Он застонал от собственного бессилия. Если корабль улетит… До следующей весны. Без оружия, без припасов… один… нет, не один. Хорошо это или еще хуже? Он тряхнул головой. Потом решит. Когда пройдет время. Самый справедливый судья. Время. Он же и палач. Ох, проклятье на его голову, ну как можно было быть таким беспечным? Как можно было так по-глупому попасться?
Внизу что-то зашуршало, ветка качнулась, снизу раздался тихий от расстояния мат и приглушенное "миав". Рин опять воюет с Итой. Еще одна загадка. Рин. Сероглазая и рыжеволосая загадка с милым личиком и гнусным характером. Странная она. Чужая и такая родная. Не росси, не ишон. Кто же тогда?
Ветка качнулась, листья раздались, являя его взору гнуснохарактерное милое личико. Девушка запыхалась, раскраснелась, веселая и довольная. Внезапно до росса во всей своей полноте дошел факт, что он – абсолютно голый. На какой-то момент появилось давно позабытое смущение, но мгновенно завяло. Ничего нового она уже не увидит. Все что хотела – уже рассмотрела. В подробностях. Он наглухо не помнил ни единого хтар из этих шестнадцати дней. Рин окинула его веселым и плотоядным взглядом.
– Поел?
– Нет. Судя по твоему взгляду, ты – тоже.
– М-м-ммм, поела.
– А чего взгляд плотоядный?
– Да на тебя засмотрелась.
– И как осмотр?
– Погрел душу.
– Сильно?
– Весьма. Тебе не холодно?
– Нет. – нагло сказал Зуан, глядя ей в глаза.
Он пытался найти хоть каплю смущения или стыдли?вости. Ага, щаз! Ничего даже близко похожего он там не нашел, а лукавые серые глаза смотрели именно туда, куда смотреть не должны позволять приличия. Впрочем, она быстро отвернулась, сгрузила что-то, пахнущее еще аппетитнее, по дороге подцепила сверток с одеждой и кинула его в росса. Он поймал, раскатал. В свертке оказался комбез ишон серо-коричнево-зеленоватой окраски дизайна "под скалу".
– Одевайся, поедим. Заодно проверим, насколько тебя подкосила болезнь.
– Сильно. Могу и так сказать.
– Почему?
– Я не могу встать. – спокойно ответил росс.
В серых глазах сверкнула тревога.
– Ноги чувствуешь?
– Да. Но встать не могу.
Зуан с трудом натянул на голое тело комбез, чертыхаясь про себя. В таком унизительном состоянии он не был уже давно. Не мог сам себе признаться, что более унизитель?но – его слабость или слабость перед ее глазами.
– Не забивай себе голову.
Мягкий голос Рин заставил его вздрогнуть. Тонкие пальцы подтянули перевязь, помогая натянуть на озябшие плечи куртку.
– Давай, попробуй встать.
Хотелось выть от собственного бессилия! Зуан стиснул зубы и с нечеловеческим трудом, держащимся лишь на голой силе воли, на уязвленной гордости, сумел… чуть-чуть оторвать зад от ветки. Рин подхватила его за плечи, ненавязчиво помогая выпрямиться, и все же он встал. Ноги подгибались, он едва-едва держался, чувствуя всем телом, что основной его вес приходится на хрупкие девичьи плечи.
– Рин, я…
– Переступи и садись на эту кучу веток. – тоном, не терпящим возражений, сказала она, подталкивая его на удивление сильной рукой в нужном направлении.
Не то чтобы он сел… нет, он скорее по инерции завалился в том направлении, куда его качнуло. Тяжко. Больно. Кровь хлынула в ноги, все кололо, щипалось и болело. Захотелось заорать во весь голос.
– Ну и поори. – совершенно невозмутимо сказала девчонка.
– Это так явно?
– Да. – Рин вздохнула, подсела ближе.
Росс тяжело вздохнул.
– Я ничего не помню. Что я творил?
– Да ничего. Лежал в глубокой коме.
– А дальше.
– А дальше – ешь! И не задавай глупых вопросов! – Рин разозлилась. – Да, я кормила тебя, ухаживала за тобой, следила, чтобы ты не скатился с ветки, когда тебя била лихорадка. Но я это делала по собственной воле и желанию. Понял?
– Да.
– Закрыли тему.
– Благодарю.
– Да ладно тебе. – она улыбнулась. – Ты был совершенно беспомощный из-за этой дряни. Я не могла тебя так оставить.
– Могла.
– Нет. Мы же повязаны.
– Хм. – Зуан скептически поджал губы.
– Я так захотела.
– Другой ответ. – он улыбнулся.
Рин лукаво улыбнулась в ответ. Зуан мысленно вздохнул. Она так захотела. Она сделала это по собственному желанию, подчиняя своей прихоти. Она так захотела и так сделала.
Она же готова нести за это ответственность. За свое решение. За право делать то, что она хочет. Не потому, что так надо. Не потому, что так принято. Потому, что таково было ее желание. Это он понимал. Он делал то, что хотел. Он подчинялся только себе и нес ответственность за свои желания и действия. Сам. И перед собой. Его не страшил ни гнев куратора, ни возможное наказание. Ничего. Он держал ответ лишь перед собой. Его единственный судья – он сам. И никто не смел навязывать ему решения. Как и ей.
– Что будешь делать дальше? – Рин развернула аппетитно пахнущий лист.
– Мне нужно вернуться на корабль. Дать о себе знать.
– Могли решить, что ты мертв?
– Могли, конечно. И не без причины. Я возвращался каждые пять дней на корабль. Отметиться. А тут отсутствую полтора азтина!
– Чего?
– Азтин. Двенадцать дней.
– А-а-а. – Рин откусила кусок аппетитной желтой мякоти. – Корабль далеко?
– Нет. За три дня можно дойти. Даже в том раздолбанном состоянии, в котором я сейчас нахожусь.
– Зу, не хочу тебе омрачать день, но ты даже стоять не можешь, не то чтобы куда-то идти.
– Я знаю, и понимаю, что должен попасть на корабль до того, как он улетит.
– И когда он сваливает?
– С началом осени.
– Это долго?
– Ну, не так чтобы очень. Азтина два, может три.
– Хреново.
Зуан не стал уточнять значение слова и так понятно. Маты универсальны. На всех языках. Рин отложила полуобугленный лист, вытащила откуда-то металлический поднос и переложила здоровенного жука с раздавленным и вывернутым наизнанку панцирем, половину желтого плода и огромного печеного головастика, набитого ягодами. Молча протянула это россу. Тот так же молча взял, поблагодарив кивком головы. Рин отщипывала остывающую желтую мякоть от своей половины плода, неспешно поедая. Зуан некоторое время пытался есть, соблюдая хоть какие-то приличия. Рин усмехнулась, и он, плюнув на все, схватил обеими руками обжигающе горячий панцирь, с наслаждением впившись зубами в нежное мясо. От голода сводило живот.
Над головой чирикнуло. Зуан вскинул голову, настороженно всматриваясь в листву, но вот сквозь листья вынырнула два золотых дракончика и, перепискиваясь, чирикая и дерясь, полетели к Рин. Получив по своему куску мякоти, два скандалиста успокоились и засели на воротнике ее куртки.
– Разбаловала.
– Еще как. Совсем обнаглели.
– Они быстро привыкли, надо заметить.
– Я их не обижаю.
– Они назойливы.
– Они – моя мобильная сигнализация. Все кусты так и кишат ими, и я всегда знаю, когда к этому краю леса приближается что-то потенциально опасное и где это "что-то" в данный момент. А то от этих коричневых ящеров совсем житья нет!
– Шатай. Гнусные и опасные твари. Сталкивалась или только наблюдала?
– Сталкивалась. – неохотно ответила Рин.
– И как?
– Ты удивишься, как быстро можно взобраться на дерево при должном стимуле. – кисло ответила она, отковыривая кусок мяса от хитина.
– И быстро?
– На редкость. Особенно, если жить хочется.
– Неплохо ты тут устроилась.
– Да, неплохо. Пока тепло на дворе. И на голову не ка?пает. – Рин вздохнула. – А что тут делать, когда похо?лодает?
– Без одежды и укрытия не выживешь.
– Да знаю я, знаю. – Рин вздохнула. – Что делать предла?гаешь?
– Нужно добраться до корабля.
– Завтра отправимся. Уже полдень. Не успеем далеко уйти. Да и ты отлежишься. К тому времени.
– Время поджимает.