Белочка в лесу одна жила.
Девочкою белочка была.
Зайчик как-то лесом пробегал
И покой у белочки украл.
Загрустила белочка тогда,
Места не находит, нету сна.
Ушки есть у белочки и хвост.
В лапках был мальчишка — серый крот
Зайка что-то много обещал,
Но куда-то вскоре запропал.
И скучает белочка одна.
Не вдова она и не жена.
Бог, однако, белку не забыл,
Он бельчонка рыжей подарил.
Но туманно сделалось в лесу:
Алиментов белке не несут.
Где же оказался наш косой?
По лесу гуляет — холостой.
У него любовь давно прошла.
Белка ему больше не нужна.
Белочка в лесу одна жила.
Девочкою белочка была.
Зайчик как-то лесом пробегал
И покой у белочки украл.
Ты знаешь, мать, что я решил жениться.
Я много ем и очень мало сплю.
Но если сплю, такое, мама, снится!..
Давай я, мать, дровишки поколю.
Ты знаешь, мать, я скромный по натуре.
Но, соблазнясь на женскую красу,
Возьму да и женюсь на первой дуре.
Давай я, мать, водички принесу.
А вдруг возьму женюсь на самой умной.
Она заучит всю мою родню.
А мы с тобою, мать, народ нешумный.
Давай я, мать, приемник починю.
Ты знаешь, мать, что я решил жениться.
Я много ем и очень мало сплю.
Но если сплю, такое, мама, снится!..
Давай я, мать, дровишки поколю.
Когда я маленьким еще мальчонкой был
И под столом свободно проходил,
Ко всей природе был ужасно глух и слеп,
Ходил по улице и кушал с маслом хлеб.
Однажды вышел я из дому, из ворот,
Навстречу девушка красивая идет.
Она так мило и изящно подошла,
Ко мне склонилась и хлеб с маслом отняла.
И в эту ночку мне, мальчишке, не спалось.
И в эту ночку я пролил немало слез.
И в эту ночь я вспоминал ее красу,
И ковырялся нежно пальчиком в носу.
И вот я вырос и стал совсем большой,
И снова повстречался с девой той.
Все той же прелестью горят ее глаза.
Все той же шалостью звучат ее уста.
Она так мило и изящно подошла.
Ко мне склонилась и за шею обняла.
Она растаяла, как в поле мотылек,
А с ней исчез мой из кармана кошелек.
И в эту ночку мне, парнишке, не спалось.
И в эту ночку я пролил немало слез.
И в эту ночь я проклинал ее красу,
И ковырялся пальцем в жопе и в носу.
Венецианский мавр Отелло
Один домишко посещал.
Шекспир узнал про это дело
И водевильчик накатал.
Девицу звали Дездемона.
С лица — как белая луна.
На генеральские погоны,
Ох, соблазнилася она.
Папаша — дож венецианский,
Предгорсовета, так сказать,
Любил папаша сыр голландский
«Московской» белой запивать.
Любил пропеть романс цыганский.
Свой, компанейский, парень был.
Но только дож венецианский
Ужасно мавров не любил.
А не любил он их за тело,
Ведь мавр на дьявола похож.
И предложение Отелло
Для дожа — в сердце финский нож.
А у Отелло подчиненный
Был Яшка, старший лейтенант.
На горе бедной Дездемоны
Был Яшка страшный интригант.
И в их семье беда настала:
У ней платок куда-то сплыл.
Отелло вспыльчивый был малый —
Как вошь, супругу задавил.
Ох, девки, верность сохраняйте!
Смотрите дальше носа вы!
И никому не доверяйте
Свои платочки Носовы!
Служил на заводе Серега-пролетарий.
Он с детства был испытанный марксист.
Он был член месткома, он был член парткома,
А в общем — стопроцентный активист.
Евойная Манька страдала уклоном.
И слабый промеж ими был контакт:
Накрашенные губки, коленки ниже юбки,
А это, несомненно, вредный факт.
Сказал ей Серега: «Ты брось эти штучки,
Ведь ты компроментируешь меня.
Ты — вредная гада, с тобой бороться надо.
Даю на исправление три дня!»
Она ему басом: «Катись ты к своим массам!
Не буду я в твоей КаПэСеСе!»
А он не сдается: он будет с ней бороться
Серега на своем лихом посте.
Три дня, как один, пролетели.
Сказал ей Серега вот так:
«Напрасно вы в самом-то деле
Рассчитываете на брак».
Маруська тогда понимает,
Что жизнь ее стала хужей,
И в сердце с размаху вонзает
16 столовых ножей.
Мотор все пропеллеры крутит.
Москве показаться пора.
Маруське лежать в институте
Профессора Пастера.
Маруську на стол помещают
16 дежурных врачей,
И каждый из них вынимает
Свой ножик из ейных грудей.
«Вынай — не вынай: не поможет.
Не быть мне с любимым вместях.
Оставьте один только ножик
На память о милом в грудях».
Маруську везут в крематорий
И в печь ее прямо кладут.
В тоске и отчаянном горе
Серега ее тут как тут.
«Маруся, когда б ты, родная,
Открыть свои глазки могла!»
Маруська ему отвечает:
«Нельзя я уже померла»
«Я жизнь ее всю перепортил.
За это отвечу я сам.
Насыпьте же пеплу мне в портфель
На память 400 грамм».