В Ростове как-то на-Дону
Однажды я попал в беду —
На нары, бля, на нары, бля, на нары.
Сижу на нарах и грущу,
Блоху за пазухой ищу —
Кусает, бля, кусает, бля, кусает.
Но вот амнистия пришла
И нам свободу принесла,
Свободу, бля, свободу, бля, свободу.
Кто с чемоданом, кто с мешком,
А я, как сука, с котелком —
По шпалам, бля, па шпалам, бля, по шпалам.
Скажи, какой я был дурак, —
Надел ворованный пиджак
И шкары, бля, и шкары, бля, и шкары!
И в этом самом пиджаке
Меня попутал в кабаке
Легавый, бля, легавый, бля, легавый.
Он говорит: «Ебёна мать!
Попалась сука, курва, блядь,
Попалась, бля, попалась, бля, попалась!».
Потом меня он поволок
И всю дорогу чем-то в бок
Ширяет, бля, ширяет, бля, ширяет.
И вот я снова за стеной,
И вновь параша предо мной
И нары, бля, и нары, бля, и нары.
А за окошком фраера
Всю ночь гуляют до утра —
Кошмары, бля, кошмары, бля, кошмары!..
С одесского кичмана сбежали два уркана,
Сбежали два уркана в дальний путь.
Они остановились на княжеской могиле,
Они остановились отдохнуть.
Товарищ, товарищ, болять мои раны,
Болять мои раны на боке.
Одная заживаеть, другая нарываеть,
А третия засела в глыбоке.
Товарищ, товарищ, товарищ малахольный,
За что ж мы проливали нашу кров?
За крашеные губки, коленки ниже юбки,
За эту за проклятую любов?
Они же там пирують, они же там гуляють,
А мы же попадаем в переплет:
А нас уже догоняють, а нас уже накрывають,
По нас уже стреляеть пулемет.
За что же ж мы боролись, за что же ж мы страждали?
За что ж мы проливали нашу кров?
Они же там гуляють, карманы набивають,
А мы же отдаваем сыновьев.
Товарищ, товарищ, скажи моей ты маме,
Что сын ее погибнул на посте:
И с шашкою в рукою, с винтовкою в другою,
И с песнею веселой на усте.
Родился я у беса под забором.
Крестили меня черти косогором.
Старый леший с бородою
Взял облил меня водою,
Гоп-со-смыком он меня назвал.
Гоп-со-смыком — это буду я.
Это будут все мои друзья.
Залетаем мы в контору,
Говорим мы: «Руки вгору,
А червонцы выложить на стол!»
Скоро я поеду на Луну.
На Луне найду себе жену.
Пусть она коса, горбата,
Лишь червонцами богата,
За червонцы я ее люблю.
Со смыком я родился и подохну.
Когда умру, так даже и не охну.
Лишь бы только не забыться,
Перед смертью похмелиться,
А потом, как мумия, засохну.
Что мы будем делать, как умрем?
Все равно мы в рай не попадем.
А в раю сидят святые,
Пьют бокалы наливные,
Я такой, что выпить не люблю.
Родился я у беса под забором.
Крестили меня черти косогором.
Старый леший с бородою
Взял облил меня водою,
Гоп-со-смыком он меня назвал.
Родился на Подоле Гоп-со-смыком,
Славился своим басистым криком.
Глотка была прездорова,
И ревел он, как корова.
Вот каков был парень Гоп-со-смыком.
Гоп-со-смыком — это буду я.
Граждане, послушайте меня:
Ремеслом избрал я кражу,
Из тюрьмы я не вылажу.
Исправдом скучает без меня.
Сколько бы я, братцы, ни сидел,
Не было такого, чтоб не пел:
Заложу я руки в брюки
И пою романс от скуки —
Что тут будешь делать, если сел!
Если ж дело выйдет очень скверно,
То меня убьют тогда, наверно.
В рай же воры попадают
(Пусть все честные то знают) —
Их там через черный ход впускают.
В раю я на работу тоже выйду.
Возьму с собой отмычку, шпаер, выдру.
Деньги нужны до зарезу,
К Багу в гардероб залезу —
Я его на много не обижу.
Бог пускай карманы там не греет.
Что возьму, пускай не пожалеет.
Вижу с золота палаты,
На стене висят халаты.
Дай нам Бог иметь, что Бог имеет.
Иуда Искариот в раю живет.
Скрягой меж святыми он слывет.
Ох, подлец тогда я буду,
Покалечу я Иуду —
Знаю, где червонцы он берет!
Помню, в начале второй пятилетки
Стали давать паспорта.
Мне не хватило рабочей отметки,
И отказали тогда.
Что же мне делать со счастием бедным?
Надо опять воровать.
Вот и решил я с товарищем верным
Банк городской обобрать.
Помню ту ночь в Ленинграде глубокую,
В санях неслись мы втроем.
Лишь по углам фонари одинокие
Тусклым мерцали огнем.
В санях у нас под медвежею полостью
Желтый лежал чемодан.
Каждый из нас, отрешившихся полностью,
Верный нащупал наган.
Вот мы к высокому зданью подъехали,
Встали и быстро пошли.
Сани с извозчиком тут же отъехали.
Снег заметал их следы.
Двое зашли в подворотню заветную,
Стали замки отпирать.
Третий остался на улице ветреной,
Чтобы на стреме стоять.
Вскоре вошли в помещенье знакомое.
Стулья, диваны, шкафы.
Денежный ящик с печальной истомою
Молча смотрел с высоты.
Сверла английские — быстрые бестии,
Словно два шмеля в руках,
Вмиг просверлили четыре отверстия
В сердце стального замка.
Дверца открылась, как крышка у дачки.
Я не сводил с нее глаз.
Деньги советские ровными пачками
С полок глядели на нас.
Помню, досталась мне сумма немалая —
Ровно сто тысяч рублей.
Мы поклялись не замедлить с отвалкою —
Скрыться, как можно, скорей.
Вот от вокзала с красивым букетом
В сером английском пальто
Город в семь тридцать покинул с приветом,
Даже не глянул в окно.
Только очнулся на станции крохотной
С южным названьем под стать.
Город хороший, город пригожий —
Здесь я решил отдыхать.
Здесь на концерте мы с ней познакомились.
Стали кутить и гулять.
Деньги мои все, к несчастию, кончились —
Надо опять воровать.
Деньги мои, словно снег, все растаяли.
Надо вернуться назад,
Чтоб с головой снова браться за старое —
В хмурый и злой Ленинград.
К зданью подъехали без опасения,
Только совсем не к тому.
Шли в этом доме давно ограбления.
Знало о том ГПУ.
Выстрел раздался без предупреждения,
Раненный в грудь я упал.
Так на последнем своем ограблении
Счастье вора потерял.
Если раскрыть «Ленинградскую правду»,
Там на последнем листе
Все преступления по Ленинграду
И приговоры там все.
Жизнь развеселая, жизнь поломатая,
Кончилась ты под замком.
Вот уже старость — старуха горбатая —
Бродит с клюкой под окном.