Шибздик встал с койки и посмотрел на сетку; со стиснутыми зубами, с руками, вытянутыми по швам, он был похож на ковбоя из вестерна, который вот-вот выстрелит. Шибздик стоял по пояс голый. Его худощавое тело представляло собой сплошные хрящи, узлы и вены. Брови так и ходили туда-сюда — он был взбешен. Призрак-мотоциклист и нацистский череп на плечах приняли устрашающе реальный вид. Наколотый АК-47 имел такой же безумный вид, как и сам Шибздик. Половина автомата все еще вырисовывалась бледно-черным контуром рисунка, другая половина, уже наколотая, горела. По лицу Шибздика бежал пот, взмокшее тело блестело. Он истошно заорал:

— Заткнитесь, мать вашу! Заткнитесь!

— Тихай, бра! — сказал ему Пять-Ноль. — Глана дело — спакойна! — Однако тот его не слышал.

— Заткнитесь, бля! — снова завопил Шибздик. — Не то ща из вас рисовую кашу сделаю, кучка недоделанных Анкл Бенов!

Вопли со всех сторон только усилились. Кто-то выкрикнул:

— Мертвяк, бля!

Все тут же подхватили, скандируя:

— Мертвяк! Мертвяк! Мертвяк!

Шлеп!

Что-то шлепнулось на пол рядом с Конрадом. И разлилось густой и липкой жижей желтоватого цвета. Сразу завоняло мочой и чем-то приторным. Конрад вскочил, пока жижа не растеклась. Сверху, с сетки, свисало нечто зловеще-вязкое — оно постепенно тянулось под собственной тяжестью. Артобстрел! Из соседней камеры! Писука! Одна из придумок заключенных Санта-Риты, скорых на изощренные пакости. Заключенный мочился в пластиковый тюбик из-под шампуня, добавлял в тюбик сироп, припасенный с завтрака, встряхивал все это и завинчивал крышкой. Потом забирался на верхнюю койку и выдавливал отвратительную смесь через ячейки сетки в соседнюю камеру.

Шибздик уставился на жижу, растекшуюся по полу, затем скакнул мимо Конрада. Оказавшись у двери, он с силой ударил по ней пяткой, как какой-то каратист. Именно так заключенные выражали свое недовольство. Шибздик с минуту глядел на дверь и вдруг как забарабанит по ней: бум! бум! бум! бум! бум! бум!

— Э, Симмс! Ну чё там у тя? — крикнул сверху один из охранников. — Какого черта ты там делаешь?

Шибздик даже не поднял голову, он все гипнотизировал дверь:

— Мне надо амфетамин!

Охранник переспросил:

— Чё надо?

— Черт, дай мне амфетамин!

— Слушай, Симмс, да ты в усрачке!

Вокруг засвистели, загоготали. Лицо Шибздика перекосилось от гнева.

— Я сказал, мне надо амфетамин!

Кто-то выкрикнул:

— На кой те амфетамин, мертвяк! Пососи у меня!

Раздался дикий хохот.

Охранник позвал:

— Э, Симмс, слышь? Глянь-ка!

Шибздик задрал голову, а вместе с ним — Конрад и Пять-Ноль, к тому времени вставший с койки. Они увидели охранника, который склонился над перилами и смотрел на них.

— Остынь, Симмс, — сказал охранник. Затем свесил руку через перила, сжал кулак, оттопырив большой палец, и подвигал им туда-сюда, как бы говоря: «Иди подрочи».

Шибздик в ярости взметнул руку, показывая охраннику средний палец. Развернувшись к двери, он с еще большей силой забарабанил: бум! бум! бум! бум! бум! бум! бум! бум! бум!

Охранник крикнул:

— А ну, угомонись, Симмс, на хрен! Я приказываю!

Шибздик заорал:

— Да пошел ты!

И продолжал колотить пяткой по двери. Еще один голос сверху, более низкий:

— Черт тебя побери, Симмс! Прекрати! Хочешь, чтоб к те заглянул Майкл Джексон?

— Ха-а-а ха-ха!.. Га-а-а га-га!.. — дружно заржали наверху.

— Да пошли вы все! — выкрикнул им Шибздик.

— Тихай, Шибздик! — сказал ему Пять-Ноль. — Тихай, бра! Глана дело — спакойна! Майкла Джексона приволочут — тада все!

Но Шибздика было уже не остановить. Охваченный яростью, он бесновался, а улюлюканье со всех сторон лишь распаляло его.

Конрад и Пять-Ноль прижались к противоположной стене камеры, где были раковина и туалет. Вскоре послышалось клацанье дверных задвижек. Только охранники, находившиеся снаружи, могли открывать или закрывать их. Когда заключенного предстояло вывести силой, задвижки всегда закрывали, чтобы другие заключенные ничего не видели. Клацанье становилось все слышнее, а вместе с ним и приглушенные голоса. Шибздик перестал барабанить в дверь. Он уставился на нее, но плечи и локти у него подрагивали. В прорези задвижки показалась пара глаз, и оки низким голосом сказал:

— Вот что, Шибздик. Сейчас я открою дверь, и ты спокойно, без глупостей, выйдешь.

— Да пошел ты! И нечего называть меня Шибздик, я тебе не приятель.

— Ладно, Шибздик там или мистер Симмс… Сейчас я открою дверь, и ты выйдешь тихо-мирно. А нет — станешь у меня мистером Усрачка.

— Да пошел ты!

— Слушай, Шибздик, мне чё, пригласить Майкла Джексона?

Шибздик в ответ метнулся к двери и харкнул в прорезь.

— Черт! Петух позорный! — выругался низкий голос.

Клац — закрылась задвижка. Теперь низкий голос доносился в камеру уже через сетку:

— Ну чё, Шибздик? Мы легких путей не искали, а?

Опустилась тишина. Шибздик, Пять-Ноль и Конрад не сводили глаз с двери. В Санта-Рите двери открывались внутрь камеры, и ручек у них не было, чтобы заключенные не попытались воспрепятствовать охранникам. Во всех камерах стало неестественно тихо. Заключенные не знали, как себя вести. Обычно они вставали на сторону того, кто затевал перепалку с охранниками, особенно когда последние применяли грубую физическую силу. Но Шибздик был шэзэ, который к тому же произнес слово «ниггер». Сверху скрежетали вентиляторы, и доносилось «бу-у-у-бу-бу-бу» саксофониста. Конрад смотрел на черную дверь, не отрываясь.

Дверь резко распахнулась, и в проеме возникла целая команда охранников в серых форменных рубашках с коротким рукавом и в темно-синих брюках. Главный, тот, что стоял впереди, загораживался прозрачным пластиковым щитом и держал биту. Это был оки по имени Арментраут, из всех охранников, дежуривших в блоке, он производил самое сильное впечатление. Короткие рукава его рубашки, явно чересчур укороченные, открывали бугры мышц, которые бывают только у качков, тягающих железки. Арментраут оказался обладателем того самого низкого голоса; он сказал:

— Кончай это дело, Шибздик, давай на выход. Не дури. Будешь вести себя смирно — никто тебя не тронет.

Шибздик, стоявший чуть пригнувшись, отступил назад и вроде бы расслабился. Он как ни в чем не бывало прислонился к стене у койки, скрестив руки на груди. Стоя на одной ноге, другой он опирался о стену.

— Вот и отлично, Шибздик, — похвалил его охранник. — Продолжай в том же духе.

Еще больше согнувшись, Шибздик глянул на охранника исподлобья. Но без явного подозрения — так окидывают взглядом бездомного пса, который трусит себе по своим делам. Несколько секунд противники стояли друг против друга и ничего не предпринимали. За Арментраутом, державшим щит и биту, стоял другой охранник, худощавый и мускулистый оки с резиновой перчаткой на правой руке. Перчатка, натянутая по локоть, была из толстой резины, огромной и уродливой. Конрад вдруг понял: это и есть тот самый «Майкл Джексон», прозванный так из-за одной перчатки — фирменного знака певца. Остальные охранники толпились у входа — камера была слишком тесной.

Арментраут шагнул вперед, закрываясь щитом…

…И вдруг — Конраду показалось, что такая молниеносность не свойственна человеческому существу — Шибздик резко оттолкнулся от стены и ударил пяткой, совсем как по двери. Удар пришелся по краю щита — Арментраута крутануло, и он потерял равновесие. Шибздик прыгнул на него — тот не смог воспользоваться ни щитом, ни битой — и заехал правой рукой по лицу, а левой — по уху. Ошеломленный Арментраут покачнулся, поскользнулся на растекшейся по полу жиже и упал. Из носа у него потекла кровь. Шибздик оседлал Арментраута. Тогда мускулистый охранник метнулся вперед и обхватил левую руку Шибздика своей огромной перчаткой. Шибздик как будто одеревенел; в воздухе запахло горелым мясом. Мышцы на руке и плече Шибздика начали сжиматься в конвульсиях, потом забилось все тело. Глаза закатились, во рту задергался похожий на огромную рыбину язык. Шибздик выглядел как эпилептик во время припадка. Он растянулся на полу и, лежа на спине, дергался в конвульсиях. Голова Шибздика колотилась о металлическую ножку койки. Половина АК-47 сделалась еще рельефнее и полыхала огнем.