Она стала упрекать его в медлительности, уверяла, что ни его ночные рысканья, ни ее прослушивание должностных разговоров ничего нового уже не дадут. В завершение она предложила уйти сразу после Нового года.

— Нет, Руна, — ответил он. — Уходить рано.

Как-то незаметно для себя Сигурд усвоил, что можно обходиться без грубости — всего того, что раньше достигал с ее помощью, легко добиться короткой, уверенной фразой.

— Мы теряем время, — сухо сказала Руна.

Она всякий раз подавляла упрямство, если Сигурд этого хотел, но он не мог не замечать: атмосфера их отношений постепенно накалялась.

Сигурд замечал, что Руна, как и прежде, пыталась на него влиять. У его личности появились новые грани — утончилось и ее искусство. Албианка то дулась на него, то становилась мягкой и шелковой, пользовалась хитрыми уловками, на которые не были способны простодушные женщины бигемов. Но Сигурд стал мудрее и видел ее пещерное плутовство.

— Ты ведь помнишь легенду о Пустых Землях? — спросила она как-то.

— Там, на юге, — сказал Сигурд. — Над ними якобы не летают спутники… раньше я называл их демонами.

— Интересно, — сказала она задумчиво. — Как думаешь, кто-нибудь искал эти земли?

— Наверняка такие находились, — ответил Сигурд.

Он старался быть терпимым. Она хотела выжить и думала о надежном приюте. Она искала жизненное пространство для своего будущего. Может быть, для потомства: как ни крути, она — женщина. И все же он чувствовал: чего-то она недоговаривает.

Однажды выдался вечер, когда Руна показалась ему умиротворенной. Это было за три дня до Нового года. В комнате пахло апельсинами. Сигурд лежал на кровати. Руна украшала букет из еловых веток, который ей на работе подарил Коля. Игрушки были найдены в диване, в двух коробках из-под женских сапог.

— Расскажи о себе, — попросил Сигурд. — Что было до того, как тебя привел Уилл?

Руна повесила на ветку серебристую снегурочку с обшарпанным боком и села в кресло, уютней запахнувшись в свой голубой халат. Перед тем, как заговорить, она с минуту раздумывала.

— Кажется, сто лет прошло, — сказала она. — У меня была мать, два дяди, тетя… А еще — двоюродные братья и сестры.

— А вождь у вас был?

— Дядя Леон. Он был самым старшим. Мы жили на периферии, в неглубокой пещере, в жерле замершего вулкана.

— И чем вы там занимались? Охотились?

— Албы этим очень редко занимаются. Мы растили белковый хлеб.

— У вас что, была своя лаборатория? Вы были вроде ученых?

— Скажешь тоже. Мы жили едва ли не на самой поверхности… Те, кто растят хлеб, они — фермеры, хлебоделы… Правда, еще мы умели варить гибкое стекло для экранов на продажу… хотя, дела шли так себе. Второй мой дядя — он умел собирать компьютеры из деталей, работать с программами… Кое-чему он и остальных научил.

— Значит, ты — фермерша, — Сигурд хмыкнул. — Больно ты образованна для фермерши. Все-таки бигемам до вас далековато еще.

— Не все албы одинаково продвинуты. Есть среди фермеров и невежи. Просто дядя Леон… он большое значение придавал нашему образованию.

— А что, твои родичи — это все, кого ты знала?

— Пару раз приходилось бывать в соседней общине. Там тоже наши родственники жили. Старейшины думали объединиться, да только условия не позволяли. Зато у нас была кое-какая связь, мы даже опытом могли обмениваться. Эти наши соседи кроме того, что хлеб растили, умели делать пневматическое оружие и некоторые электроприборы. Торговали с помощью гонцов — бигемов-наемники. Их полно в местах, где албы живут. Ты ведь слыхал?

Сигурд кивнул.

— Помню, три раза к нам наведывались из объединенной общины. Люди из Большого Поселения. У них там целые лаборатории, даже заводы. Те записи, что ты видел, все они оттуда. Их принес сам Велимир.

— Этот человек приходил к вам? — удивился Сигурд.

— Он жил среди нас.

— Значит, он стал вашим вождем?

— Нет. Но он все равно был великим. Раньше он правил Большим Поселением.

— Говори…

— Велимир… он готовил восстание. Он был очень одарен, ему удалось многого добиться в науке и прийти к власти. Сначала он изобрел особый снаряд, он может разрушить все, что угодно. Но была проблема: этот снаряд нельзя запустить на большое расстояние. Тогда Велимир придумал танк. Он может прокладывать себе дорогу под землей и в глинистом грунте делает до тридцати миль в час, можешь себе представить… Когда-нибудь танки двинут на все известные города терракотеров и уничтожат их.

— Хорошая идея, — согласился Сигурд.

Впрочем, он и без нее понимал, для чего нужны танки, и его давно уже терзало желание поскорее увидеть их своими глазами. Мысль, что вскоре он будет причастен к этому великому движению, горячила его, а жажда мести начинала превращаться во вполне определимую цель.

— Итак он был их вождем…

— У албов эта должность называется верховный правитель… Насколько я знаю, сначала Велимир возглавил работы по производству танков. Собрал вокруг себя надежную группу. Объединил самых влиятельных албов региона: они стали называть себя «повстанцами». Говорят, предложения о сотрудничестве стали поступать даже из-за моря. В производстве понадобились радиоактивные вещества, и их стали доставлять издалека. Правда, из-за наплыва гонцов случались проколы. Вот почему те места терракотеры прочесывают особенно часто. За последние десять лет уничтожены почти все маленькие общины албов-фермеров из тех, что жили в поверхностных пещерах.

— Почему все они не ушли в Большое Поселение? — удивился Сигурд.

— Туда просто так не попопадешь. Они не берут к себе кого попало, а только тех, кто что-нибудь изобрел.

— То есть?

— Ну, хоть что-нибудь полезное. Или, к примеру, тех кто привел с собой бигема.

Тут она покраснела.

«Ага, вот что тебе от меня нужно, хитрая лиса…» — Сигурд скривился в ухмылке: пусть она знает, что он ее раскусил.

— Я думала о нас обоих, — сказала Руна. — А тебе и невдомек, что это было бы разумнее всего?

Руна встала и собиралась снова вернуться к своему занятию. Сигурд остановил ее жестом. Он сел на кровати.

— Эй, тебя пока еще никто не бранит. А теперь соберись и давай все по порядку.

Руна повертела в руках елочный шар в виде идиотически улыбающегося колобка, с обреченным видом положила его обратно в коробку, села на кровать и уставилась на свои ладони.

— Говори все, что тебе известно о повстанцах, — сказал Сигурд.

— Клянусь тебе: я о них толком ничего не знаю. О них всякое болтают. У их есть лаборатории, заводы… они глубоко под землей. Слишком глубоко. Найти вход к ним не просто. Он где-то на дне каньона. Там на подступах всюду камеры: они тебя видят, ты их — нет.

— Ты знаешь кого-то, кто добрался до них?

— Мой брат Серен… ему удалось выплавить сверхпрочное нецарапающееся стекло, это приравнивается к изобретению. Он ушел к ним. Но я не знаю, добрался ли он. Это было незадолго до того, как на нас напали.

— Ерунда получается, — сказал Сигурд. — Это ведь из-за повстанцев фермеры пострадали, разве не так? Значит, повстанцы должны были как-то побеспокоиться о безопасности ваших жилищ.

— Нет, Сиг, это невозможно технически. Мы сами должны отвечать за свою безопасность.

— Надо же! Вот незадача! — хмыкнул Сигурд. — А социальная защищенность? Албы такие разумные, у них высокие технологии. Если танки запросто под землей ходят, почему они не нароют сколько угодно новых пещер?

Руна долго изучила ладони, прежде чем ответить.

— Фермеры гибнут… — сказала она. — Это не особенно смущает повстанцев. Цель оправдывает средство — так они говорят.

— Незадача, — повторил Сигурд. — Тут, в городе, с этим и то получше… Не пойму, зачем же ты мне врала, какие они хорошие.

— Прости, — сказала она.

«Танки… это все, что мне от них нужно, — подумал он. — Это моя личная война — не больше».

Однако ситуация требовала переосмысления. Выходит, повстанцы не так-то просты, а он их с подачи Руны едва ли не идеализировал. Возомнил, что, стоит запомнить позиции терракотеров и кое-как набросать карту (как это делали разведчики в несуществующую гражданскую войну), и албы-борцы примут его в свой круг с распростертыми объятьями. До этого единственную трудность для себя он видел в решении моральной проблемы: как подавить неприязнь к расе албов. Теперь эта неприязнь грозила перерасти в отвращение.