...Я лез вверх по откосу. Было душно, жгло и слепило солнце, и хотя я только что выкупался, подниматься по жаре, по солнцепеку этому, было тяжело — каждый шаг давался мне с трудом.

Наконец я добрался до грани: обрыв кончился. Пахла нагретая хвоя, звенела трава, в окружении

зелени невдалеке белели домики, начинался пригород.

Здесь, на самом гребне горы, у обрыва, росла сосна, раскидистая, кривая.

В ее тени, под пригнувшейся веткой, стоял с поднятой вверх головой парнишка.

Я не успел стереть пот со лба, как передо мной, вместо одного, их оказалось двое. Второй, спустившийся как раз в эту минуту с дерева, был в не застёгнутой отцовской робе и своих коротких, вымазанных смолой штанах.

Весь — как воронье яичко. Я думал сначала, что это он от веснушек такой. Но потом увидел, что веснушек на его носу было не больше, чем полагается. Так что дело и тут не столько в веснушках, сколько в смоле... Его товарищ был маленький, с заботливой белой челочкой, а он — босоногий, крепкий. С черной головой, со сросшимися бровями.

В руках парня, свалившегося с дерева, был краб, необыкновенный краб. Краб был багровый. Краб был красный, розовый. Очень красивый краб. Я до того только один раз видел такого краба.

Хотя помню, как я сам тоже пытался ловить крабов.

Стянув с себя брюки и укрыв свои пожитки на берегу, сидел и разбирал омываемые прибоем камни. Иной раз мне везло. Только отворачивал от скалы скользкую глыбу, как из-под нее выскакивал краб. Он отплывал, боком, боком, гребя клешней в сторону. Я хватал его рукой. Но вода моря так обманчива, мои движения оказывались неверными.

Двух я все же поймал. Посадил их в стеклянную баночку с водой, а потом ходил, всем показывал. Правда, эти крабы не были столь большими. Это были мелкие крабы, они были довольно невзрачные: серые, под цвет камня, маленькие. Но все равно я их ловил и боялся. Ведь и такой маленький крабик давит ох как крепко.

Краб, которого держал парнишка, был большой, крупный. И был он красный-красный. Пунцовый краб.

Я попросил уступить его мне.

Дружки переглянулись. Конопатый, с лицом в темных пятнах смолы, то г, который лазил на сосну, поглядел на своего товарища. Он ему что-то сказал, и они мне отказали... Затем они еще раз между собой посовещались, сказали, что дадут мне другого краба.

— Где же вы возьмете? — с недоверием спросил я.

— А у нас еще есть,— ответил веснушчатый.

Его добрый белый брат, тот, что сам на дерево не лазил, с усмешечкой поглядел на меня и пальцем указал вверх на сосну:

— Там... Поглядите вот.

Крабы на сосне? Этого еще не хватало! Я ничего не понимал. Хотя уже видел, что там пристроена какая-то дощечка.

Но паренек, вместо ответа, дал мне подержать краба.

Я взял краба. Он — пел!

Удивленно, с опаской, я взглянул на руки свои. В моих руках была чудесная тонкая вещь, живая музыкальная коробочка.

Краб был полый, поэтому он весь звенел... Он не шелестел даже. Нет, именно пел. Видимо, в него сочился воздух, от этого и был он такой звучный. Гудящий краб.

Как же так это сделано?

Я вертел и руках волшебную маленькую игрушку и с недоумением оглядывал ребят. Почему же он пустой? Ведь крабы, которых я ловил сам, сгнивали па другой день. Портились. А этот целый был... Впрочем, я однажды видел уже на рынке такого же пустого, позванивающего краба... Но за него просили много денег.

Ребятишки только ухмылялись.

И все же, под большим секретом, я все узнал...

Ну конечно, все дело в доске! Я сразу должен был догадаться.

Они их, этих крабов, ловят и с доской с этой лезут на сосну... (Предварительно их варят: краб краснеет, когда его кладут в кипяток.) Сначала варят, потом кладут на доску. Потом

— лезут на сосну.

Очень скоро про эту дощечку узнают муравьи. Муравьи ведь живут не так, чтобы каждый муравей сам по себе.

Если один муравей узнал, то и все узнают.

И уже ползут один за другим муравьи. Ползут по одному и тому же месту. Дорога целая прокладывается...

Скоро от краба остается один остов.

Получаются такие вот пустые крабовые коробки. Прекрасная память о лете, о побережье... Память о Кавказе или

Крыме, об этой жесткой, об этой сухой земле...

Не много нужно дней, чтобы от вашего краба остался один только костяк.

Хитроумные эти ребята, мои новые знакомцы, когда мне нужно было уже уезжать, принесли мне в последний день одного такого краба. Я его увез.

Они сказали мне, что муравьи выедают только больших, или каменных, крабов. Маленьких же они съедают вместе с панцирем. Так что от краба остаются одни дырочки.

МАЛЬЧИК НА ДЕЛЬФИНЕ

На чем можно проехать? На подножке трамвая. На задке грузовика... На загривке у лошади.

Когда я был маленький, я ездил на козле.

А был один мальчик: он катался на дельфине верхом.

Я знал этого мальчика. Когда появлялся он на набережной, за ним толпа, как за Гагариным, шла...

Мальчик? На дельфине? Как же это может быть?

Да я думаю, что не он один и не он первый... Дельфины издавна дружат с человеком. Иначе бы откуда этот миф о поэте, который так вот с моря приплыл однажды к людям на дельфине.

Я даже слышал, как в каком-то море, когда тонул корабль, дельфин спас ребенка. Если верить многим и многим рассказам, дельфины спасали людей, терпевших кораблекрушение.

Правда, это было и те промена, когда человек и дельфин жили в дружбе, когда человек еще не убивал дельфина... Но дельфин по сей день, как видно, помнит о своей дружбе с человеком и верен ей.

Сколько раз было: купаешься в море, заплывешь подальше, и дельфин уже рядом — боится за тебя, как бы ты не утонул.

Дельфины — очень заботливы. И не надо думать, что подобные этим случаи спасения могли происходить, когда по морям ходили парусники и когда, отправляясь в плавание, люди не брали спасательных кругов... Еще недавно большой дельфин-афалина в течение тридцати лет сопровождал суда, направлявшиеся в Новую Зеландию.

Мне па нею жизнь запомнился слышанный мною в детстве рассказ про одного дельфина и одного мальчика — про мальчика и дельфина, любивших друг друга...

Однажды, когда этот мальчик и дельфин купались и играли друг с другом, дельфин по неосторожности ранил мальчика. Задел его плавником.

Я даже, позднее, в Ленинграде, видел такую скульптуру. Испуганный дельфин со смертельно раненным мальчиком плывет к берегу. Мальчик лежит у дельфина на спине, челка мальчика в зубах дельфина... Меня поразил тоскующий глаз дельфина.

Возможно, это все легенды. Одно ясно — дельфины смышленые и необыкновенно добрые существа. Даже когда дельфинов убивают — дельфин в это не верит, он внимательно смотрит на то, что делает человек.

Я не говорю уж об их удивительных странностях и, я даже сказал бы, склонностях.

Однажды, лег десять назад, довелось мне переплывать Керченский пролив. И вот когда на мачте вдруг взвыл репродуктор, из-под кормы тотчас же стали высовываться дельфины.

Слух у них очень хороший.

Я их впервые тогда увидел. Появлявшиеся над водой их фантастические зыбкие спины. Крутые колеса! Черные. Будто лакированные... Я стоял на палубе, следил за расколыхавшимися волнами. Неожиданно над головой у меня из подвешенного к рубке репродуктора раздалась музыка. И тут же, сразу, из-под катера, отфыркиваясь, стали выскакивать дельфины. Круглые и ловкие животные... Стадо голов на пятьдесят было. Чуть корабль не потопили.

Музыку пришлось выключить.

Считается, что дельфины способны воспринимать человеческую речь. Тут бы многое можно было рассказать... Иногда они даже наши слова повторяют. Я вот читал недавно, сейчас дельфинами ученые специально заниматься стали... Записывают под водой их разговоры.

Но обо всем этом можно было бы не говорить, если бы не этот случай, если бы не этот купавшийся в бухте в южном море голенький мальчишка.