Поиск
* * *
Они стояли на корабле у борта.
Он перед, ней — с протянутой рукой.
На ней был шелк, на нем — бушлат потертый,
Но взор горел надеждой и мольбой.
Припев:
А море грозное ревело и вскипало,
На скалы черные летел за валом вал,
Как будто море чьей-то жертвы ожидало.
Стальной гигант кренился и стонал.
Он говорил: «Сюда взгляните, леди,
Где над волной взлетает альбатрос,
Моя любовь нас приведет к победе,
Хоть знатны Вы, а я простой матрос».
Припев.
Но на слова влюбленного матроса
С презреньем леди свой опустила взор.
Душа взметнулась в нем, как крылья альбатроса —
И бросил леди он в бушующий простор!
Припев.
А поутру, когда заря всходила,
В приморском кабаке один матрос рыдал,
Он пил свой ром среди пустых бутылок
И пьяным голосом кого-то призывал.
Припев:
А море грозное ревело и вскипало,
На скалы черные летел за валом вал,
Как будто море новой жертвы ожидало.
Стальной гигант кренился и стонал.
* * *
Бог, скажи, зачем ты создал море?
Это можно было избежать.
Море, море — это наше горе.
Разве сможет кто это понять?
Припев:
Сердце возьмет тоска.
Водка затуманит взор.
И невольно возникает
Откровенный разговор.
На море любовь меня не встретит,
И не радо сердце, что весна.
А в иллюминатор солнце светит.
И кому такая жизнь нужна?
Припев.
Милая, ты встанешь утром рано,
Хоть немного вспомни обо мне.
Может, по причалу хожу пьяный,
Может быть, лежу уже на дне.
Припев.
Бог, скажи, зачем ты создал море?
Это можно было избежать.
Море, море — это наше горе.
Разве сможет кто это понять?
Припев:
Сердце возьмет тоска.
Водка затуманит взор.
И невольно возникает
Откровенный разговор.
РАССКАЖУ ПРИМЕР СУДЬБЫ ДУРАЦКОЙ
* * *
Деревья с листьев опадают — ёксель-моксель,
Должно быть, осень подошла.
Ребят всех в армию забрали — хулиганов, —
Должно быть, очередь моя.
А на столе лежит повестка — шесть на девять —
В районный райвоенкомат.
Мамаша в обморок упала — с печки на пол, —
Сестра сметану пролила.
А медицинская комиссья — в голом виде —
Смотрела спереди и в зад.
Потом, часок посовещавшись — для порядку, —
Копейкин годен — говорят.
Кондухтер дал свисток протяжный — очень длинный, —
И паровозик загудел.
А я молоденький мальчишка — лет семнадцать —
На фронт германский полетел.
Вот прибыл я на фронт германский — в полвторого,
И что ж я вижу вкруг себя:
Над нами небо голубое — с облаками, —
Под нами черная земля.
Лишь только сели мы обедать — щи да кашу, —
Бежит начальник номер два (старшина).
«Ох, что ж вы, братцы-новобранцы, матерь вашу,
Жестокий бой уж начался».
Летят по небу самолеты — бонбовозы, —
Снаряды рвутся надо мной.
А я мальчонка лет семнадцать — двадцать восемь —
Лежу с оторванной ногой (а зубы рядом).
Ко мне подходит сенитарка — звать Тамарка —
«Давай я рану первяжу
И в сенитарную машину — студебекир —
С собою рядом положу (для интереса)».
И понесла меня машина — студебекир —
Через поля, через мосты.
А кровь лилась со страшной раны — прямо наземь, —
Мочила вату и бинты.
Вернусь домой под самый ужин — всем не нужен —
С одной оторванной ногой.
Жане не нужен, ох, не нужен — ох, не нужен —
Зальюсь горючею слезой.
Поставлю хатку край деревни — восемь на семь —
И стану водкой торговать.
А вы, друзья, не забывайте — Афанасий, —
Ходите водку выпивать.
* * *
Расскажу пример судьбы дурацкой
И начну я с жизни холостяцкой.
Сами вы, конечно, посудите —
К холостому в комнату войдите.
Тапочки, галоши и ботинки,
Галстуки, манжеты и резинки,
Баночки, коробочки из жести
На полу валяются все вместе.
Сам же обитатель, как в дурмане,
Дремлет на продавленном диване.
На столе недопитый коньяк,
Под столом бутылок целый ряд.
Выбрал наконец себе я жёнку —
Очень симпатичную девчонку.
Стал держаться самых честных правил.
Крест себе на выпивке поставил.
Жёнка отдалась по мне заботам:
Голову мне мыла по субботам,
Нежила и холила, как пташку,
По утрам варила с маслом кашку.
Кончился наш месяц тот медовый
Завела она порядок новый:
Всех друзей-товарищей отшила,
В парк гулять на шворочке водила.
Ей кино, концерты да балеты —
Всю дорогу доставай билеты.
Всё духи, помады да наряды,
А бутылки, значит, мне не надо.
Стала надувать супруга губки,
Ревновать буквально к каждой юбке
И тарелкой или ж венским стулом
Стала бить по ребрам и по скулам.
Рассказать всех бед я не сумею.
Лучше б мне петелечку на шею!
Лучше быть немытым и голодным,
Но зато счастливым и свободным.
Перейти на страницу:
Изменить размер шрифта: