Потери среди людей Павлова и отряда орландских амазонок были минимальные: один убит, десять получили ранения различной степени тяжести. Погибшего звали Меркурий. Он был родом из Альхона и считался одним из лучших матросов "Клементины". Во время абордажной схватки ему было положено прикрывать Адмирала, то есть Павлова, большим овальным щитом, и он принял на себя, наверное, десяток метательных ножей и копий, пока его самого не сразила стрела арбалетчика, прятавшегося в пустой бочке из-под моченых яблок. Это произошло уже после начала массовой сдачи экипажа "Ласточки" в плен, поэтому люди Павлова, вытащив убийцу Меркурия из укрытия, надавали ему тумаков, но пощадили.
Противник потерял десять убитыми и человек тридцать получили ранения различной степени тяжести. Корабельный врач "Ласточки" Моисей-хан и судовой священник Назарий попросили у Павлова разрешения переправить всех тяжелораненых на ближний берег, чтобы оказать им посильную помощь. Посоветовавшись с Сансарой, он предоставил им две шлюпки с гребцами, на которых вскоре начали перевозить раненых. Тех, кто из-за кровопотери подавал самые слабые признаки жизни, воительницы доставили на берег на носилках, пройдя вброд по мелководью, и даже поделились с корабельным врачом перевязочным материалом из своих индивидуальных медицинских пакетов.
Капитаном "Ласточки" оказался некто Шелом-хан из Сиракуз. Павлову этот моряк среднего возраста и непримечательной внешности был совершенно неизвестен. Капитан подполз к Павлову на коленях, слезно умоляя сохранить ему жизнь. Вслед за капитаном подобным же образом изъявили свою покорность старший помощник в чине лейтенанта, боцман, мичман и командир взвода гоплитов.
Но Павлову эти пленные были совершенно неинтересны. Он требовал от своих людей, чтобы они нашли Виктора Дорохова. Наконец, его они к нему привели: с сильными ожогами на руках и в одежде, безнадежно прожженной и пропахшей порохом.
– Кто это тебя так разукрасил? – поинтересовался Павлов, указав жестом на глубокий рваный шрам, проходящий через все лицо, по диагонали от левого виска.
– Твой братец Банзай-хан нагайкой. Кто же еще?– ответил пленный на его вопрос.
– Настя и детишки, надеюсь, живы и здоровы?– спросил Павлов, неожиданно для себя заговорив по-русски.
Но Виктор нисколько не удивился, и ответил на его вопрос адекватно. Опуская нецензурные выражения, он сказал Павлову, примерно, следующее:
– Слушай, ты! Я не знаю, кто ты: вампир, оборотень или человек, пришелец или ушелец, – но я должен тебе сказать: Я тебя давно раскусил и я тебя ненавижу за то, что ты обрек меня на нестерпимые душевные муки. Ты – самодовольный и похотливый козел, а я вынужден страдать за все: за свою жалкую шкуру, за судьбу близких мне людей и даже за будущее человечества.
– Человек! Это – звучит гордо!– некстати заметил Павлов.
– Ах ты, сука!!! – заорал Виктор и сделал попытку вырваться из рук, доставивших его к Павлову, двух матросов, которые помнили его еще по "Клементине".
– Повесить!– коротко приказал Павлов, понимая, что больше с Виктором ему разговаривать не о чем.
Перед тем как, как Виктора Дорохова вздернули на рее, его обыскали и нашли за пазухой в непромокаемом чехле из шкуры тюленя некий предмет из металла и дерева. Это был однозарядный пистолет с капсюльным ударным замком.
– А, что? Почему бы не проверить, какова его убойная сила?– подумал Павлов, и выстрелил из пистолета в сторону капитана Шелом-хана, который уж точно его никогда не предавал и с которым он едва ли был когда-то знаком.
Капитан, схватившись за сердце, медленно опустился на палубу и упал навзничь.
– Выбросить за борт! – приказал Павлов своим людям, и они, взяв тело капитана за руки и за ноги, раскачали, и бросили в воду.
После того, как орландские амазонки связали пленных, Центурион Сансара обратилась к Павлову с предложением отправиться на помощь отряду Гонория, но он ее отговорил, указав на численное превосходство и отменную боевую выучку людей Астрахана. Посовещавшись, они решили возвращаться назад в факторию, поскольку десант противника, очевидно, должен был последовать туда же. Сансара приказала Старой Досе и группе разведки разыскать Гонория и других орландов и предупредить их об изменившихся планах.
Расправившись с Виктором Дороховым и капитаном "Ласточки", Павлов задумался о судьбе других членов экипажа захваченного судна. Тащить с собой на Красные Камни или в факторию такое количество пленных было неразумно. Кто их будет охранять, добывать и готовить для них пищу? Оставлять же их на "Ласточке" –тоже небезопасно. Астрахан скоро узнает о потере "Стрижа", и тогда его люди появятся здесь с минуты на минуту, с целью отбить свой последний корабль и стащить его с мели. Легче всего пленных было утопить, но абсолютному большинству из них лишь едва исполнилось 20 лет.
– Сансара! – обратился он к Центуриону,– как ты относишься к тому, чтобы твои славные бойцы отобрали себе среди пленных по одному рабу, а остальных мы ослепим. Пусть их предводитель Астрахан, застав их в таком виде, перестанет помышлять о войне, а поведет их к Байкалу, где несчастных калек с сочувствием встретят их родные и близкие.
Сансара подозвала к себе "старух" – воительниц, которым перевалило за 40 лет – и устроила совещание.
"Старухи", выслушав ее, завздыхали и заохали, но к единому мнению, все же, пришли, поэтому Сансара озвучила свое решение следующими словами:
– Мы согласны отобрать себе среди пленных самых красивых юношей, но мы не хотим быть свидетелями того, как люди знатного господина ослепляют своих соплеменников.
Чтобы не портить с Сансарой отношения, Павлов вынужден был пойти на уступку:
– Забирайте всех, кто вам понравился, пересаживайтесь на "Эсмеральду", идите вниз по реке и ждите меня у Черной скалы. Я и десять моих товарищей побудем немного здесь, а затем на двух шлюпках вас нагоним, – сообщил ей Павлов, уже твердо решив, что после ослепления оставшихся пленных он прикажет "Ласточку" сжечь.
Пока подчиненные Сансары отбирали среди пленных будущих невольников, люди Павлова переправили на "Эсмеральду" на трофейной шлюпке один из орудийных стволов, сняв его с поворотного станка, три бочонка и десять картузов с порохом, шесть ядер со свинцовой оболочкой и четыре заряда картечи, упакованные в оловянные цилиндры. Прочие заряды картечи были упакованы в кожаные мешки. Вскрыв один из мешков, Павлов обнаружил в нем круглую речную гальку, и сразу же у него в голове мелькнула мысль о том, что, наверное, по отчету, в мешках должны находятся свинцовые шарики, и какой-то очередной пройдоха в чине полковника-интенданта хорошо на этой подмене заработал.
Среди трофейных боеприпасов Павлов заметил некий гибрид ядра и конического снаряда, цилиндрической формы, но с головной частью в форме шара. Он догадался, что это – разрывная граната, подобная той, которая чуть не искалечила его самого в памятном сражении при Гамбите. И он тут же со словами: "Инновации – к черту!" – он выбросил гранату за борт.
Второе орудие Павлов разбирать не велел и держал вместе с небольшим количеством пороха и боеприпасов наготове на случай появления противника со стороны ближнего берега.
Небо уже темнело, сгущались вечерние сумерки
.
На дальнем берегу появились люди Астрахана и начали из луков и арбалетов обстреливать плотников, устанавливающих на "Эсмеральде" новый кормовой руль. Дальше оставаться на виду у противника на простреливаемом стрелами пространстве было небезопасно. Это понимала и Сансара, торопя своих подчиненных с выбором будущих невольников. Полагая, что смотрины слишком затянулись, она, разозлившись, отдала свои подчиненным приказ собрать трофейное холодное оружие и немедленно отправляться на "Эсмеральду". Вскоре с ближнего берега прибыли дозорные и сообщили о быстром приближении с западной стороны речного ущелья большого количества солдат "в зеленых комбинезонах ", вооруженных луками, пращами и аркубалистами (арбалетами).