— Нюшка, тебе тут хмырь какой-то названивал. Вот, оставил номер, чтобы ты ему сама брякнула!

Анабелла гордо проигнорировала и «Нюшку», и «хмыря», и саму Секретаршу Его Редакторского Величества. Она молча взяла листок с записанными цифрами, придвинула к себе Венерин телефон и накрутила диск номеронабирателя:

— Алло! Александр Алексеевич? Добрый день! Это Анабелла. Спасибо, что не забыли меня!

— Ну что вы, Анабелла! Разве вас можно забыть? — раздался в трубке оживленный голос «старого лешего» Сан Сеича. — А я вот прикатил на пару дней в город. Дай, думаю, позвоню новой знакомой, перекинусь хоть парой слов. А то, может, повидаемся? Если вам, конечно, время позволяет…

— Ну разумеется позволяет! И разумеется, диабло побери, повидаемся! — рассмеялась Анабелла. — А… — она покосилась на деланно безразличную лисью мордочку секретарши, — нашего общего друга вы тоже позвали?

— Викторыча? — голос на том конце провода напрягся. — Нет. Не позвал. Знаете, Анабелла, что-то мне не хочется его… — Сан Сеич замешкался, подыскивая нейтральное слово, — беспокоить.

Анабелла тотчас ушла в сторону от неприятной для собеседника темы:

— Значит, решено: встречаемся вдвоем! Где и когда?

— А чего откладывать? Давайте сегодня вечером! Скажем, в восемь часов. Как, подойдет?

— Вполне! — улыбнулась Анабелла. — И где же?

— Давайте в Таврическом саду. Справа от входа с Потемкинской, в районе памятника Есенину. Договорились? Ну, тогда — до встречи!

Она положила трубку и, не глядя на изнывающую от любопытства Венерку, покинула приемную.

До назначенного срока оставалось еще добрых полчаса, а Сан Сеич уже курсировал по Таврическому, окидывая взором окрестные аллеи.

Его внимание привлекла двигающаяся навстречу странноватая процессия. Впереди на кривых лапах ковылял питбуль-терьер, по случаю февральского мороза облаченный в комбинезон камуфляжной расцветки: не собака, а спецназовец! За псом, вцепившись в поводок, шествовал хозяин — плешивый и плюгавый мужичонка. Старые советские фильмы подобной внешностью наделяли какого-нибудь младшего бухгалтера, трепещущего перед начальством и собственной супругой. Но этот «мужичок с ноготок» на окружающих взирал со скучающим небрежением и, кажется, ощущал себя не мышкой, а вовсе даже львом. Причастность мужичонки к царям природы наглядно удостоверяли двое амбалов, двигавшихся почетным эскортом в двух шагах от босса.

И тут из-за голых кустов жасмина вышел парнишка в загвазданной зимней куртешке. Рядом с ним азартно перебирал лапами щенок явно беспородного происхождения, зато неунывающего нрава. Узрев такое, пес-супермен натянул поводок и утробно зарычал на наглого собачьего плебея. Юный плебей испуганно отскочил к ногам мальчика, чем еще больше распалил злобную псину.

Дальше все происходило, как в замедленной съемке. Хозяин питбуля спустил свою зверюгу с поводка и, улыбаясь, наблюдал, как та в два прыжка настигла несчастного собачонка и сомкнула челюсти на его тощей холке. Аллея огласилась пронзительным визгом истекающего кровью щенка и утробным рыком четвероногого киллера. Мальчишка, белый, как полотно, тонкими руками вцепился в питбулев ошейник, но распаленное чудовище даже не ощущало его отчаянных рывков.

Осознав тщетность своих усилий, парнишка подскочил к улыбающемуся «бухгалтеру»:

— Дяденька! Помогите! Он же задушит Тобика!

Но тот продолжал наслаждаться зрелищем.

— Дяденька! Ну что же вы? Ну заберите свою собаку! — рыдая, паренек потянул его за рукав.

«Дяденька», не глядя, дернул рукой — и плачущий пацан отлетел в кусты. Охранники, вышколенно застыли в паре метров от босса и наблюдали за происходящим без малейших эмоций на булыжных физиономиях.

Тут Сан Сеич словно очнулся от транса. Он подскочил к ухмыляющемуся «патрицию» и не очень профессионально, но от души врезал в мышиную челюсть. Старый петрограф еще успел порадоваться, глядя, как тот, жалобно пискнув, шмякнулся на тощую задницу. Но в следующую секунду он и сам провалился в тартарары от пушечного удара подскочившего телохранителя. Тут же подоспел и второй бодигард, и они в четыре ноги принялись «метелить лоха».

…Когда Анабелла оказалась у центрального входа в Таврический, перед ней тормознула «Скорая помощь», и двое санитаров, выхватив из салона носилки, шустро ринулись в сад. Ощутив неладное, Анабелла поспешила за ними — направо от главной аллеи, туда, где уже образовалась небольшая толпа. Продираясь сквозь зевак и ловя отдельные репликам, она поняла, что стряслось, и уже после этого увидела Сан Сеича. Он лежал на истоптанном снегу, откинув руку в сторону. Глаза на залитом кровью лице невидяще смотрели в небо.

Анабелла бросилась к санитарам:

— Он жив?

Один повернул к ней мясистое лицо в лиловых прожилках:

— А вам зачем? Вы ему кто будете?

— Дочь я ему буду, диабло побери! — крикнула она яростно. Оттолкнув этого толстомясого, присела подле бесчувственного тела, вцепилась в безвольное запястье. Ощутив слабые, неровные толчки, перевела дух: жив! И тут же набросилась на людей с носилками:

— Ну?! Чего встали, как дохлые игуаны? Скорей в больницу!

Потрясенные санитары ринулись исполнять приказание распатланной ведьмы с бешенными глазищами. Черт ее знает, кто она такая! «Дочь»! Какая там, на хрен, дочь: он — типичный русак, а она — явно из черножопых! Но командовать, зараза, умеет! Поди — из начальства: вон и Смольный тут в двух шагах…

И когда эта чертовка вслед за носилками ворвалась в фургон «Скорой», никто ей не возразил ни слова.

Еще отпирая дверь кабинета, Зорин услышал, как надрывается квакающий звонок его прямого телефона. Вздохнул обреченно («Кому-то уже неймется!») и ринулся к аппарату, сорвал трубку:

— Слушаю, Зорин!

— У нас беда! — голос Анабеллы звенел натянутой струной. — Сан Сеича избили, сильнейшее сотрясение! Лежит в Куйбышевке, в реанимации. Ты бы к нему подъехал, поддержал!

Зорин сморщился, как от лимона. Еще таких заморочек ему недоставало! И где этот старый пень сыскал приключений себе на жопу? Сидел бы уж тихо-мирно в своем болоте, согласно закону Авогадро!

Но дискутировать с Анабеллой не хотелось, и Зорин изобразил крайнюю озабоченность:

— Сильное, говоришь сотрясение? Да, беда! А главное, понимаешь, у меня весь день ну просто по секундам расписан. Как назло!

На том конце провода воцарилась ледяная тишина. И чтобы растопить этот лед, Зорин продолжал выписывать себе индульгенцию:

— Да и чего мне туда тащиться? Сама же говоришь: Сеич — в реанимации! А кто меня в реанимацию-то пустит? Будь я хоть редактор, хоть президент России! Чего мне там без толку за дверями закрытыми околачиваться? Лучше позвоню кому надо, организую, чтобы Сеича нашего из этой богадельни перевезли в хороший стационар!

Анабелла по-прежнему молчала. И он жарко заверил:

— А я его навещу! Как только врачи разрешат…

В трубке запели короткие гудки. Не то разъединило, не то Анабелла трубку бросила. Ну и черт с ней! Ладно, что там у нас запланировано на утро?

Через три дня дела у Сан Сеича пошли на лад, и его перевели из реанимации на неврологическое отделение. А спустя два часа к нему в палату уже впорхнула посетительница:

— Ну, здравствуйте, Александр Алексеевич! Ох и заставили вы поволноваться!

Сан Сеич лежал на самой дальней койке, подле окна. Завидев гостью, просиял, насколько это было возможно с его раздувшимся, синюшно-желтым ликом:

— Анабелла! Я так рад вас видеть! Хотя лучше бы — не в этих стенах…

— Да уж, стены не самые веселые! — Она оглядела обширную, на десять коек, палату, пропахшую кислым потом, дешевыми лекарствами и каким-то особым запахом телесного страдания. — Но это уж вы сами виноваты! Назначили девушке свидание, а сами ввязались в какую-то паршивую драку! Тоже мне, Брюс Ли нашелся! Полный эразм!