Глава XIX

На следующее утро Помпей принес три письма и, по обыкновению, передал их Дженни. Одно из них было адресовано отцу, другое ей самой, а третье графу Окбурну. – Эти оба письма для тебя? – Спросил отец, прочтя свое.

– Нет, папа, одно мне, а другое лорду Окбурну. Но почему оно попало сюда, я не понимаю.

– Лорду Окбурну? – Спросил отец, взяв письмо. – Да, оно для него. «Многоуважаемому графу Окбурну Седер-Лоджу, в Монзикюль, Венок-Сюд» – вот адрес, который написан на конверте, – сказал капитан, – вероятно он приедет сюда, что будет очень мило с его стороны.

– Иначе нечего предположить, – сказала Дженни.

– Для меня это будет великая честь. Но какой черт затащит его сюда? Разве только приедет для перемены воздуха?

– Я не думаю, папа, чтобы он приехал надолго, тем более, что у нас нет для него удобного помещения.

– Если он приедет, то должен довольствоваться всем тем, что есть у меня. Милорд, скажу я ему, Франк Шесней бедный человек и поэтому не может дать вам того комфорта, каким вы пользуетесь дома. Мы поместим его рядом со мной, так как это самая удобная комната.

– Он в Лондоне или в Шесней-Локсе? – Спросила Люси.

– Месяц тому назад он вернулся в Шесней – Локс и, думаю, что поселился теперь там. Впрочем я понял в чем дело, – добавил капитан, – он, по всей вероятности, идет на один день в Большой Венок и, решив остановиться у меня, велел все письма пересылать к нам. Но посмотри, Дженни, какая марка?

– Пембюри, – громко прочла она. – Это почтовая контора, кажется, находится очень близко от резиденции графа Окбурна в Шесней-Локсе.

– Я думаю, что граф снова скоро женится, – начал капитан. Вот бы тебе, Лора, понравиться ему и тогда ты будешь графиней Окбурн, – проговорил он это своей дочери, конечно, в насмешку, так как он был не в состоянии выдать замуж ни одну из своих дочерей.

Лора между тем, понурив голову, задумчиво сидела за завтраком. Услыхав от отца такой совет, она как бы сконфузилась и покраснела. Капитан же хохотал от души, воображая, что его случайная острота сильно затронула ее самолюбие, и что она воображала себя уже графиней Окбурн. Но она покраснела совсем не потому и, по правде сказать, была далеко от этой мысли.

– Я надеюсь, папа, что вы меня освободите от уроков сегодня, благодаря, конечно, приезду лорда Окбурна, – сказала Люси.

– Дождись по крайней мере его приезда, сказал капитан, – и тогда уже хлопочи о свободе, а пока еще рано, мой мышонок, – добавил он.

– Разве у тебя болит голова? – Спросил капитан, обратясь к Лоре.

– Нет, папа, – ответила она, покраснев еще более.

– Ты почему-то очень тиха и кажешься такой мрачной.

– Дженни, – добавил он, вставая из-за стола, – пожалуйста, приготовь хороший бульон для графа.

– Хорошо, папа, – сказала Дженни, которой приезд лорда был далеко не приятен в виду предстоящих расходов.

Позавтракав, капитан прошел к себе в кабинет, Лора в свою комнату, а Дженни осталась в столовой читать письмо.

– Ты читаешь письмо? – Спросил капитан, войдя к ней, оно от… – тут капитан замялся и не продолжал больше.

– Это письмо из Пмисирию, – сказала Дженни. И действительно, письмо это было от кредитора, который убедительно просил ее выслать ему деньги. Затем дав урок Люси, она прошла в комнату Лоры, которая, схватив себя за голову, лежала на постели лицом в подушку. Открытие, сделанное Дженни накануне, ужасно беспокоило и мучило ее. Со своим прямодушным и честным характером она принимала все выходки своей сестры если не за преступление, то, по крайней мере, за непростительные ошибки. Чем все это кончится, думала она. Лорино же положение было тоже незавидным, хотя во всем она сама была виновницей, но что было делать, думала она, бежать – это слишком постыдно, остаться и заглушить в себе любовь к Карлтону для нее было невозможно. Раздумывая таким образом, она всю ночь не сомкнула глаз.

– Лора, – сказала Дженни, сев возле нее, – это не может так продолжаться.

Лора вскочила с постели, никак не ожидая видеть перед собою Дженни.

– Я почему-то сегодня устала, – сказала она в свое оправдание.

– Я тебе говорю, Лора, прекратить эти тайные свидания с Карлтоном. Я тебя положительно не узнаю. Что с тобой случилось?

– Кто тебе сказал, что я назначаю тайные свидания.

– Лора, ложь не сглаживает дурных поступков. Ты всякий вечер уходишь в сад, чтобы видеть его. Прошлую ночь я сама видела, как ты, с закрытым лицом возвращалась домой. Я не хочу, друг мой, говорить с тобой строго, но скажи мне только одно, что могло заставить тебя настолько забыться. Я умоляю тебя бросить все это для ограждения твоей же чести, – продолжала она, – я уверена, что этот Карлтон не сделает тебя счастливой даже при самых лучших условиях жизни.

– Странно только то, что вы так настроены против него,

– с живостью возразила Лора.

– Ничего нет странного, Лора. Ты мне скажи только, какова будет у вас развязка после таких отношений.

– Карлтон говорит со мной о свадьбе. Через несколько времени, когда ваши предубеждения рассеются…

– Не заблуждайся, Лора. Знай, что какой-то внутренний голос говорит мне, что человек этот – твое несчастье.

– Прежде чем сделать такое заключение, надо хорошо знать человека; если сопротивление с вашей стороны увеличится, если вы будете продолжать так же упорно отстаивать свое мнение, мне придется, да, мне придется покинуть ваш дом и тайно обвенчаться.

– Лора, ты не думаешь, что говоришь. Никогда не повторяй этого. Взвесь то, что сказала, и тогда сама вникнешь во все твои нелепые надежды. Именем твоей покойной матери умоляю тебя не держать в голове таких ужасных мыслей – бежать из дому и втихомолку обвенчаться! Знай только, что при таком браке вы не можете быть счастливыми.

Лора, закрыв лицо руками, нервно зарыдала.

В ней в эту минуту происходила борьба между страстью и благоразумием и она не знала, что победит.

Кого должна была она слушать? Своего отца, своих друзей, или того, кого она страстно и безумно любила.

– Оставь все это с сегодняшнего дня, исполни долг в отношении всех нас и себя. Не назначай свиданий, ведь это неприлично, – сказала Дженни, поцеловав ее.

Решив, что Лору необходимо было оставить одну, чтобы она могла выплакаться наедине и затем обдумать все, Дженни вышла из ее комнаты и, идя по лестнице, услыхала громкий крик.

Юдио, услыхав его тоже, вышла из кухни, чтобы узнать причину.

– Что случилось? – Воскликнула Дженни

– Люси! Это Люси! – Отчаянно кричал капитан, – она упала на окно гостиной. Поди к ней скорей, может быть она расшиблась. Дженни бросилась в гостиную, где на ковре, возле окна, выходившего в сад, лежала Люси. Люси торопливо бежала навстречу отцу, поскользнулась и, падая, попала руками в окно, в котором вышибла два стекла и ими порезала себе руки.

Ее подняли, положили в кресло и послали за доктором, только уже нс за Карлтоном, а за Джоном Греем. К счастью, тот проезжал мимо, и Юдио, увидев его, выбежала на улицу и, к счастью, успела остановить его. Доктор, осмотрев руку, промыл ее и остановил кровь. Это заняло не больше десяти минут и Люси плакала скорее от страха, нежели от боли. «Разве я умру? Разве я умру?» – Спрашивала Люси, сердце которой сильно билось.

– Да нет же. Зачем нам, таким молодым, умирать, – успокаивал ее доктор.

– Я слышала, как говорили, что я умру, потому что это очень опасно: у меня перерезана вена.

– Опасно-то опасно, но у вас совсем не то, милая барышня, держите вашу руку покойнее, это самое важное. Смотрите, – сказал Джон Грей, – засучивая свой рукав, видите вы этот шрам?

– Да, вижу, а что?

– Ну, так видите ли, когда я был еще моложе вас, я так же упал и стаканом перерезал себе вену, следовательно случай этот был еще важнее и то, как видите, все зажило, остался один только шрам.

– Я теперь успокоилась и даже нисколько не боюсь, – сказала Люси. – Навестите ли вы меня еще раз, доктор, – спросила она.

– Непременно заеду к вам после обеда, милая моя пациентка. А теперь позвольте пожелать вам всего хорошего. Смотрите, держите, руку прямее и покойнее.

– Я думаю, что сегодня можно не заниматься? – Сказала Дженни.

Непременно освободите барышню от уроков, – отвечал мистер Грей. – Сегодня лечение – завтра уроки, добавил он.

– Все пройдет благополучно, капитан, – сказал доктор.

– Очень вам благодарен. Я вижу в вас настоящего джентльмена и человека, которого следует уважать. Я сожалею только об одном…

– О чем же? – Что обратился с первого раза не к вам, а к этому Карлтону. Я его видеть не могу, он не посмеет больше переступить порога дома моего. Он не достоин не только быть принятым в порядочном доме, но даже и зашнуровать ваши башмаки. Джон Грей засмеялся этому сравнению и, поговорив кое о чем, уехал.

Капитан сам проводил доктора до передней, где прощаясь с ним, крепко пожал ему руку, чем доказал ему свою симпатию.

Вечером почтарь снова принес письмо на имя графа Окбурна, но капитана в это время не было дома, так как он еще после обеда поехал в город, встречать омнибус из Большого Венока.

Вскоре пришел мистер Джон Грей, сел с Дженни к столу и, заметив на нем письмо, адресованное на имя Окбурна, спросила: «Вы знали графа?»

– Да, – ответила Дженни, – ведь он нам родственник.

– Значит вы можете мне сообщить что-нибудь новое про графа?

– Мы сегодня весь день ждали его и вот до сих пор он не приехал.

– Вы ждали его сегодня весь день? – С удивлением повторил мистер Грей. – Напрасно ждете его, он не может приехать, так как он очень болен и вряд ли останется жить.

– Что же с ним? Он в Шесней-Локсе? – Спросила она.

– Да, он там болен тифом, в этом я уверен. Третьего дня я был в пятнадцати верстах от Шесней-Локса, где должен был встретиться с одним доктором, вместо которого я видел его друга, он-то и сообщил мне, что граф болен тифом и поэтому доктор не мог приехать ко мне.

– Но, мистер Грей, если граф умрет, то зачем ему пишут сюда письма? – Спросила Люси.