- Ничего-ничего, - бормотал Порочестер, обирая с земли мелкие сорняки, - мы ещё себя покажем… Мы зато из них всех - самые красивые… То-то будут зелёные фонарики Аллочке для натюрморта… Его общение с капризным овощем выглядело так интимно, что я поспешил тихо, на цыпочках отойти. Чуть позже, когда немного спала жара, вспомнили о моём предложении: вынесли наружу небольшой столик вместе со складными стульями и принялись "обмывать". (Сам я, правда, пил только чай - осваивал кабальные шофёрские привычки). Девчата устремили зажмуренные лица к уходящему солнышку - ловили прилипчивый неагрессивный загар. Порочестер, которого всё не отпускало умильно-расслабленное настроение, вдруг принялся рассуждать о том, что мы всё-таки не совсем правильные земледельцы:
- Раз уж мы так хорошо показали себя в деле, надо пойти до конца и стать настоящими сельчанами. Все так делают. Леночка, у тебя там, в твоих антикварных залежах, не завалялось часом какого ни на есть самогонного аппарата?..
- Ещё не хватало, - поморщилась Елена. - Сосёшь свой "Курвуазье" - и соси.
- А у меня папа когда-то гнал, - мечтательно сказала Алла. - Дома, на плите стоял агрегат. Огромный такой. А внизу, под окном - банки с этим, как его… первачом… А тогда нельзя было, самогонщиков ловили, наказывали. Я в детский сад ходила, мне родители велели никому не говорить, даже подружкам, - а то папу в тюрьму посадят. И я молчала, как партизан, ни разу папу не выдала…
- Ещё совсем тютютюсенькая была - а уже можно было доверять! - восхитился Порочестер и поцеловал Алле руку.
Вечером Алла поехала домой, точнее, я её повёз - благо эта важная миссия лежала теперь на мне полностью. А то ведь поначалу этот псих - её кавалер - неизменно садился с нами, притом на переднее сиденье, видимо, опасаясь, как бы чего не вышло. Ну и зря. Алла наедине со мной отдыхала. Никуда не денешься, я всё-таки признался ей, что мы с ней учились в одном заведении, и теперь пришёл уже её черёд с силой хлопать себя по лбу: "Надо же, а я-то всё понять не могу - где я тебя видела?!.. Лицо такое знакомое…" Чуть позже она призналась мне, что я в те годы был "очень симпатичным мальчиком" и она даже "обращала на меня внимание". Ну, теперь-то об этом и вспоминать было опасно… Забавно, но, похоже, я играл при Алле ту же роль, что когда-то при Елене - что-то вроде связующего звена, передатчика, консультанта по оригинальностям и закидонам Порочестера. Привыкнуть к моему экстравагантному другу нелегко, это, как я понимаю, процесс для женщины небыстрый - как бы ни была она увлечена, прикуплена, заворожена его инфернальным обаянием, - и ей полезно время от времени отдышаться, прийти в себя, держась за что-то более нейтральное, знакомое и безобидное. Эту возможность я ей и предоставлял с радостью, как когда-то Лене. С той разницей, что, в отличие от Лены, с первой встречи ущемившей моё сердце, Алла как женщина абсолютно меня не волновала. Ну, не мой типаж и всё. Так что Порочестер совершенно зря нервничал - я даже в страшном сне представить себе не мог, что у нас с Аллой вдруг началось бы что-то похожее на флирт. Не говоря уж о чём-то большем… А вот человеком она оказалась очень хорошим, и мне было просто приятно болтать с ней о всякой всячине. Она с первых же дней завоевала моё уважение своей тихой самодостаточностью - частым свойством истинно творческих людей. Вот только самих этих "истинно творческих" я встречал редко… А наша Алла была именно такой. Не в пример своему дружку она и думать не думала о какой-то там "раскрутке" и связанных с нею веригах, больше всего на свете боясь одного: что ей помешают работать так, как ей хочется. Кусок хлеба у неё был небольшой, но верный - одарённые детишки и просто люди, мечтающие научиться рисовать "для души", никогда не переведутся. А больше ей ничего ни от кого не надо было. Кроме, опять-таки, одного: чтоб не мешали. Собственно говоря, именно этому её качеству Порочестер и был обязан тем, что спелый плод упал ему в руки. Всю свою творческую жизнь Алла была мучима только одним: успеть, успеть, успеть хоть что-то сделать!.. О личном она как-то и забыла - нередкое упущение творца. В один прекрасный день родные, как водится, озабоченные тотальным отсутствием внуков, решили то ли подшутить над неразумной дщерью, то ли подтолкнуть её на что-то - и отправили заполненную наугад анкету и набор фотографий в редакцию телешоу "Давай поженимся"; и кто ж мог знать, что эта шутка, которую добрая девушка поддержала только из жалости к старым любимым кретинам, обернётся для неё таким удивительным образом?..
- Он на меня сразу произвёл впечатление, - признавалась она, - какой характер! И лицо потрясающе выразительное. Если у него только часика два свободных найдётся, напишу его портрет…
- Найдётся, найдётся, - ободрил я её. Увы, пока что Порочестеру действительно было не до позирования. Как ни хотелось ему иметь свой портрет кисти любимой женщины, тратить подобным образом драгоценные секунды, проведённые рядом с Аллой, казалось ему преступлением. Он предпочитал смотреть, как она работает, тихо сопя у неё за спиной. Вот только если б он в этом хоть что-нибудь понимал… Детски-наивные восторги почитателя таланта - "Ой, как здорово, как похоже НАРИСОВАНО! Лучше, чем любая фотография! Прямо так и хочется туда запрыгнуть!" - были бедняжке как звук ножа по стеклу, и тем хуже, чем больше она была увлечена говорившим. Диво ли, что моё общество было ей приятно!.. Из всей компании только я один её понимал, только со мной она отваживалась говорить открыто и свободно о том, что её волновало. Помню, как-то раз - был такой же воскресный вечер, я вёз её домой и где-то в районе Балашихи мы застряли в пробке, - она поделилась со мной тем, что, по её словам, давно её мучило. Вот уже несколько лет, как искусство перестало удовлетворять её, делать счастливой, как раньше; у неё такое чувство, будто она переросла саму себя, а дальше стремиться некуда:
- Я ведь очень талантлива, я знаю… И в своём кругу - без лишней скромности скажу - состоялась. Выставляюсь, иногда премии беру, работы, в общем, неплохо продаются… Только это всё не то, не то! Мне лично для себя уже ничего не надо. Во мне столько сил!.. Хочется что-то делать для людей, дарить им, отдавать!.. Только я ведь отлично понимаю - никому моё творчество и даром не нужно. Даже узкому кругу… Не-художникам я мало интересна, а для своих коллег - лишний конкурент, не больше… И, после паузы:
- Я хочу, только не смейся, своим творчеством двигать мир вперёд! Изменять его к лучшему! Только вот как нам, живописцам, за это взяться? Не глянцевые же картинки рисовать на социальные темы, как… (и она назвала имена двух известнейших российских титанов кисти - из тех, о ком коллеги вспоминают с крайней брезгливостью, зато любит и ценит так называемый "простой народ".) - Я так никогда не смогу… только если перестану быть художником… Да и к чему призывать? Что клеймить? Сейчас ведь время такое - непонятно, что хорошо, что плохо. Я, например, не понимаю… Тут я ничем её утешить не мог. Я и сам мучился от сознания никчемности и даже вредности того, чем занимаюсь всю жизнь. Алла хотя бы творила подлинное искусство, которое, кстати, никому не навязывала; искусство, свободное от унизительной необходимости заискивать перед современностью. Я мог только восхищаться ею и по-хорошему завидовать. Кстати, подумал я, - посвятил ли её Порочестер в свои грандиозные планы?.. В лоб спрашивать постеснялся, но кой-какими косвенно-наводящими вопросами прозондировал. Оказывается, ещё не посвятил. Ну, нет так нет. Сдавать своего друга и лишний раз смущать прозрачную душу художницы я не стал.
- Я тоже не знаю, как правильно, - честно признался я. - Но ещё поищу.
5
Странная манера Аллы одеваться и причёсываться, к которой я, впрочем, уже почти привык, навсегда перестала занимать меня, когда я, наконец, побывал в её мастерской. Кажется, это было как раз тогда, после нашей "помидорной вечеринки". Да, точно. Обычно ведь я доставлял её домой, прямо к подъезду, да там и высаживал, даже не заходя внутрь, - хоть и был приглашаем неоднократно. (Спасибо, конечно… но к чему мне лишние проблемы с психованным ревнивцем, который, я ведь знаю, по моём возвращении обязательно примется в мельчайших подробностях вызнавать, что да как?..) А тут вдруг… - то ли выпитое сказалось, то ли просто Алла нашла, что мы уже достаточно знакомы, чтобы мне доверять… - в общем, она мне и говорит: