- Вы сегодня именинник? - застенчиво обратилась она ко мне после того, как её - с помощью трёхкратного личного примера - всё-таки заставили опустошить "штрафную" до донышка. Несмотря на это (и вопреки напряжённым стараниям присутствующих) разговор всё ещё толком не клеился: каждый из нас то и дело произносил какую-нибудь общую, нейтральную, ни к чему не обязывающую фразу о погоде, моде или окружающем антураже, - но та, несколько минут повисев в воздухе, умирала, так и не успев за свою короткую жизнь принести никому ни пользы, ни вреда. Слово "именинник" в приложении к моей, пусть и фальшивой, дате рождения вывело меня из себя окончательно. Больше всего на свете в этот момент мне хотелось, изящно покачивая бокалом, рассказать почётной гостье всю правду - и полюбоваться на то, как медленно, прихотливо будет меняться выражение робкого козьего лица с неожиданно кошачьими, уже слегка осовелыми после выпитого глазами. Но так рисковать счастьем своего друга и, соответственно, нашим с Еленой счастьем я не мог:

- Да вот, угораздило. Сорок пять - мужик ягодка опять. Кстати - по этому поводу с нетерпением жду подарков от всех присутствующих… Порочестер исподтишка бросил на меня злобно-просящий взгляд. Я подмигнул ему. К общему удивлению, Алла, отставив полупустой бокал, который всё это время держала двумя пальцами за изящную ножку, вдруг наклонилась, расстегнула молнию большой кожаной сумки, брошенной ею к ногам столика, - и после недолгих поисков извлекла оттуда небольшой прямоугольный свёрток:

- Я тут подумала… - нерешительно начала она, - конечно, я Вас совсем не знаю, хотя Слава так много хорошего о Вас рассказывал… Всё никак не могла придумать, что Вам подарить… В общем, я тут решила, может быть, Вам понравится… С этими словами она протянула мне свой подарок, оказавшийся - когда я развернул упаковку… - нет, не книгой, как я сперва неуважительно подумал, а небольшим натюрмортом (холст, масло), оформленным в изящную рамку. Елена, с любопытством заглянув мне через плечо, прицокнула языком. Я, и вправду очень растроганный, отодвинул живопись чуть от себя и, прищурившись, вгляделся. Натюрморт был написан вполне прилично, хотя по набору и расположению изображённых на нём предметов - грушка, виноградик, пышный бордовый цветок вроде пиона - я понял, что подарок был рассчитан на уровень человека с более простыми вкусами.

- Алла художница, - с трепетом объяснил Порочестер, как будто мы и так не знали этого из телепередачи.

- О! - радостно заметила Елена и энергическим жестом указала на меня, как бы говоря: "Вот как хорошо всё складывается - как раз!" А я сразу скис. Я, наконец, вспомнил, где встречал эту милую даму. Когда-то, очень давно, наш курс защищался совместно с их курсом. Мы, правда, шли в паре с Катей Зайцевой, но, так как, понятное дело, мне приходилось часто бывать в их мастерской, то и Аллу эту я тоже видел не раз. И одета-причёсана она тогда была примерно так же, как сейчас. То есть - по моде. В общем, Елена сильно ошибалась, думая, что Алла обрадуется найти во мне собрата по разуму. Ибо я хорошо знал: для выпускника нашего вуза любой, кто отшатнулся в сторону так называемого "актуального искусства" - Иуда, мягко говоря. Имя Кормильца -известного любителя креатива - живой анекдот из одного слова, даром, что истинный хозяин института отнюдь не ректор, а именно этот денежный мешок. А, может быть, именно поэтому… Хочешь, чтобы все дружно рассмеялись - просто произнеси: "Кормилец". А если она узнает, какую херню я каждый месяц восхваляю в толстом журнале-ежемесячнике с хорошей полиграфией, то, пожалуй, мой день рождения будет безнадёжно испорчен. Тем более что, судя по предъявленному натюрморту, все двадцать лет она хранила святую верность привитым в вузе ценностям. Подложить Порочестеру такую свинью я, конечно, не мог. Украдкой взглянув на Елену, я поднёс палец к губам. Та, видимо, расценив этот жест как нежелание сближаться с новоприбывшей, обещающе кивнула. И тут же добавила:

- А у меня тоже ведь есть для тебя подарок! Можно?..

- и убежала в прихожую, где остался её белый клатч. Тем временем Порочестер (уступивший дорогой гостье своё кресло-качалку, а сам скромно пристроившийся на венском стуле - момент красноречивый!) начал соображать, какую страшную ошибку совершил с этим чёртовым "днём рождения". По тому, как он нет-нет, да и взглядывал на меня, было видно, что я, по его мнению, такого подарка совершенно не заслужил.

- Аллочка, а когда у меня будет день рождения, Вы мне картину подарите?.. - жалобно промямлил он. Алла смущённо улыбнулась. (Улыбка у неё была хорошая, добрая и очень доверчивая, и вот тут-то она выгодно отличалась от Лены, на чьём улыбающемся лице всегда было написано: "вредина").

- Вы же Овен по гороскопу, - мягко заметила она. - Это ещё не скоро будет-то… После этих слов, которые можно было трактовать самым невыгодным образом, Порочестер совсем сник. Вернулась Лена, неся с собой свёрточек - чем-то похожий на первый, только поменьше - и, нарочито изящно, по-лисьи двигаясь, пробралась на своё место рядом со мной на розовом диване.

- Я тоже ещё недостаточно хорошо знаю тебя, Андрюха, - начала она, - и тоже долго не могла придумать, что тебе подарить. Тебе ведь, в общем-то, ничего не нужно. Но я тут тоже подумала и решила… может быть, тебе понравится… И решительно протянула мне свёрток. Когда я стал его разворачивать, то первое, что увидел - был твёрдый уголок, и на долю секунды изумился, неужели и Лена тоже, независимо от Аллы, решила преподнести мне картину. Но, развернув бумагу полностью, ахнул. Это была крохотная икона - потемневшая и поблёкшая от времени и, насколько я мог судить, представлявшая собой немалую ценность. Я человек совсем не религиозный, но от осознания того, что я держу в руках настоящую Вещь, вдруг почувствовал, как внутри меня начинает нарастать вполне физиологическая дрожь алчности. Друзья по ту сторону стола тоже вытянули шеи, чтобы разглядеть подарок. Порочестеру вид иконы едва ли о чём-то говорил, но Алла-то была "в теме", и в следующий миг на её лице отразилось глубочайшее уважение.

- Фамильная реликвия, - опустив глаза, скромно объяснила Елена. - Как говорится, чем богаты…

- Лена, какой подарок, - упавшим голосом сказал я, еле поборов инстинктивный жест отстранения: "прости, не могу принять от тебя такой дорогой…". Я вправду не знал, что с ним делать. Всё-таки от подарков отказываться как-то неудобно, особенно теперь - Аллин-то я принял. Но и совсем взять его я не мог: мне было очень неловко от мысли, что Елена, видимо, не до конца понимает истинную ценность вещи, с которой так легко рассталась. Что ж, я решил, что для виду приму его, ведь всё равно пока живу у неё, а там видно будет, может быть, как-нибудь незаметно пристрою иконку на прежнее место.

- Подарок потрясающий, - согласилась Алла, которая всё это время поглядывала то на Лену, то на меня, - на Лену с сестринским сочувствием, а на меня - почти со страхом. Причину этих чувств я тогда не расшифровал, да и не до того уже было, ибо Порочестер, смекнув, что, так сказать, выпал из общего эгрегора, решил наверстать своё показным гостеприимством щедрого хозяина - и принялся разливать "Каберне" по бокалам с радостным криком:

- Так выпьем же за нашего дорогого виновника! Ура!!!

- Ура-а-а!.. - вполголоса подхватила Алла, которой, по всему, наша компания начинала нравиться: она зарозовела, оживилась и даже почти перестала сутулиться. Елена тоже повеселела: теперь, когда стало ясно, что её подарок вне конкуренции - а, значит, победа за ней! - можно было плюнуть на соперничество, и она, наконец, позволила себе расслабиться и даже улыбнуться новой подруге, которую всё это время демонстративно игнорировала. Та ответила ей нежно-покровительственной улыбкой, машинально прищурившись, чтобы убедиться, правильно ли она поняла этот неожиданный знак внимания.

- Тост, тост! - закричал Порочестер и тут же сам и произнёс тост: