РОМАН

Эвинг медленно просыпался, всем своим телом ощущая стужу. Холод постепенно покидал его. Вот уже стало теплее голове и плечам, затем начало оттаивать и все остальное. Он попробовал пошевелиться, насколько это было возможно, и искусно сотканная нежная паутина из пены, в которой он, как в люльке, покоился в течение всего космического путешествия, затрепетала под действием его еще не вполне разогревшихся мускулов.

Он вытянул руку и потянул вниз рукоятку, находившуюся от него в каких–нибудь шести дюймах. Из отверстия рассеивателя на него обрушился поток жидкости, растворяя и смывая опутавшую его паутину. Теплее стало ногам. Тяжело дыша, он поднялся, двигаясь, как глубокий старик. Сделав два шага, Эвинг остановился и осторожно потянулся.

Он проспал одиннадцать месяцев, четырнадцать дней и около шести часов, как показывали цифры на панели управления. Часы были установлены как раз над тем местом, где он спал. Время отсчитывалось в абсолютных Галактических Единицах. Секунда — Галактическая Единица измерения времени была выбрана произвольно — только потому, что в свое время ею пользовались на планете, откуда происходили все люди.

Эвинг прикоснулся к покрытой эмалью кнопке, и маленький сегмент внутренней обшивки корпуса корабля откинулся вниз. За ним светился мягким свечением смотровой экран. В центре экрана висела зеленая планета. И это не был цвет люминофоры экрана — зеленый цвет был ее естественным цветом. Обширные моря омывали ее материки.

Земля!

Эвингу было хорошо известно, что он должен делать дальше. Теперь, когда в его оттаявших конечностях восстановилось нормальное кровообращение, он быстро, одним махом, оказался у противоположной стены, где был установлен субэфирный генератор, и щелкнул выключателем. Загорелась зеленая лампочка.

— Говорит Бэри Эвинг, — произнес он в микрофон передатчика. — Спешу сообщить, что нахожусь на орбите вокруг Земли, благополучно завершив перелет. Пока что все в порядке. В ближайшее время начну спуск на Землю. Ждите следующих сообщений.

Он отключил передатчик. В эти самые мгновения — он был в атом уверен — его слова летели уже через галактические просторы к родной планете, унесенные субэфирной волной. Пройдет пятнадцать дней, и его сообщение будет принято на Корвине.

Эвингу очень хотелось бодрствовать все эти долгие месяцы его одиночного полета. За это время можно было бы прочитать много интересных книг и прослушать массу музыкальных записей. Мысль о том, что пришлось проспать почти год, не пробуждаясь, привела его в ужас. Сколько времени пропало зря!!!

Однако те, кто послал его в это далекое путешествие, были непреклонны.

— Вы преодолеете космическое пространство в одиночном корабле, — сказали они ему. — Никто не сумеет бодрствовать все это время — и не сойти с ума, Эвинг. Нам необходимо, чтобы вы оставались в здравом уме.

Он попытался было протестовать, однако никто не стал его слушать. Жители Корвина посылали его на Землю, не считаясь с огромными расходами, чтобы он смог выполнить поручение огромной, жизненной важности. Стоило им хоть на миг усомниться в том, что он прибудет на Землю не в самом лучшем виде, они тотчас же решили бы его заменить. Эвинг неохотно уступил. Его поместили в питательную ванну и показали, как с помощью управляемых руками и ногами рычагов активизировать механизм глубокого охлаждения, позволяющего безболезненно перенести длительное путешествие в состоянии «спячки», а затем, по окончании полета, быстро выйти из этого состояния. Его корабль был тщательно герметизирован и запущен в тьму космоса — одноместный плот в безбрежном мире. Космический корабль размером чуть больше обычного гроба, рассчитанный на одного–единственного пассажира…

Прошло не менее десяти минут, прежде чем весь его организм полностью восстановился и все физиологические функции его пришли в норму. В зеркале он увидел необычную мягкую щетину, которой заросло его лицо. У него был очень изможденный вид. Он и раньше не страдал избытком плоти, но теперь был похож на скелет. Щеки его глубоко запали, кожа туго обтягивала выступавшие скулы на лице. Казалось, что даже волосы его увяли за этот год. В 3805 году, когда он покинул Корвин, чтобы совершить этот крайне необходимый перелет на Землю, они были огненно–рыжими. Теперь же его шевелюра была темного, неописуемого грязно–коричневого цвета. Эвинг был высоким мужчиной, скорее поджарым, чем коренастым, с резкими чертами лица, так контрастировавшими с мягкими пытливыми глазами.

Теперь живот у него и вовсе впал, ноги и руки скорее напоминали конечности паука, чем человека. Казалось, жизненная сила оставила его тело.

Однако сейчас ему предстояла очень важная работа.

Рядом с субэфирным передатчиком была смонтирована установка обычной радиосвязи, применявшаяся для сообщения внутри планетарной системы. Глядя на бледно–зеленый шар Земли, он включил радиопередатчики. В ответ послышался только шум атмосферных помех. Затаив дыхание, он ждал. Ждал те первые слова, которые он услышит, слова, которые будут произнесены на земном языке. Его охватило сомнение: поймут ли люди его англо–корвинский диалект?

Ведь как–никак прошла почти тысяча лет с тех пор, когда была основана колония на Корвине, и более пятисот лет с той поры, когда обитатели этой планеты остались без каких–либо контактов с материнской планетой. За пятьсот лет языки могли довольно сильно измениться.

Внезапно в кабине его корабля раздался мужской голос:

— Наземная станция Прима–два. Кто на связи?! Говорите! Говорите!

Эвинг улыбнулся, ему были понятны услышанные им слова.

— Вызывает одноместный корабль. На связи с Землей корабль Свободной планеты Корвин. Я нахожусь на устойчивой орбите на расстоянии пятидесяти тысяч километров от поверхности Земли. Прошу разрешение на посадку в точке, координаты которой мне будут указаны.

Наступило длительное молчание, настолько длительное, что его никак нельзя было объяснить временной задержкой, вызванной конечной скоростью распространения радиоволн в околоземном пространстве.

«Может быть, — подумал Эвинг, — я говорю слишком быстро или мои слова потеряли свое истинное значение для современных землян?»

Однако в конце концов ответ все же пришел:

— Какая, вы сказали, свободная планета?

— Корвин. Эпсилон 12 Большой Медведицы. Бывшая колония Земли.

Снова наступила пауза.

— Корвин… Корвин. О, я полагаю, что вы вполне можете совершить посадку. Каков тип корабля? С искривляющим пространство приводом?

— Да, — ответил Эвинг. — С фотонным ускорителем, разумеется. И ионно–лучевыми двигателями для полета в атмосфере.

— Ваши фотонные ускорители радиоактивны? — спросил земной собеседник.

Захваченный врасплох путешественник на мгновение задумался. Затем, нахмурившись, произнес в микрофон:

— Если вы имеет в виду радиоактивность в обычном смысле, то есть излучение тяжелых частиц, то нет. Фотонные ускорители просто превращают… — он задумался. — Следует ли мне подробно все объяснять или нет?

— Нет. Не торчать же вам весь день на орбите. Если ваш корабль нерадиоактивный, то валяйте, спускайтесь. Сейчас я вам дам координаты места посадки.

Эвинг тщательно переписал возникшие на экране цифры, повторил их с помощью клавишного устройства — с целью правильности приема, поблагодарил землянина и дал отбой связи. Затем он ввел полученные координаты в бортовой компьютер.

В горле у него пересохло. Его что–то беспокоило, было нечто такое в самом тоне, с каким землянин разговаривал с ним. Он показался ему чуть–чуть легкомысленным, небрежным, даже, пожалуй, раздраженным.