Вот, озаряемый светом факела, лежит на брюхе в луже пролитого вина достойно одетый горожанин. Он отмахивает саженками, будто плывет. Его кудлатая голова подымается и машет из стороны в сторону, как взаправду плывущий.

  Окрест стоящие тоже пьяные в дупель поощряют и подбадривают.

  -Ну-ну Петр поднажми, греби сильнее. Уж и до бережку не далече.

  Парень и впрямь начинает верить, лихо, меся смесь, винища и снега.

  -Ох, братцы устал! Подымает дурашливое лицо, перед глазами плывет и троиться.

  Рука тычет в князя.

  -А ты кто! Черт?

  В гневе князь стеганул его плетью.

  -Наших бьют!

  Заурчали пьяные голоса. Лошадь Романа попытались стянуть под узды, в гневе князь перепоясал пьянчуг ногайкой и, прибавив шагу, домчал до детинца.

  -Совсем вы человечий облик потеряли. Знали бы, что в Рязани твориться. Я уж доберусь и скажу всю правду матку князю Владимировскому.

  А сзади продолжали плясать, под свист и прихлопывание, под пение плясовых песен, и под звук пастушьей волынки, восьмиструнной кобзы, подобия балалаек.

  Где уже разгоралось подобие пьяной драки, один на один, стенка на стенку.

  Не обращая внимания на ощенившуюся стражу, князь плюнул.

  -Вот придут сюда мугланы, попляшете!

  Стража грозно окрикнула и, тем не менее, без лишних базаров пропустила князя. Обширные гридницы детинца были переполнены орущими и поющими дружинниками князей, съехавшими на знатный пир. На сей раз не стальным звоном мечей, а перезвоном серебряных чаш тешили они княжеский слух. Вместо клича битвы раздавались пирующие возгласы. Подымались широкие кубки чаще за князя Глеба Всеволодовича и иногда и за других князей. Уже до того надрались, что дорогими кипрскими, лангедокскими, бургундскими и кахетинскими винами на широком дворе принялись, словно бы студеной водой, приводить в чувство не в меру упившихся товарищей своих. Лили из горла, князь в презрении отшвырнул одно из таких замшелых, с запахом земли бутылей - стекло покрытое золоченой глиной.

  Подобное безобразие творилось и в самой пиршественной палате - в застолье князей с пресветлым боярством. Сперва в начале пира, господа бояре повздорили из-за места и кто знатнее. Была драка, пролилась кровь, полотеры не до конца отмыли багровые пятна. А Никита Митрошкин на мечах сцепился с Никитой Бояновичем, и тут едва не дошло до смертоубийства, Митрошку унесли с распоротым брюхом на носилках.

  Некоторые из бояр уже до того упились что заняли "почетное" место под столом. Перед глазами у Романа все еще стояла картина смертоносной пляски, на этом фоне расточительная пышность убранства вызвала лишь раздражение, хотя было от чего поразиться, вступив в белокаменные палаты. В глазах рябило от застольной утвари, светлых риз князей и княгинь, бояр и боярынь- все это облитое светом тысяч свечей, расставленных и настольных, над стенках и в подвесных свечниках, заставляло время от времени жмуриться!

  В каждой из палат в переднем углу - богато украшенный, широченный, двухъярусный иконостас. Перед иконами в цветных хрусталях теплились лампады.

  Князь машинально перекрестился и направился к главе стола. Столы огромного чертога были расставлены буквой П - покоем. Крышке этой буквы соответствовал большой, главный стол. Во главе сего стола, на открытом, без балдахина, престола из черного дерева, с прокладкой из золотых пластин и моржовых клыков, густо усыпанных самоцветами, восседал сам великий князь Георгий Всеволод. Рядом с ним на таком же, но чуть меньшем престоле по левую руку сидела княгиня Агафья.

  Дворцовый боярин торжественно объявил.

  -Прибыл из Рязани князь Роман Ингваревич!

  Георгий пьяно оскалился.

  -Ну, как дела обстоят в Рязани?

  -Рязани больше нет!

  Низким раскатистым басом произнес Роман.

  Шумевшее боярство замерло. От правого бокового стола - отделились три знатнейших воеводы Жирослав Михайлович, Еремей Глебович, Петр Ослядукович.

  Они подбежали к Роману и наполовину окружили князя.

  -Что ты сказал! Что сделали с Рязанью мугланы? Крепко бились Рязанцы или принесли золотые ключи, сдав город?

  Роман Ингваревич притворился, что не слышит, в его ушах звенело, свечи слепили глаза.

  -Я спрашиваю, как бились Рязанцы и мои белые воины? Молчишь! Значит, сдали город. И белые "ангелы" улетели в небо.

  По боярским рядам пронесся пьяный смешок.

  Князь Роман очнулся, последние слова вызвали ярость. Он вскочил, смел рукой золотой кубок и поднял кулак.

  -Не тебе так говорить! И тебе хулить нас и белых воинов! Отвернулся ты от нас в тяжелый час, и сам не пришел и подмоги не прислал. А эти дети дрались лучше легендарных богатырей с бесовской силой. Нет более Рязани, может даже, и белые витязи погибли, но никто не отступил, на развалинах города полегли все Рязанцы. Вот их пример вам в укор!

  Глеб Всеволод покраснел от гнева, с большим усилием сдержав себя.

  -А где князь Юрий Ингваревич?

  -Погиб, задушил его желтый змей.

  -А князь Пронский, князь Муромский, Василий Красный, Глеб Михайловский князь Коломенский?

  -Все полегли отбиваясь! Все оглядывали на вас, да новгородцев или киевлян, не придут ли их рати на помощь.

  Великий князь Всеволод смягчился, его голос звучал низко и печально.

  -Увы, князь, я и так послал вам двух своих лучших витязей, и тысячи сынов оставили Суздаль ради вас. Выпей с нами и забудь о делах темных и злых.

  Князю и впрямь вынесли кубок - это был большой турьих рог, оправленный в золото на золотой же четырехногой подстановке.

  -Невмоготу мне смотреть на это! У меня нет претензий к суздальцам, но ты князь мог устроить пир, когда у нас такое горе.

  -Уж больно ты дерзок приехал! - захрипел князь Георгий.

  -А ты не трожь Рязанцев, прибыл бы со всей своей дружиной, не отдали бы города!

  -Не тебе меня учить! Ты нищий, а теперь и безродный, приехал ко мне как побитый пес, а раскаркался паленой вороной.

  Винные пары ударили Всеволоду в голову, он схватил тяжелый меч и рванул на встречу князю Роману. Тот выхватил из-за пояса свой клинок. Дюжие воеводы тут же повисли на нем. Двое сыновей, они были потрезвее схватили отца под руки.

  -Батюшка! Не надо так говорить с гостем! - старались успокоить князя его сыновья.

  -В железа, в кандалы его и в холодную! - во всю глотку рявкнул Георгий.

  Ратники подхватили, было князя, но именно в этот момент налетел поток ледяного ветра, разом загасивший все свечи. Стало темно как в погребе, и в этой тьме раздался замогильный голос.

  -Вот вам всем и пришел конец! Прикажи князь сдать город!

  Вспыхнул зеленоватый болотный свет, он осветил всю пиршескую палату. Все даже пьяные в дупель бояре разом протрезвели, невысокий плотный желтый человек протянул руку с огненным мечом к горлу великого князя, еще полсотни бойцов в черном камуфляже расположилась на столах. Они бесцеремонно шагали, разбрасывая ногами дорогую посуду. А здесь фарфор Византийский и новгородский, и даже в давние времена закупленный за большие деньги китайский вперемежку с хрусталем и огромными золотыми и серебряными блюдами, тонкой работы, а иные и наоборот внешне тяжелой и неуклюжей ковки. Ниндзя держал меч в левой руке, на правой конечности была ужасающей формы звериная лапа с ярко сияющими алмазными киптями. Мощным ударом когтистой руки, ниндзя рассек массивное золотое блюдо.

  -То же самое будет и с вашими головами, если ты не медленно не сдадите Бату-хану свой город!

  Князь задрожал, он понимал, что малейшее движение приведет к смерти, но и подчиняться наглому диктату не хотелось.

  -Лучше я умру, чем прослыву предателем!

  Желтый змей расхохотался.

  -Ты, конечно, умрешь, но не первый о нет! Я начну с твоей жены!

  Ниндзя подскочил к Агафье и слегка махнул когтистой рукой. Дорогая шуба и сарафан разлетелись на клочья, оставив княгиню, совершено нагой в одних чеботах. Княгиня неуклюже прикрыла высокую грудь руками.