Глава V

На следующий день Юдио вышла из дому, чтобы купить некоторые необходимые вещи для своей госпожи, и проходя Пиккадили, встретила Стефена Грея, теперь доктора Грея. Оба остановились удивленные и обрадованные. Как приятно встретить знакомое лицо земляка, каково бы ни было его общественное положение.

– Как, Юдио, вы ли это, или ваша тень? Какой попутный ветер привел вас в Лондон?

Это был все тот же сердечный, открытый старик. Он с радостью пожимал руки Юдио. Если в Венок-Сюде был кто-нибудь, веривший в невинность Стефена и несправедливость общества по отношению к нему, то это без сомнения была Юдио Форд.

– Леди Дженни вчера получила телеграмму, сударь, – ответила она. – Граф был при смерти. Мы прибыли в Лондон вчера после обеда, и он умер вечером в одиннадцать часов.

– Я слышал о его смерти сегодня утром. Вероятно, подагра.

– Подагра в груди, кажется, сударь; но он вчера уже совсем не страдал и умер спокойно, как ребенок.

– В последнее время он действительно не страдал, – сказал доктор. А молодой граф – здоровый ребенок?

Ему всего четыре дня? Смерть и рождение, Юдио; один является, чтобы занять место другою.

– Это закон природы, сударь, – рассудительно заметила Юдио, – что касается здоровья новорожденного, я ничего не могу сказать, потому что еще не видела его. В доме говорят, что он родился вполне здоровым, а это главное. Леди Лора тоже прибыла в Портленд-Плас, но уж не застала своего отца в живых.

– Почему же, если леди Дженни сумела приехать вовремя?

– Леди Лора была в гостях в Пембюри. Миледи писала ей, думая, что она дома, но заехав за нею, чтобы вместе поехать на железную дорогу, мы застали только г. Карлтона, который говорил с леди Дженни. Это было вчера в первый раз после их свадьбы, когда она находилась с ним лицо к лицу.

– Как дела Карлтона? – Спросил доктор. Как я слышал, ему везет.

– Я думаю, хорошо, – ответила Юдио. – А г-н Грей и его помощник, г-н Лисетт имеют клиентов больше, чем могут обслужить.

– А Фредерик с Карлтоном все еще ссорятся? – И, задав этот вопрос, он сердечно засмеялся.

– Нет, насколько мне известно, сударь. Я полагаю, что каждый из них избегает друга друга; они друг друга не любят. Он так мил, молодой Фредерик! Когда я его видела в последний раз, он сказал мне, что скоро надеется быть в Лондоне.

– Да, он теперь скоро будет здесь. Но для него лучше оставаться еще некоторое время в Венок-Сюде, где он занимается серьезнее, чем при мне.

– А позвольте сударь, мне задать вам вопрос, довольны ли вы здесь вашими делами?

– Больше, чем доволен, Юдио. Спустя только некоторое время после моего приезда в Лондон, я уже зарабатывал больше, чем в Венок-Сюде; так, что если ваш друг Карлтон хотел погубить меня, удалив из Венок-Сюда, он ошибся в расчетах.

Доктор говорил шутя, потому что он ни против кого не носил злобы в душе, даже против Карлтона, но Юдио приняла его слова всерьез.

– Карлтон не мой друг, сударь, напротив! Когда вы приедете в Венок-Сюд, мистер Стефен?

– Что вы, Юдио! С какой стати вы называете меня «мистер Стефен!» – Сказал, смеясь доктор. – Я теперь великий человек и я на вас пожалуюсь за фамильярность. Разве вы не знаете, что я известный доктор Грей.

– Но когда вы приедете, – скажите мне.

– Быть может, никогда, – ответил он с серьезной нотой в голосе. – Венок-Сюд не очень дружелюбно обошелся со мною, чтобы у меня появилось желание возвратиться туда. Если бы когда-нибудь могла разъясниться тайна этого отравленного лекарства! Помните, что я вам говорю, Юдио, это откроется рано или поздно, и моя невиновность станет ясной, тогда я возвращусь туда!

Юдио задумалась – она не раз спрашивала себя, будет ли эта тайна когда-нибудь разъяснена. И полагала, что в один прекрасный день это должно случиться и некоторым образом боялась этого дня.

– Вы будете у меня в доме, не правда ли, Юдио, если уж вы в Лондоне. Мистрис Грей будет очень рада увидеть старую знакомую.

– Спасибо, сударь, благодарю за честь, – сказала Юдио, – я с величайшей радостью засвидетельствую мое почтение мистрис Грей; хорошо ли подействовал на нее лондонский климат?

– Боюсь, что не совсем хорошо; но здоровье ее было не лучше в Венок-Сюде. Здоровье ее очень слабо, вы знаете. Ей надо оставаться там, где ей живется спокойно. Ах, Юдио, если бы можно было в этом мире найти утолок, где бы все больные могли восстановить свое здоровье! Что это была бы за находка!

Он пошел, смеясь; Юдио остановила его.

– Прошу прощения, сударь, но я не знаю вашего адреса.

– Ах, Боже мой, правда. Я все думаю, – сказал он весело, – что всякий должен знать, где живет известный доктор Грей. Вот, Юдио, моя карточка: Севиль-Ро. Постарайтесь найти время и дорогу.

Когда Юдио возвратилась домой, в Портленд-Плас, она застала весь дом в движении. Леди Окбурн только что поблагодарила своего доктора Джемса за его услугу.

Она приняла это решение, как привыкла поступать всегда, – спокойно, с достоинством, но твердо.

Доктор Джемс лишил ее возможности в последний раз видеть своего мужа, и она не могла больше встречаться с ним лицом к лицу без боли.

Лучше было значит расстаться. Хотя доктор Джемс и настаивал на том, что он действовал так ввиду нездоровья миледи, миледи ответила, что она в этом ни на минуту не сомневается, но чего она не может ни забыть, ни простить, эго способа, который он употребил для достижения своей цели. По ее мнению доктор Джемс должен был сказать ей всю правду о состоянии мужа и затем просить ее быть благоразумной.

Результатом разговора было удаление доктора Джемса, обеспокоившее сиделку и Дженни. Если прошедшая ночь и не имела еще дурных последствий для леди Окбурн, она все-таки не настолько еще поправилась, чтобы обойтись без помощи доктора, – она сама признавала это. Но она лично не знала другого доктора в Лондоне, сказала она Дженни, а с другой стороны она неохотно воспользуется услугами чужого врача. Они вместе искали возможность решения этой дилеммы, когда вошла Юдио.

– Ах, миледи, – воскликнула она с живостью, если бы графиня хотела обратиться к г-ну Стефену Грею! Он так надежен, такой знающий доктор! Невозможно, чтобы он не понравился.

И, рассказывая о своей недавней встрече, она передала Дженни карточку доктора, которую та передала графине.

– Позвольте, мне послать за ним, леди Окбурн, – сказала Дженни, – Мне кажется, что вам необходимо иметь около себя доктора и я согласна с Юдио, что Вы наверное будете довольны доктором Греем.

Леди Окбурн согласилась. Стефен Грей, который знал и даже лечил капитана Шеснея, не был чужд этому дому; за ним послали. Так возникла дружба между Греем и леди Окбурн; впоследствии она привела к важным обстоятельствам.

По странному совпадению, вдовствующая графиня Окбурн отдала Богу душу, через день после смерти графа. Она была больна в течение двух недель, хотя ее болезнь не внушала опасения немедленной катастрофы. Однако, как только она узнала о смерти своего племянника, она вдруг почувствовала себя плохо и умерла в три часа пополудни.

Леди Дженни, узнав о ее болезни, поспешила отправиться к ней в Кенсингтон и нашла ее еще в живых, но уже без сознания и не в состоянии говорить.

Один из обычных посетителей дома сделал страшно оскорбительное, неприличное замечание, что весьма естественно тетке и племяннику умереть вместе, чтобы на том свете так же ссориться, как они ссорились при жизни.

Решено было, что похороны будут в одно время и в одном месте, на одном из больших лондонских кладбищ. Окбурны имели свой склеп в Шесней Локсе, но старый моряк непременно приказал сделать свои похороны по возможности менее роскошными.

Перенесение тела его в Шесней Локс причинило бы слишком много неудобств, – но зачем, он также спокойно будет почивать во всяком другом месте, – говорил он спокойно, – итак, пусть его кладут в землю самым скромным образом, на ближайшем клабдище!

Душеприказчики вдовствовавшей графини сочли нужным принять эту простоту и в отношении ее похорон. Таким образом решили похоронить их вместе.

Дженни и Лора оставили Лондон, только когда все было кончено. Они хотели остаться в доме в Портленд-Пласе, пока там оставалось тело их отца. Но теперь, когда они помирились с его вдовой, не было необходимости спешить с отъездом.

Лора, увлекающаяся во всех поступках своих, почувствовала к графине сильную привязанность. Она объявила Дженни, что никогда еще не встречала женщины более достойной, а мне, прибавила она наивно, будет очень удобно останавливаться у нее, будучи в Лондоне. Дженни, со своей стороны, хотя ею руководили, не материальные интересы, охотно признала, что графиня с каждым днем более выигрывает в ее глазах.

«Она исполнила свою обязанность в отношении Люси, – сказала ей наедине мисс Сноф, – и никогда мать более не беспокоилась о здоровье своего дитяти, чем это делала она. В первую минуту я решила не оставаться здесь больше, но когда увидела ее доброту, ее милые ласки, которыми она дарила всех нас, я решила, что глупо было бы с моей стороны уехать. Она бы сама всецело занялась воспитанием Люси, но этому помешал граф. Я не удивлюсь, если она теперь захочет исполнить свое намерение».

Сестры занялись своими траурными костюмами. Костюм Дженни был приличный, подходящий для леди, хотя скромный. Лора, наоборот, не могла найти ничего достаточно шикарного. Сестра ее решилась сделать ей несколько замечаний по поводу расходов, но ей ответили только пожиманием плеч.

– Я уверена, что отец не забыл меня, – сказала Лора, – мне кажется, я вправе тратить то, что принадлежит мне! – И, обратившись к графине, она прибавила, – не правда ли, ведь отец, наверное, оставил мне часть своего состояния?

Вопрос был очень странен. Быть может, Лора, предлагая его, не была уверена, что желание ее исполнено? Однако леди Окбурн не могла сказать ей ничего положительного. Ей было неизвестно содержание завещания ее мужа; кажется, он сделал какое-то завещание несколько дней тому назад, потому что незадолго до рождения ее сына, он выразил ей желание устроить свои дела, сообразуясь с новыми осложнениями их семейной жизни, но содержание завещания ей неизвестно.