Особенно он был рад видеть в Бартон-парке старину Билла. Казалось, прошли долгие месяцы с тех пор, как он был здесь в последний раз. Наверняка все это время он был занят своими ненормальными в Делафорде, не говоря уже о безумной дочери своей бывшей возлюбленной.
Сэр Джон покачал головой. Бедный старина Билл, любит он возиться с этими несчастными. Но, похоже, только это и делает его по-настоящему счастливым. Неудивительно, что все это сказалось на нем не самым лучшим образом: постарел и совершенно утратил чувство юмора. Правда, в этот раз все было совсем по-другому. Можно было подумать, что Билл почти расслабился.
В последний вечер, когда они все собрались за ужином — девять человек за одним столом, хотя в идеале сэр Джон предпочел бы удвоить их количество, — и когда девушки принялись рассказывать Биллу, что вытворили Роберт Феррарс и Люси Стил, Билл хохотал наравне со всеми. Марианна оказалась великолепной актрисой: она так забавно изображала Люси Стил, старую миссис Феррарс и Фанни Дэшвуд, пререкающихся между собой, что под конец все просто валились с ног от смеха. Вечер удался, совершенно точно. Сэр Джон искренне надеялся, что их вечера будут такими и дальше. Он не только хорошо повеселился сам: Мэри тоже заметно ожила. Позже, ночью, она проявила к нему неожиданную благосклонность и вела себя — даже не верится! — как настоящая соблазнительница. При этой мысли он улыбнулся и наклонился вперед, чтобы прочесть сообщение, появившееся на экране компьютера.
В дверь кабинета постучали.
— Войдите, — крикнул сэр Джон.
Дверь распахнулась, и на пороге возникла знакомая фигура, замотанная в шали.
— Джон но?
— Эби, дорогая!
— Я не помешала?
— Помешала. Как обычно. Ты ведь знаешь, я человек занятой.
— Всего две минутки, Джонно!
Он махнул рукой в сторону стула, стоящего по другую сторону рабочего стола.
— Ладно, садись. Кофе не предлагаю, чтобы ты не засиделась.
Эбигейл опустилась на стул.
— Мне надо выговориться…
— Прошу.
Миссис Дженнингс поправила свои шали и шарфы. Потом склонилась к нему.
— Прошлым вечером, дорогой, мы так здорово повеселились! Всегда бы так. Эти девочки такие забавные, правда? Билл словно десяток лет сбросил, и это при том, что Марианна пока не отвечает ему взаимностью. Между прочим, могла бы немного пококетничать: в конце концов, она почти совсем оправилась, и нечего ей…
— Эби! — предупреждающим тоном перебил ее сэр Джон.
— Извини, дорогой. Прошу прощения. Собственно, я хотела сказать, что, к моему стыду, мне было смешно, когда они передразнивали эту маленькую проныру, Люси Стил. Представь, Джонно, только что она сидела у меня в гостиной, сетуя на безденежье и превознося свою великую любовь к Эдварду, и вдруг на тебе — сбегает с его собственным братом! А сразу после этого заявляется ее сестрица: она, мол, отдала Люси все свои сбережения, боясь, что та оставит влюбленных без копейки, а теперь не может купить билет на самолет, чтобы воссоединиться со своим пластическим хирургом, который устраивает вечеринку у себя на вилле на Ибице или где-то в тех краях. В общем, я не удержалась и по своей глупости и добросердечию…
— Эби, — снова перебил сэр Джон, — вы можете рассказать мне это в любое время. Конечно, вам кажется, что я почти не работаю, но…
Миссис Дженнингс покачала головой.
— Я безнадежна, дорогой мой. Понимаю. Но мы уже подошли к сути дела. А суть вот в чем — по-твоему, Эдвард Феррарс действительно любит Элинор?
Сэр Джон в недоумении уставился на нее.
— Я в этом уверен на все сто.
— Хорошо, — кивнула Эбигейл, — мне надо было это знать. Потому что, видишь ли, он ведь просто обожал Люси!
— Вовсе нет.
— Мой дорогой Джонно, она разбила ему сердце!
Сэр Джон встал, многозначительно глядя на тещу.
— Полная чушь! — твердо произнес он.
Поколебавшись секунду, Эбигейл поднялась со стула вслед за ним.
— Он просто пытался поступить по совести, — сказал сэр Джон. — Чувствовал, что обязан ее семье — оно и понятно, с учетом того, какая у него мать. Вот и все.
— Но она говорила…
Сэр Джон подошел к двери кабинета и широко ее распахнул.
— Ну-ка, вон отсюда, Эби!
— Ухожу, ухожу, дорогой.
Миссис Дженнингс, переваливаясь, двинулась к выходу, но остановилась на пороге и сказала, словно пытаясь оправдать себя:
— Я стараюсь думать о людях только хорошее, Джонно.
Он склонился к ней и твердо произнес:
— Тогда не трать свое время на худших представителей человеческого рода, Эби, — и вытолкал из кабинета.
Эдвард валялся на диване в Бартон-коттедже. Весь день он провел в Делафорде с Биллом Брэндоном: осматривался на новом месте и знакомился с людьми, так что в Бартон вернулся с непривычным чувством удовлетворения и даже немного удивляясь тому, что нашлось-таки место, полностью соответствующее его потребностям и ожиданиям. И вот теперь, улегшись на подушки и свесив ноги с подлокотника, Эдвард дожидался, когда Элинор вернется с работы из Эксетера.
Он не помнил, когда в последний раз испытывал такие чувства, и испытывал ли вообще, не мог до конца поверить своему счастью. Все вокруг словно купалось в солнечном свете, а стоило ему подумать об Элинор, как все его существо наполнялось восторгом. Он лежал, разглядывая едва заметную трещину на потолке и крошечного паучка, ползущего вдоль нее, и размышлял о том, что если это и есть счастье, то хорошо бы разлить его по бутылочкам и раздавать в качестве лекарства всем нуждающимся.
— Черт, ты, кажется, расстроен, — со смехом сказала Марианна, внезапно появившись на пороге.
Эдвард повернул голову и помахал ей.
— Страдаю как никогда, — в тон ей ответил он. — Разве не видно?
Она протянула ему телефонную трубку.
— Тебе звонят.
Он рывком поднялся и сел.
— Мне? На ваш домашний номер?
Марианна скорчила гримасу.
— Мой братец Джон. Хочет с тобой поговорить.
— Ой…
Марианна поднесла телефон к уху и сказала:
— Джон, я его нашла. Он в тяжких трудах — валяется на диване. Передаю.
Эдвард взял трубку из ее рук и неохотно ответил:
— Джон?
Голос Джона Дэшвуда на другом конце провода прозвучал до смешного напыщенно:
— Полагаю, Эдвард, сейчас немного поздно пытаться тебя вразумить…
— Поздно, это точно, — весело отозвался Эдвард, — да и ни к чему, потому что я никогда, ни разу в жизни не был так…
— Эдвард, — царственным тоном перебил его Джон.
— Что?
— Твоя мать в полном отчаянии. А сестра полагает, что ее предали — с полным на то основанием. Удивительно, что они еще держатся, причем стойко.
Эдвард снова поглядел на паучка.
— Надо же, — только и сказал он.
— Вообще-то, Эдвард, я рассчитывал на более развернутый ответ. Твои мать и сестра…
— Извини, Джон, — заметил Эдвард, — но тебе надо звонить Роберту, а не мне.
Джон Дэшвуд, пытаясь успокоиться, сделал глубокий вдох.
— Ты хоть понимаешь, Эдвард, что ваша мать ни разу не упоминала твоего имени с тех пор, как все это началось?
Эдвард прицелился в паука из воображаемого пистолета и выстрелил.
— Значит, на фронте без перемен, — произнес он.
— Эдвард! — закипая, воскликнул Джон.
Ответа не последовало. Эдвард поднялся и встал у окна, глядя на дорогу. Вот-вот на ней должна была появиться машина Элинор.
— Ты еще здесь? — спросил Джон.
— Да.
— Ты можешь меня выслушать?
— Конечно.
— Я и твоя сестра — мы с Фанни — считаем, что ты мог бы сделать что-то, чтобы сгладить этот конфликт. Не только ради себя, но и ради вашей матери.
— И что ты предлагаешь?
— Ты мог бы ей написать. Извиниться за то, что так ее расстроил.
— С какой стати?
— С такой, что она всегда желала своим детям только добра. И очень огорчена поведением сыновей в последнее время.
Эдвард провел ладонью по волосам. Не веря собственным ушам, он спросил: