не мыслит, не есть человек, однако не потому, что причина лежит в

мышлении, но потому, что мышление есть неизбежный результат и

свойство человеческого существа»77. В чем же конкретно выражается

отличие человека от животного? На этот вопрос мы можем ответить так:

в его двойственной, биосоциальной природе. Представление о биосоциальной природе человека широко распространено. Согласно этому представлению человек относится к биологическому как природное существо, имеющее биологические потребности (потребности в пище, определенных комфортных условиях, половая потребность и т. д.), роднящие

его с животными по их сути, хотя удовлетворение этих потребностей

носит уже не животный, а «очеловеченный» характер. Социальное же –

это нечто «привитое» к этой биологической основе, стоящее над ней и

подавляющее ее в своих интересах. Именно такое представление отражает павловская теория двух сигнальных систем.

Как известно, согласно этой теория первая сигнальная система человека однородна с сигнальной системой животного; локализована она в

основном в подкорке мозга. Вторая сигнальная система, основанная на

«сигнале сигналов» – слове, локализуясь в коре головного мозга, являакадемик А.И. Берг считает вопрос о «мыслящих» машинах одной из «проблем, незаслуженно отвлекающих внимание серьезных людей от полезной работы» (Берг А.И. Кибернетика и общественные науки // Методологические проблемы науки. – М., 1964. –

С. 258). Он справедливо полагает, что только наличие духовных потребностей, являющихся отражением общественной природы человека, может привести к мышлению, что

мышление – функция не человека, а человечества. Но нередко такая точка зрения вызывает возражения: «Эти соображения содержат … ошибку – гипотезу о единственности

пути к мышлению. Спору нет, общение людей между собой сильно повлияло (!) на формирование мышления человека. Отсюда, однако, вовсе не следует, что у машины,

имеющей достаточно высокую начальную организацию, мышление не может развиться

в результате индивидуального решения все более слоеных задач» (Бонгард М.М. Проблема узнавания. – М., 1967. – С. 260).

76

См.: Корнеев П.В. Современная философская антропология. – М., 1967. – С. 20.

77

Фейербах Л. Избр. произв. – Т. 1. – М., 1955. – С. 20.

51

Л.А. ГРИФФЕН

ется сугубо социальным образованием; она и управляет деятельностью

первой сигнальной системы. Выделение двух сигнальных систем является важнейшим вкладом И.П. Павлова в изучение природы человека.

Однако в такой иерархической системе высшей нервной деятельности

человека фактически нет места сознанию, нет и необходимости в нем.

Единственно мыслимая для него в этом случае роль – «выделять в

усиливать одну мысль среди множества других, одновременно идущих

в коре», что «осуществляется за счет механизма внимания»78. Недаром

известный специалист в области психологии и кибернетики У.Росс

Эшби не нашел в своей модели мозга места сознанию и субъективным

элементам, поскольку, как он говорил, «ни разу не испытал необходимости вводить их в наш анализ»79.

Действительно, ведь выделение одного нервного процесса отнюдь не

специфично для человека; оно имеет место и у животных. Не спасает

дело и специфика сигналов второй сигнальной системы. Человек становится человеком еще до того, как получает возможность пользоваться

речью или сколько-нибудь адекватным ее эквивалентом. «Можно привести пример, как происходят это развитие общественного человека. Ребенок в доречевом периоде хочет получить мяч, который от него спрятали на шкаф. Он тянет за руку мать или отца из другой комнаты, показывает пальцем и выражает этим, что ему нужен мяч. Вы видите, что до

того, как сформировалась речевая функция, как функция общественного

взаимодействия, которую мы по праву считаем специфически человеческой и общественной, вся архитектура поведенческого акта в целом, отражающая сложные взаимодействия с окружающим, уже готова. Речь

только пристает к этой архитектуре, как компонент, который облегчает,

делает экономным общение и обеспечивает все абстракции»80.

С учетом всего сказанного можно сделать вывод, что, по-видимому,

взаимоотношение биологического и социального в человеке (прежде

всего в его высшей нервной деятельности) следует искать не в способе

их осуществления, а в выполняемой ими функции.

Мы уже отмечали выше различие, которое существует между организмом и «сверхорганизмом», заключающееся в относительной самостоятельности элементов «сверхорганизма». Будучи несущественным для определения организма как целого, оно приобретает существенное значение

при рассмотрении специфических особенностей составляющих. В данном

78

Амосов Н.М. Регуляция жизненных функций и кибернетика. – К., 1964. – С. 68.

Эшби Росс У. Конструкция мозга. – М., 1962. – С. 33.

80

Анохин П.К. За творческое содружество философов с физиологами // Ленинская теория

отражения и современная наука. – М., 1966. – С. 292-293.

79

52

ПРОБЛЕМА ЭСТЕТИЧЕСКОГО ОТНОШЕНИЯ

отношении «сверхорганизм» отличается от организма тем, что не имеет

центрального управлявшего органа, как это имеет место в достаточно развитом организме, где существует нервная система, управляющая организмом. Это наблюдается уже в таком сравнительно примитивном

«сверхорганизме», как семья насекомых. При наличии морфологической

дифференциации особей, создающих подобие органов, иерархия управления отсутствует. И хотя каждое насекомое выполняет программу поведения, сформировавшейся в интересах семьи, однако эта программа является его собственной, заложенной в его инстинкте.

В человеческом обществе морфологическая дифференциация практически ограничена половым диморфизмом, и биологически связана с

продолжением рода. Таким образом, в отличие от семьи насекомых,

общество не имеет самой природой обеспеченных не только управляющего центра, но и органов. Каждый человек в известной степени

представляет собой и то, и другое. Второе отличие заключается в том,

что общество возникло в результате интеграции организмов, имеющих

наиболее развитый в природе отражательный аппарат, который еще

более развился в процессе социогенеза. Оба эти момента привели к

весьма высокой степени относительной самостоятельности элемента

общества – человека. Поэтому если в семье насекомых каждая особь

только частично самостоятельный организм (только питается и передвигается самостоятельно, да и то не всегда), а в остальном (и прежде

всего с точки зрения компенсации вероятностно-статистических воздействий среды) – орган семьи, то у человека его неразрывная связь с

обществом как целым замаскирована весьма высокой самостоятельностью. Человек – почти во всем – организм, хотя и является элементом

(но не органом) всей системы – общества.

Вот здесь-то и создается то особое положение, которое выделяет человека из животного мира: с одной стороны он – целостная система,

организм, имеющий собственные высокоразвитые адаптивные механизмы, а с другой – элемент другого целого – общества, которое для

сохранения своей целостности как организма также должно иметь соответствующие адаптивные механизма, но не имеет для формирования

их специального органа, а потому «пользуется» тем же – мозгом каждого человека. В одном мозгу одновременно существуют две системы

сохранения – индивидуальная и общественная.

Наличие двух адаптивных систем должно приводить в каждом случае