— Истинный враг — Центавр!

— С которым мы сейчас в тупике! Они захватывают наши земли, мы их возвращаем; мы завоевываем их колонии, они их снова отбирают… но какой ценой? Сколько ещё наших людей должно погибнуть в этой глупой войне, когда нас ожидает другая, более великая?

Кха'Мак улыбнулся, что было недобрым знаком.

— Очень немногие, — заявил он, — Военачальник Г'Стен составил план… план, который приведёт нас не просто к победе, а к захвату всей республики Центавр… начиная с их родной планеты. Что вы скажете теперь, уважаемые советник?

Ответила На'Тот.

— Я скажу, что вы, советник, и военачальник Г'Стен будете с интересом выслушаны.

В комнате царила мягкая, приятная тишина. Человек, у многих вызывавший ужас и отвращение, сидел в кресле, сложив руки на коленях. На его лице — выражение нежности. Он наблюдал за женщиной, расчёсывающей длинные светлые волосы. Почти целый год она была вынуждена соблюдать армейские нормы и сейчас наслаждалась возможностью делать с волосами всё, что угодно.

Альфред Бестер заговорил, и в его словах звучала такая страсть, горечь потери, и возбуждение… что каждый услышавший их и не знающий Бестера не сомневался бы, что сказаны они были влюблённым.

— Я скучал по тебе. Я скучал по тебе так сильно.

Талия Стоунер, урождённая Винтерс, нежно улыбнулась и повернулась к нему.

— Я тоже скучала. Это было… не очень хорошее время.

— Могу себе представить, — ответил он. Последние девять месяцев Талия была тайным агентом на борту флагманского корабля Правительства Сопротивления — Вавилона. Её миссия закончилась успешно и была одной из важнейших в планах Бестера и Г'Кара по отсрочке нападения землян на Минбар.

Но цена… Так долго быть одной. На Вавилоне были другие, менее важные агенты, но никто из них не был телепатом. Талия была абсолютно одна среди нормалов, которые не должны были знать правды. И вынуждена была оставаться в одиночестве. В таком абсолютном одиночестве, которое могут себе представить очень немногие.

— Но я вернулась, — в её голосе звучала преувеличенная бодрость. — Так хорошо быть дома. С тобой, Альфред… И с остальными. Как они? Мэри?

— Доктор Киркиш. Да. — Слабое раздражение прозвучало в голосе Бестера. Он не мог отрицать, что Мэри Киркиш была высококвалифицированным специалистом в области археологии, исследователем и архивистом, и к тому же она играла важную роль в операциях: здесь в Приюте, и у Г'Кара. Но она была нормалом и так же отличалась от самого Бестера и Талии, как свеча отличается от звезды.

— Она… в порядке. Я буду тебе очень признателен, дорогая, если ты не будешь сообщать ей о своём возращении. Она связана с молодым командором Корвином из экипажа Шеридана. Ни Шеридан, ни Корвин не чувствуют себя уютно в моей компании. Я им не вполне доверяю. Возможно, это паранойя, но…

— Ты, конечно, не подозреваешь Мери ни в чём дурном? Она с нами уже не один год!

— Нет! Нет… безусловно. Это просто… — Он улыбнулся. — Просто… я буду тебе очень благодарен. Дай влюблённому почувствовать себя немного счастливым.

— Только немного счастливым? — спросила Талия, передразнивая. Она улыбалась.

— Большее счастье могло бы вместить в себя весь мир, любимая.

— Очаровательно. — Её голос дрогнул. — Как… как Эбби?

— Хорошо. Очень хорошо. Её таланты ещё не проявили себя, конечно. Но это случится. Ты будешь гордиться. — И тише, — Я знаю.

— Мне бы хотелось чаще видеться с ней. Я очень скучаю.

— Так должно быть, любимая. Ты сама знаешь. Мы… у нас есть обязанности. У всех. И наши дети… у них такие же обязанности, как и у нас.

Она кивнула.

— Я знаю. Я только хотела бы… — Она вздохнула. — Иногда мне хочется, чтобы это было проще.

— Простая жизнь надоела бы тебе до слёз уже через неделю, любимая.

— Верно. Но мне никогда не придется скучать, пока ты здесь, Эл.

— Если бы только… — прошептал он, — Если бы только жизнь была такой мирной, такой простой, такой…

— Нормальной?

Он фыркнул.

— Да. Что такое мирная жизнь, если ты не нормал? Мы — особые дети, соль жизни. Пусть нормалы живут в мире и покое. Мы… мы же получим весь мир. — Он остановился на мгновение. — Я получил предложение недавно. Два, если быть точным. И не уверен, которое принять… если я, конечно, могу принять какое-либо.

Талия кивнула. Она присутствовала при одном из этих предложений, хотя сделавший его и не подозревал об этом.

— Насколько глубоко ты предан Г'Кару? — спросила она задумчиво.

— Глубоко? Не очень. Мы успешно сотрудничали на протяжении последних непростых лет, но сейчас… Возможно, он теперь нуждается во мне больше, чем я в нем. И я не позволю использовать моих людей в его войне против Теней как пушечное мясо.

— А сами Тени?

— Могу ли я положиться на них? Могу ли я доверять им?

— Что насчет другого предложения?

— Уэллс. Я не уверен в нём. В нём… сила и тьма. — Бестер сделал паузу. — Послушай меня… окажем нормалам доверие, которого они, конечно же, не заслуживают. Я могу играть ими друг против друга, любимая. Однажды я разработал целый план, а потом… — Он пожал плечами. — Мысли для другого дня. Я снова с тобой, и я не могу желать ничего большего.

Бестер поднялся на ноги и подошёл к ней. Своей здоровой рукой он притронулся к её щеке. Он редко испытывал сожаление по поводу беспомощности своей руки, но сейчас было именно так. Иметь возможность провести ладонями по её лицу, обеими, а не одной… С этим проклятьем он жил уже долгие годы, но никак не мог по настоящему смириться.

К тому же, природа, — какой бы жестокой и не постоянной она ни была, — не оставила его без некоторой… компенсации.

Его разум мягко притронулся к её. Она приняла его.

— Я скучал по тебе, — тихо сказал Бестер. И… ещё тише — Я люблю тебя.

— Лондо Моллари, я просто не могу жить так! Бегать туда-сюда, опасаясь императорских слуг, действовать как обычный уголовник… и сейчас я вынуждена сидеть в этой бесплодной, богом забытой дыре… Лондо, ты даже не слушаешь меня, не так ли?

— Да, Тимов… Я слушаю. Просто я только что обнаружил, что из сказанного тобою, мало чего я не слышал раньше. Думаешь, мне нравится эта беготня? Но, по крайней мере, мы можем здесь хоть немного отдохнуть.

— Здесь? О, Лондо, неужели наши метания закончились?

— Рано или поздно, — заметил мрачным тоном лорд-генерал Марраго, — мы вынуждены будем остановиться и оказать сопротивление. Какие бы силы при Дворе не убили императора, преследовать будут тебя, Лондо. Если бы они не считали, что ты представляешь угрозу, разве бы стали они обвинять тебя в преступлении?

— Возможно, для удобства, — пробормотал Лондо, мрачнея. Он хорошо знал, что его незаслуженное обвинение в убийстве императора Рифы не было простым совпадением. Он также знал, кто был виновен в этом преступлении, и кто стоял — по всей вероятности — за всем, что случилось наПриме Центавра за последние годы.

Просто он не мог признаться себе, что это был его старый друг.

— В конце концов, мы можем остаться здесь хотя бы не надолго, — сказал четвертый участник их маленькой группы изгоев. Леньер, минбарский поэт и в последнее время — один из лучших друзей Лондо. Они многое пережили вдвоем.

— Этот… лорд Дугари… Можем ли мы положиться на него?

— Я всегда верил, что да, — сказал Марраго.

— У него всегда была эта заслуживающая сочувствия вещь — совесть, — заметила Тимов. — Мой дорогой слабоумный муж оказал Дугари значительную помощь несколько лет назад. Пришла пора расплачиваться.

Лондо не сказал ничего. Он всегда считал Дугари человеком чести, которому можно будет доверять до самой смерти. Но то же самое он думал и о Малачи.

— Целини находится довольно далеко от столицы, — задумчиво сказал Марраго. — Мы будем здесь в безопасности некоторое время. Но если мы собираемся нанести ответный удар, нам необходима помощь, союзники.