Когда с тобой мы встретились, черемуха цвела,
И в старом парке музыка играла.
И было мне тогда еще совсем немного лет,
Но дел успел наделать я немало.
Лепил я скок за скоком. Наутро для тебя
Кидал хрусты налево и направо.
А ты меня любила и часто говорила,
Что жизнь блатная хуже, чем отрава.
Но дни короче стали, и птицы улетали
Туда, где вечно солнышко смеется.
И с ними улетело мое счастье навсегда,
И понял — я оно уж не вернется.
Я помню, как с фаршмаком была ты на скверу,
А он, бухой, обняв тебя рукою,
Тянулся целоваться, просил тебя отдаться…
А ты в ответ кивала головою.
Во мне все помутилось, и сердце так забилось!
И я, как этот фраер, закачался,
Не помню, как попал в кабак, и там кутил, и водку пил,
И пьяными слезами обливался.
Однажды ночкой темною я встал им на пути.
Узнав меня, ты сильно побледнела.
Его я попросил в сторонку отойти.
И сталь ножа зловеще заблестела.
Потом я только помню, как мелькали фонари
И мусора кругом в саду свистели.
Всю ночь я прошатался у причалов до зари,
А в спину мне глаза твои глядели.
Когда вас хоронили, ребята говорили,
Все плакали, убийцу проклиная.
А дома я один сидел, на фотокарточку глядел —
С нее ты улыбалась, как живая.
Любовь свою короткую хотел залить я водкою
И воровать боялся, как ни странно.
Но влип в затею глупую, и как-то опергруппою
Был взят я на бану у ресторана.
Сидел я, срок прикидывал: от силы пятерик,
Когда внезапно всплыло это дело.
Пришел ко мне Шапиро, защитник мой, старик.
Сказал: «Не миновать тебе расстрела».
Потом меня постригли, костюмчик унесли.
На мне теперь тюремная одежда.
Квадратик неба синего и звездочка вдали
Сияют мне, как слабая надежда.
А завтра мне зачтется последний приговор,
И скоро, детка, встретимся с тобою.
А утром поведут меня на наш тюремный двор,
И там глаза навеки я закрою.
Чередой за вагоном вагон,
С легким звоном по рельсовой стали
По этапу идет эшелон
Из Ростова в сибирские дали.
Заглушает пурга стук колес.
Бьется в окна холодною плетью,
Но порывистый ветер донес
Из вагона унылую песню.
Припев:
Не печалься, любимая,
За разлуку прости меня.
Я вернусь раньше времени,
Дорогая, клянусь!
Как бы ни был мой приговор строг,
Я приду на родимый порог
И, тоскуя по ласкам твоим,
Я в окно постучусь.
Здесь на каждом вагоне — замок.
Две доски — вместо мягкой постели,
И, закутавшись в серый дымок,
Нам кивают угрюмые ели.
Среди диких обрывистых скал,
Где раскинулись воды Байкала,
Где бродяга судьбу проклинал,
Эта песня тоскливо звучала.
Завернувшись в бушлат с головой,
Пролетаем леса и болота.
Здесь на каждом вагоне конвой,
И торчат по бокам пулеметы.
Мчал все дальше и дальше состав,
И прощались угрюмые ели.
Но, угаснуть надежде не дав,
Всю дорогу колеса нам пели.
Десять лет трудовых лагерей
Подарил я рабочему классу.
Там, гае сгинут лишь тропы зверей,
Я построил Амурскую трассу.
Застревали в снегу трактора,
Даже «сталинцам» сил не хватало.
И тогда под удар топора
Эта песня о милой звучала.
Припев:
Не печалься, любимая,
За разлуку прости меня.
Я вернусь раньше времени,
Дорогая, клянусь!
Как бы ни был мой приговор строг,
Я приду на родимый порог
И, тоскуя по ласкам твоим,
Я в окно постучусь.
Течет речка по песочечку —
Берега крутые.
А в тюрьме сидят арестантики —
Парни молодые.
А в тюрьме-то сыро, холодно,
Под ногой — песочек.
Молодой цыган, молодой жиган,
Начальничка просит:
«Ох, начальник, ты начальничек,
Отпусти на волю.
Там соскучилась и замучилась
На свободе фройля».
«Я б пустил тебя на волюшку —
Воровать ты будешь.
Ты попей, попей воды холодненькой —
Про любовь забудешь».
Любил жиган шантанеточку,
С нею наслаждался.
Пил он, пил воду холодную,
Пил — не напивался.
Помер цыган, молодой жиган.
С ним — и доля злая.
Ходит лишь в степи конь вороненький —
Сбруя золотая.
Гроб несут, его коня ведут.
Конь головку клонит.
Молодая шантанеточка
Жигана хоронит.
«Я — цыганка-шантанеточка,
Звать меня Маруся.
Дайте мне вы того начальничка —
Крови я напьюся».
Ходят, ходят курвы-стражники
Днями и ночами.
А вы скажите мне, братцы-граждане,
Кем пришит начальник?
Течет речка по песочечку —
Берега крутые.
А в тюрьме сидят арестантики —
Парни молодые.