Дальше начинались первые трудности. Поль утверждал, что надо ехать по восточному отрогу холма, — обогнув его справа, можно проползти в нескольких десятках футов над широким оврагом, по дну которого бежал ручей, и выбраться на равнину. Полковник категорически отрицал такой вариант. «Грунт глинистый, — говорил он. — Осядет. Может произойти обвал. Если танк ляжет набок, тогда — сами в курсе…»

Все были в курсе, что случится, если танк ляжет набок: он уже не сможет перевернуться обратно, и единственное, что можно будет сделать — произвести его самоуничтожение.

«Надо бурить холм, — говорил полковник. — Объезда все равно нет. Из всех вариантов, что предлагают тактики, программа выбрала этот». «Сэр, осмелюсь возразить, — возбужденно говорил Поль. — Операцию будет выполнять не машина, а люди. Давайте-ка не будем торопиться, а все как следует обсудим. Приказом по армии разработчиками назначены мы все трое».

Сигурд не придерживался ни чьей стороны. Он просмотрел все предлагаемые версии: объезд был невозможен — повсюду были валуны; бурить холм так же опасно, как и огибать по поверхности отрога. Преодолевать холм под верхним слоем тоже рискованно — можно спровоцировать оползень: южный и восточный склоны рыхлы и сыпучи. В конце концов, решили ехать прямо по оврагу. В мае ручей, как утверждал полковник, уже обильно зарастает очеретом, и, если проехать точно по его каменистому дну, можно оставить минимум следов. Чтобы выехать на маршрут, проходящий под равниной, надо будет сориентироваться на месте: выбрать заводь с топким местом и углубиться.

Последующие пять миль пролегали через равнину. Примерно на середине этого пути начиналась Мертвая Зона. Пребывание на ней вдесятеро увеличивало заработную плату Полю и Сигурду. Особый тариф распространялся и на другие льготы — дополнительное питание, одежда, прана. Об этом не преминул напомнить Лепа, когда на схеме линия маршрута доползла до середины равнины.

Через четыре с половиной часа после выезда с Поселения танки должны были проехать под автодорожной трассой, по которой уже сейчас разъезжали машины, самостоятельно управляемые людьми Федерации.

Прана была психоделиком непредсказуемого действия. Ни в первый раз, когда он попробовал ее после принятия присяги, ни во второй, когда они с Полем отмечали офицерство Сигурда, он не ощутил особой эйфории, зато он видел красочные видения, поразившие его своей реальностью. Они были разные, эти видения: от устрашающих до неправдоподобно красивых. Сегодня он вдруг почувствовал тепло: ласковое, заботливое — оно заполнило последовательно его желудок, грудь, горло и голову. От этого тепла стало неимоверно легко и радостно, а потом вдруг ритмично запульсировал затылок, словно хотел расколоться. Это состояние так быстро и угрожающе усиливалось, что Сигурд стал кричать. Он понял, что глаза его закрыты, а он то ли лежит, то ли снова сидит за банкетным столом. Сообразив, что будет некрасиво, если другие увидят его кричащим, он затих и попытался осознать, в каком положении пребывает его тело, и вдруг его ум прояснился, и на него снизошло откровение: танк должен ехать под ручьем. Эта мысль так обрадовала его, что он, как ему казалось, очнулся от грезы, и рассказал обо всем полковнику, но это ему только мерещилось. Поняв, что к чему, он расслабился (да, полковник говорил, что самое разумное после принятия праны — расслабиться и не сопротивляться тому, что приходит), стал думать о том, что случится с людьми Федерации, если взрыв будет слишком большим.

Ирония судьбы. Мир Федерации в самой своей основе устроен так, чтобы не допускать существования альтернативных миров, да и вообще никакого мировоззренческого разнообразия. Идея нерушимости и мощи внутри, и свободы и равенства снаружи, — вот столпы, на которых топчется этот уродливый полумифический великан: а ведь и в самом деле — он как бы наполовину выглядывает из тумана иллюзии, вторая его половина скрыта от глаз. Он сказочен, этот жуткий мир, но в жизни его обитателей нет места для сказок. И вот настанет время, и два представителя подземных рас, потомки древних народов, заведут моторы своих фантастических боевых машин и двинут к обители сонных людей, чтобы разрушить источник, питающий их больной сон…

…Сигурд очнулся на диване. Поль сидел у него в ногах и дремал, рот его был приоткрыт.

Сигурд огляделся: полковника в зале не было. Осторожно, чтобы не потревожить Поля, Сигурд поднялся, растер лицо руками. Он прошел в свою спальню, упал на кровать. В голове после двойной дозы праны был туман.

«Танк не сможет ехать под ручьем, — сообразил он, — там — плиты… Так говорил полковник». Сигурд припомнил: вместе с ложным озарением, когда к нему пришла эта глупость, он подумал еще кое о чем, и даже хотел задержаться на мысли, но она ускользнула, сменившись явлением призрачного Лепы.

«Что это была за мысль?» — спросил он себя, растирая виски руками. Осталось чувство, что в нем на миг вспыхнуло внезапное подозрение, и что это каким-то образом было связано с танками.

Полежав немного, он посмотрел на часы. Была половина второго. Скоро должны подать обед.

«Чушь, — подумал он. — Я ведь мог бы и вовсе к албам не приходить… Нашел бы бигемов, научил бы их чему-нибудь, а потом провел в город… и устроили бы восстание. Разве вдесятером мы не развалили ту кирпичную будку? Ладно, пускай не совсем так… сперва бы разнюхали про другие города… Теоретически-то ведь мы могли вообще обойтись без албов! Злобный чхарь, почему они сразу не сказали мне об этих кинготах?»

Он встал с кровати и принялся расхаживать взад-вперед, потирая руки. Его немного подташнивало.

«Сколько ненужной ерунды они в меня впихнули, — думал он. — Вся эта зубрежка, гипносон, тренировки, присяга… И эта их гребаная прана… Тьфу! Кошмарный сон, все ненастоящее…»

В самом деле, чем жизнь в Поселении была лучше бестолковой возни кукол в городе?

«Подлая прана, — пробормотал он. — Больше никогда… ни одной капсулы…»

Сколько же можно гнать от себя мысли о тех несчастных, из которых эту гадость производят?

В зале зевнул Поль, и это странным образом немного охладило Сигурда.

Он снова прилег, закрыл глаза и притворился спящим на тот случай, если Поль войдет.

«До штурма еще три месяца, — с тоской подумал он. — За это время можно запросто свихнуться …»

Через неделю они окончили разработку плана. Его проверили тактики и программисты, после этого план согласовали с руководителями операций в других поселениях, и в завершение его утвердил Верховный. Началась отшлифовка этапов: Сигурд и Поль работали на тренажерах. В те промежутки времени, когда танки должны были выныривать на поверхность, у штурмовиков появлялись несколько секунд, чтоб включить связь и перекинуться двумя-тремя фразами для сверки готовности: эти моменты Сигурд с Полем отрабатывали особенно тщательно. Навигаторы подземного движения могли давать погрешность, — Густав с Мариком предупредили, что из-за разности масс танков добиться синхронности будет непросто. В конце концов сверху поступил приказ на танке капитана Дзендзеля навигатор не устанавливать.

Сигурду пришла идея провести испытания на двух одинаковых танках — одним управлять может Поль, другим — любой другой офицер — мало ли опытных танкистов в армии? Он решил заговорить об этом с полковником Лепой. Каким ни разумным казалось предложение, Лепа сразу же его отбросил, заверив, что это невозможно. «Почему? — удивился Сигурд. — Отработать сложные моменты на практике — это логично». «План утвержден, — сухо напомнил Лепа. — Никто не может его изменить».

«Чхарь бы тебя…», — мысленно выругался Сигурд.

С того дня, когда ему повесили погоны капитана, он ни разу не покидал пределы двух одиннадцатых уровней, а высшее руководство о нем словно забыло.

Раз в неделю приходили то ли медики, то ли биологи: они брали у него кровь, мочу и даже кусочки кожи для каких-то исследований, показывая всякий раз документ, подписанный Куртцом и Шмулем. «Какой вам прок от этого? — спрашивал Сигурд. — Я здоров». «Совершенно верно, — отвечали ему. — Однако мы ведь должны знать, как вас лечить, на случай, если заболеете».