* * *

Этот случай давно был когда-то
В Ленинграде суровой зимой.
Капитан после грозных сражений
Письмо пишет жене дорогой.
«Дорогая жена, я — калека.
У меня нету правой руки.
Нет и ног. Они верно служили
Для защиты родимой страны.
Я берег твой покой, дорогая,
И хотел, чтобы дочка моя
Обо мне никогда не грустила
И по-детски ласкала меня».
Получил он письмо от супруги.
С ней прожил он уже много лет
Но жена отвечает сурово,
Что не нужен калека и ей.
«Мне минул лишь тридцатый годочек.
Я хочу еще жить и гулять.
Ты приедешь ко мне, как колчушка,
Только будешь в кровати лежать»
А внизу там заметь каракульки.
Виден почерк, но почерк не тот
Это почерк любимой дочурки:
Домой папочку дочка зовет.
«Милый папа, не слушай ты маму,
Приезжай поскорее домой.
Этой встрече я буду так рада,
Буду знать, что мой папа живой.
Я в коляске катать тебя буду
И цветы для тебя буду рвать.
В душной комнате весь ты вспотеешь,
А я буду тебя прохлаждать».
Вот уж поезд к вокзалу подходит,
Потихоньку по рельсам скользит,
А в том поезде радость к горе —
Капитан молодой там сидит.
Капитан из вагона выходит,
По перрону нетвердо идет.
И глазам он поверить не может:
Эта дочка его или нет?
«Папа, папа! Как это случилось?! —
Руки целы и> нога целы!
Орден яркий со знаменем красным
Расположен: на левой, груди"
«Постой, дочка, постой, дорогая!
Видно, мать не пришла и встречать.
Она стала совсем нам чужая,
Так не будем о ней вспоминатъ!"
Этот случай давно был когда-то
В Ленинграде суровой зимой.
Капитан после грозных сражений
Возвратился здоровым домой.

* * *

Помню, помню, помню я,
Как меня мать любила,
И не раз, и не два
Сыну говорила.
Говорила: «Ты, сынок,
Не водись с ворами.
В Сибирь-каторгу сошлют,
Скуют кандалами.
Сбреют волос твой Густой
Аж до самой шеи.
Поведет тебя конвой
По матушке Расее»
Я не крал, не воровал.
Я служил народу.
В Сибирь-каторгу попал
По пятому году.
Помню, помню, помню я,
Как меня мать любила,
И не раз, и не два
Сыну говорила.

* * *

Гудки тревожно загудели,
Народ валит густой толпой.
А молодого коногона
Несут с разбитой головой.
Зачем ты, парень, торопился,
Зачем коня так быстро гнал?
Или десятника боялся,
Или в контору задолжал?
Десятника я не боялся,
В контору я не задолжал.
Меня товарищи просили,
Чтоб я коня быстрее гнал.
Ох, шахта, шахта ты — могила.
Зачем сгубила ты меня?
Прощайте все мои родные —
Вас не увижу больше я.
В углу заплачет мать-старушка.
Слезу рукой смахнет отец.
И дорогая не узнает,
Каков мальчишки был конец.
Прощай, Маруся ламповая,
Ты мой товарищ стволовой.
Тебя я больше не увижу —
Лежу с разбитой головой.
Гудки тревожно загудели,
Народ валит густой толпой.
А молодого коногона
Несут с разбитой головой.

Приморили гады

Приморили гады, приморили,
Загубили молодость мою.
Золотые кудри поседели.
Знать, у края пропасти стою.
Всю Сибирь прошел в лаптях разбитых.
Слушал песни старых пастухов.
Надвигались сумерки густые.
Ветер дул с охотских берегов.
Ты пришла, как фея в сказке давней,
И ушла, окутанная в дым.
Я остался тосковать с гитарой,
Оттого что ты ушла с другим.
Зазвучали жалобно аккорды,
Побежали пальцы по ладам.
Вспомнил я глаза твои большие
И твой тонкий, как у розы, стан.
Много вынес на плечах сутулых,
Оттого так жалобно пою.
Здесь, в тайге, на Севере далеком,
По частям слагал я песнь свою.
Я люблю развратников и воров
За разгул душевного огня.
Может быть, чахоточный румянец
Перейдет от них и на меня.
Приморили гады, приморили,
Загубили молодость мою.
Золотые кудри поседели.
Знать, у края пропасти стою.

Перейти на страницу:
Изменить размер шрифта: