошипел Кили, чувствуя, что его начинает трясти от ярости. Как он ненавидел этого желтоволосого! — ЭТО МОЙ ДЯДЯ! И МОЯ МАМА! ЭТО МЕНЯ ОНИ ЛЮБЯТ! А тебя они выбросят!