Внутренняя борьба утомила Сигурда и, поужинав, он завалился на кровать. Руна помыла посуду и улеглась рядом.

Подремав пару часов, он проснулся на удивление бодрым. Впечатления дня отодвинулись в прошлое. Сигурду даже начало казаться, что он всегда был таким вот охотником-умником, хотя он и догадывался, что в будущем еще не раз его ждут эти внутренние столкновения противоположностей. Но если относиться философски и с достаточной долей терпения, думал он, то рано или поздно все уляжется.

Он сходил в ванную, тщательно выбрил лицо, шею, руки и грудь, потратив на это упаковку лезвий. Сигурд внимательно себя осмотрел. Синяки на удивление быстро рассасывались: на туловище уже не осталось и следа от позавчерашних побоев, а под глазом была лишь тонкая желтоватая полоска.

«Хорошее тело, хорошая регенерация, — сказал себе он. — Я человек разумный. Контролировать себя буду. Все отлично. Рано или поздно я стану вождем албов».

Из большого флакона он налил на ладонь одеколон «Лето» и, растерев его, прошелся по щекам и шее. Посвежевший, вышел к Руне. Она сидела на кровати, обложившись газетами.

— Ищу, сама не знаю что, — призналась она. — В той реальности, где Федерация живет, терракотеры себя никак не проявляют. Сиг, послушай, — она внимательно посмотрела на него, — а что, если нам прямо сейчас взять и уйти из города?

— Нет, — сказал он. — Прямо сейчас нельзя. Мы должны быть здесь. Учиться надо. Пожалуйста, купи мне завтра несколько школьных тетрадок.

Несмотря на уговоры Руны остаться в квартире, вечером он пошел на разведку, накинув на себя старый рыбацкий плащ, найденный в кладовке.

Ему хотелось двух вещей — движения и одиночества. Он шел быстрым шагом, а иногда, на темных пустынных улицах, где не были установлены наблюдатели, переходил на бег.

Это было похоже на экскурсию по огромному фантастическому музею.

Город жил привычной жизнью. Он отдыхал после трудового дня. Время близилось к полуночи, и в большинстве окон в домах уже не было света. Одинокие прохожие возвращались с вечерних смен или поздних гостей. Над всем этим возвышались гигантские постаменты, и на их вершинах мрачно копошились терракотеры. В беззвучном движении они поблескивали в свете луны, не спеша вращая головами. Некоторые постаменты были оборудованы площадками, и терракотеры могли перемещаться. На других постаментах они были прилеплены к месту, и их можно было принять за диковинные башни. Была в их силуэтах особая неприятная отрешенность. Еще бы, ведь эти терракотеры следили только за внешним порядком, и едва ли их волновало внутреннее действие постановки, происходящей в городе. Они были словно работники технической службы театра, не имевшие отношения к разыгрываемым спектаклям, но отвечавшие лишь за состояние освещения, отопления и пожарной безопасности в здании.

«Они не попадают на фотоснимки, — озадаченно подумал Сигурд, вспомнив страницы местных газет. — Даже и это как-то предусмотрено. Наука будущего. Чего же они хотят, эти пришельцы?»

Он брел по городу, и всюду было одно и то же: дома, улицы, машины на стоянках и гигантские таинственные «железяки» на фоне беззвездного неба.

И все требовательней, вырастая из двух реальностей — настоящей и фальшивой — вставал перед ним вопрос: «Зачем?» Он выкристаллизовывался из ненависти и страха, распространяясь по всему телу мучительным вибрирующим зудом.

В следующие две недели ничего необыкновенного не случилось. Алгирск жил все той же призрачной жизнью, терракотеры по-прежнему оставались загадкой. Руна ходила на работу, там ей приходилось всеми способами ограждать себя от ухаживаний лейтенанта Коли Басова и придумывать дурацкие истории, чтобы не пустить его к себе в квартиру. На работе Руна не слыхала о попытках разыскать Зуброва, словно ничего и не было. Сигурд в светлое время суток отсиживался дома, зарисовывал терракотеров, составлял планы города, записывал наблюдения, а кроме того готовил ужины, читал газеты, журналы, дремал или смотрел телевизор. Мало-помалу сомневающийся умник внутри него спаялся со своенравным дикарем в единое целое. Сигурда не тянуло рвать на себе волосы, изнывая от жажды мести; он не метался в ужасе от ощущения безысходности. Наоборот, чтобы обрести внутренний покой, он приучился подолгу сидеть в одном положении, погружаясь в себя и сосредотачиваясь, как это делал Мерло Джикер, когда ему нужно было принять серьезное решение.

Дважды в неделю Сигурд брился до пояса (на ноги терпения уже не хватало). Щетина с каждым разом становилась все жестче, а процедура бритья неприятнее, но он напоминал себе, что это временное неудобство. Между тем, уходить из города Сигурд не спешил. Ему все больше нравилось чувствовать себя благоразумным мстителем и борцом за свободу, заброшенным в тыл врага. У него набралось четыре тонкие тетради записок и эскизов: к встрече с албами он готовился, как следует, дабы явиться к ним во всеоружии.

Он подсчитал, что в городе двадцать четыре больших и сто восемь малых терракотеров-наблюдателей. Размеры терракотеров зависели не от важности подконтрольных объектов, а от плотности обитающего в этом месте населения. Имелись четыре маршрута, по которым можно пройти, оставшись вне поля видимости наблюдателей — на всякий случай Сигурд пометил их на плане.

К необычным происшествиям, как то дорожная авария или драка в очереди, терракотеры оставались безучастными — стоя на своих неприступных пьедесталах, они продолжали отрешенно вертеть головами. Он видел терракотеров-пешеходов, колесивших на своих бесшумных дисках, — эти обитали исключительно на периферии города и за городом. Он нашел на южной окраине Алгирска станцию, расположенную невдалеке от линии электропередач: она, видимо, служила для терракотеров-пешеходов пунктом для подзарядки.

Сигурд был уверен: все эти данные впоследствии принесут ему пользу. Если все тщательно проанализировать, можно будет приблизиться к разгадке тайны терракотеров, а то и вычислить местонахождение тех, кому они служат.

Было неясно, откуда терракотеры управляются; общаются ли они между собой; где и кто их ремонтирует; каковы их планы; что будет, если рискнуть и проверить терракотера на прочность — хотя бы камнем; как заправляются терракотеры-наблюдатели — и еще много чего он не знал.

Собрать крупицы всех этих наблюдений, прийти к албам, захватить власть… Сигурд продолжал вынашивать эту идею. Он не забывал, что между бигемами и албами существует кровная вражда, но теперь он вынужден был признать: соперничать вынуждало существование общего врага.

«Кто такие албы?» — написал он в отдельной тетради, которую носил всегда с собой и позднее собирался уничтожить. Он был знаком только с одной представительницей этой расы — Руной. А еще, если верить ей, Мерло Джикер был полукровкой: старик и впрямь отличался от знакомых бигемов — был рассудительнее, спокойнее. Чего стоила одна только его привычка сидеть часами в неподвижной позе с закрытыми глазами!

Но все же ни Мерло, ни Руна, ни ее рассказы не давали Сигурду объективного представления об албах.

В первое время Сигурд был так увлечен своими разведками и обдумыванием, что почти перестал общаться с Руной. После того дня, когда к нему вернулась память, и он стихийно овладел девушкой, оба вели себя сдержанно. Спали в одной постели, но друг к другу не прикасались и даже не вспоминали о том, что с ними случилось.

Со временем с Руной начало что-то происходить: она бывала раздражительной и на вопросы отвечала уклончиво. Как-то раз он попытался серьезно поговорить с ней о Большом Поселении: Руна незаметно ушла от ответа.

Когда он однажды под утро принес ей десять рублей, заработанных на разгрузке вагонов, Руна неожиданно вспылила:

— С ума сошел! Ты здесь что, на всю жизнь собрался остаться?

— Я учусь. — Сигурд положил деньги на стол.

— Хватит учиться! — сказала Руна, и в голосе ее зазвучали незнакомые сварливые нотки. — Мы только теряем время.