Странно. Я всё же вернулся на Тсаворит. В то место, где родился.

Глеб Сергеевич подозвал, осмотрел меня с головы до ног, особо пристально глянул на разбитые кроссовки и, словно о чем-то сожалея, сказал:

— Сбегай домой. Жду завтра утром, — и отвернулся, не желая продолжать разговор.

Ему даже «спасибо» в ответ не скажешь: раскричится, развозмущается, что, дескать, его от работы отрываю, срываю производственный процесс, графики, сроки поставки и так далее, и так далее…

Не любит одолжения делать. Хотя, я его и не просил. Так, упомянул пару раз, что вот в том лесочке грибы собирал, а этой дорогой в школу бегал.

До сих пор не пойму — почему родители меня в традиционную школу отправили. Большинство учится виртуально, целыми днями просиживая за вирт-экранами. И экзамены так же сдает — по сети. Живых людей совсем не видят. Может, оно и правильно — пойдут на работу, а там, кроме обслуживающих роботов, никого и нет. К одиночеству надо заранее привыкать.

Учителем у нас был Виктор Степаныч — руководитель биологической миссии. Он это учительствование в качестве общественной нагрузки взял. Можно было выбирать, чем в свободное время заниматься: расчисткой территории, уборкой мусора, строительством жилых домиков. А он с нами возился. Наверно, ему это нравилось — попробуй, справься с оравой шебутных школьников, которых ненормальные родители в живую школу отправили, — если нет желания этим заниматься.

Хотя «орава» — это я немного преувеличил. Нас всего шестеро было в классе… Да что вспоминать! Мало ли с чем в жизни сталкивался. Интернат, подготовительное отделение, потом университет удаленного доступа — это чтобы подрабатывать можно было, опять же виртуально. Закончил и уж год как работаю, занимаюсь монтажом реперных станций.

Люди до сих пор продолжают пользоваться старинными способами перемещения в пространстве. Я имею в виду — по реперным точкам. Медленно: сначала нужно взлететь с планеты тем или иным способом и достичь точки. Перейти по сети в ту, которая наиболее близка к месту назначения. Возможно, по дороге сделать пересадку. Выйти, сориентироваться, опуститься на поверхность, пройти многочисленные терминалы… Морока. Единственное преимущество — остаешься в своем теле. Хотя на некоторых планетах это, скорее, существенный недостаток.

Только туристы в такие места не летают. Разве что экстремалы. А обычным подавай планеты земного типа с комфортными условиями существования: Брисс, Эльвиру, Гессонит, Фэйхо, Сибу, Зельде. Правда, две последние — планеты-заповедники, но и туда ушлые отдыхающие умудряются попадать. На Криогене слишком холодно для человека, на Иолите — жарко, а Петерсит — правительственная планета со всеми вытекающими запретами на свободное посещение.

Теперь и Тсаворит хотят включить в кольцо большого туризма. Для этого мы и ставим на поверхности реперный маяк. Полезное занятие для экономики развивающегося мира. Отвратное для меня.

Двор, как двор. Таких тысячи — и все одинаковые, потому что создавались по типовому проекту. Индивидуальное проектирование на колонизируемых планетах — непозволительная роскошь. Жители окрестных домов потом сами в свободное время что-нибудь изменят.

Я родился уже здесь, и для меня двор был чем-то привычным, стабильным, раз и навсегда созданным специально для меня. В первую очередь мне хотелось посмотреть на него. Здесь свернем, по привычной петляющей между стволов тропинке срежем путь, перейдем дорогу, вот уже виден мой дом, обогнем его и…

Да, это мой двор. Навигатор не ошибается. Но я-то его помнил совсем другим! Ладно, он стал меньше — это я вырос. Но тут было другое. Он просматривался насквозь!

Не знаю, почему все так стремятся вернуться туда, где провели детство. Восторгаются, умиляются, от радости слезы льют, стоит ступить на родную планету, а чем паче попасть в родной город, на родную улицу.

А мне больно. Будто украли у меня что-то невидимое, но существенное. Без которого прожить, в общем, можно, но не хочется. Всё меняется: и люди, и город, и дома, и даже буйная зелень Тсаворита, которую никогда не могли усмирить и загнать в те места, где она угодна людям. Теперь это получилось.

Какую цену заплатили люди, чтобы лишиться привычного окружения? И главное — зачем?

Как можно почти полностью вырубить кусты, которые за ночь вырастают до полуметра? Раньше, чтобы сдержать их, роботам-ландшафтникам приходилось каждое утро срезать новые зеленые побеги. А те упрямо уворачивались, прятались, чтоб потом исподтишка хлестнуть по лакированному корпусу, оставляя на нем едкие хризолитовые потеки. Роботы возвращались словно с полей сражения — в камуфляже и с вмятинами на корпусах.

Людей кусты боялись: пугливо сворачивали побеги или прятали их за толстые стебли. Зато изумрудные белки, осуждающе цокая друг на друга, хватали предложенные орехи, забирались повыше и кидались скорлупками.

Ни кустов, ни белок. Остались высоченные прямые стволы демантоидовых лип, непонятно как выросших за то время, что меня здесь не было. Тропинки, когда-то пробитые нами прямо по траве, были выпрямлены, расширены и засыпаны песком. Невысокие оградки, через которые мы перелезали, чтобы попасть на тропу, убрали. Ни укромных уголков, ни схронов. Стерильность. Издевательство над природой.

Пока я привыкал к неправильности, что стояла перед глазами, и тупо рассматривал ее, в ближнем доме хлопнула дверь, и кто-то вышел. Хотя, почему — кто-то? На пороге стоял никто иной, как Пашка. Он еще не видел меня: держа в руке пульт и управляя подъемником, медленно вывозил из гаража какой-то агрегат под чехлом.

Со спины Паша выглядел вполне прилично: загорелая шея, спортивный, подтянутый. Надо полагать, успешный в жизни. Интересно, помнит ли старых друзей?

Я подобрал с земли камешек и легонько кинул так, чтобы попасть рядом с Пашкиной ногой. Он вздрогнул, медленно отодвинул ногу и как-то даже присел. Испугался, что ли?

— Пашка! Привет! — крикнул я и поднял руку, будто кругом стояла толпа, и он меня может не заметить.

— О! Илюха! Ты как здесь?! — откликнулся Павел, поворачиваясь. Нисколько не удивленный, словно мы с ним вчера расстались.

— Да вот, реперный маяк ставим. А у вас как?

Пашка неопределенно дернул головой:

— Да всё по-прежнему. Жизнь на месте не стоит. Ты сам рассказывай. Мне на работу бежать, а тут одно дело доделать надо.

Он повернулся к полностью выползшему из гаража агрегату, стащил чехол, аккуратно свернул его и задал подъемнику курс на помойку. Упер руки в бока и удовлетворенно покивал, как человек, хорошо выполнивший давно откладываемую работу. Всё бы ничего, но выкинуть он собирался легковой скутер-внеатмосферник в довольно приличном состоянии.

Я дернул его за рукав, и Пашка повернулся, автоматически остановив подъемник.

— Ты чего это? — с нажимом спросил я.

— Мусор выбрасываю.

— Какой же это мусор? — удивился я. — Это же машина.

— Для тебя машина, а для меня — мусор, — Пашка даже рукой махнул с досады. — Отец с этим хламом до самого конца возился. Телепортатор в гараже изобретал! Физик-любитель, понимаешь! Я его, можно сказать, совсем не видел. И всё из-за этой рухляди.

Паша пнул скутер, отчего тот помигал габаритами и опять затих.

— Он же в рабочем состоянии.

— Не скажи. На нем только наземный движок стоит, а пространственный отец снял. Да даже если обратно поставить, всё равно давление не держит, чтоб за атмосферу выходить, я проверил. Корпус — решето. К тому же, отец там такого намудрил… Чтобы нормально ездить, нужно всю начинку выковыривать и новую ставить. Оно мне надо?

— Когда-то это была машина… — я провел ладонью по прохладному крылу. Чисто: пылеотталкивающее покрытие еще не потеряло своих свойств.