Как-то Оттилия Скулте получила от Зандарта новый заказ: «Найдите мне представительную блондинку, выше среднего роста, с хорошим экстерьером, не старше тридцати лет». Бедный донжуан подыскивал женщину, похожую на Эдит Ланку! Спустя неделю Оттилия Скулте позвонила ему в кафе.
— Господин Зандарт? Говорит Скулте. Ваш заказ выполнен. Если желаете, можете прийти сегодня. С двух до шести.
— Весьма вам признателен. Я бы хотел этак через часок.
— Пожалуйста, пожалуйста.
Зандарт заторопился:
— Паулина, меня экстренно вызывают на ипподром. Привезли из Латгалии какую-то трехлетку; говорят, резвая и с хорошим экстерьером. Дай-ка мне деньжат. Вдруг сладимся, может потребоваться задаток.
— Сотни довольно? — флегматично спросила Паулина.
— Хватит, хватит. Говорят, сущее чудо. Родословная в двенадцать поколений.
К Скулте Зандарт всегда ходил пешком: извозчики знали его в лицо; кроме того, всякий старался проникнуть в этот дом как можно незаметнее. И все равно ему каждый раз становилось немного не по себе, пока он ждал на площадке, когда ему отворят дверь.
— Проходите в гостиную, там никого нет, — любезно пригласила Скулте. — Я уже позвонила ей, минут через двадцать придет. На этот раз вы останетесь довольны.
Скулте смотрела на него влажными карими глазами и улыбалась. Когда она улыбалась, становились видны все ее золотые зубы. Зандарта раздражали и эти золотые зубы, и белое, одутловатое от сытой комнатной жизни лицо, и эта улыбка понимания. Он уже заранее знал — сейчас она поведет его в гостиную, усядется напротив со своим вязаньем и начнет нудный разговор про погоду и ревматизмы. Потом раздастся звонок. Скулте побежит мелкими шажками отворять дверь, потом в передней будут долго шушукаться, может быть гостья даже заглянет в замочную скважину, чтобы посмотреть на него…
— Госпожа Скулте, я, пожалуй, немного отдохну. Сегодня много дел было, я устал.
— Пожалуйста, пожалуйста. Когда придет, я ее прямо к вам и пошлю.
Он вошел в самую дальнюю комнату. Там стоял приятный полумрак от спущенных плотных штор. Зандарт подошел к окну, раздвинул шторы. Из-за крыши соседнего гаража виднелись строения беговых конюшен, забор, беговая дорожка, трибуны.
«Латгальская трехлетка, — Зандарт покачал головой. — Паулина, наверно, поверила. Ну, ничего, пускай верит, этак и ей спокойнее».
Звонок. Зандарт присел на краешек дивана. Его вдруг взяла робость. Послышались быстрые, легкие шаги; в дверь постучали.
— Пожалуйста, пожалуйста, — откликнулся он.
— Можно? — спросил тихий женский голос.
— Пожалуйста, — повторил он не оглядываясь.
Женщина вошла в комнату, дверь за ней затворилась. Зандарт решительно поднялся с дивана навстречу вошедшей. Он взглянул на нее и остолбенел — в первую минуту он и сам не знал, от чего — от ужаса или от радости. Перед ним стояла Эдит Ланка.
Это было до того неожиданно, что он не мог прийти в себя. Главное, она ничуть не смутилась, спокойно смотрела ему в лицо и улыбалась.
— Добрый день, господин Зандарт, — ровным, приветливым голосом заговорила она. — Вы меня долго ждали?
— Э-э, я собственно… Здравствуйте, госпожа Эдит… Я… Мне… Я пришел сюда… — заикаясь и давясь собственными словами, лепетал он.
— Что же вы мне руки не подаете?
— Ох, простите… До того все неожиданно… Сами понимаете…
Он долго тряс ее руку, потом спохватился, торопливо поцеловал и отпустил.
— Такая приятная неожиданность, госпожа Эдит, я прямо опомниться не могу.
— Я это вижу. Но для меня тут нет ничего неожиданного.
— Тем лучше, тем лучше… — поспешил согласиться Зандарт.
«Ей хоть бы что! Дьявол… дьявол, а не женщина…»
— Я знала, что вы будете здесь. Может быть, мы сядем и поговорим?
— Как вам угодно, госпожа Эдит.
Они сели на диван.
Ее выдержка, наконец, подействовала и на Зандарта. Он вытер вспотевший лоб, закурил папиросу и сделал несколько глубоких затяжек.
— Господин Зандарт, скажите мне откровенно, вы ненавидите немцев?
Он не ожидал такого вопроса, но ответил сразу и то, что думал:
— Хорошего я от них не видал. А с тех пор, как они стали уезжать, дела у меня идут лучше и лучше. Они только под ногами у нас мешались.
— Я тоже их ненавижу, — сказала Эдит. — С тех пор как я развелась с мужем, у меня осталось только одно желание — делать против них все, что в моих силах. Я хочу, чтобы они больше никогда не возвращались в Латвию, не могли здесь распоряжаться, как прежде. Согласны вы помогать мне?
— Я? Господи, да такие вещи вовсе не по мне! Я ведь только деловой человек…
— Вот и хорошо, потому-то вы и можете пригодиться. Не думайте, что мы с вами будем действовать вдвоем только. Нас много, и нам надо знать людей, на которых мы можем положиться, когда наступит решающий момент. Нужны люди, которые, как вы, как я, ненавидят немцев и никогда не пойдут за ними. Кроме того, надо знать и тех, кто втайне ожидает их возвращения, ждет прихода германской армии… Ведь рано или поздно Гитлер даст ей приказ двинуться в Латвию. Словом, мы хотим знать и врагов и друзей. У вас много знакомых. И в кафе и на ипподроме вы встречаетесь с самой разнообразной публикой. Если вы захотите, то можете принести большую пользу. Согласны?
Зандарт провел ладонью по голове и задумался.
«Вот те и свидание!.. Куда же это она гнет?..»
— А какая мне будет от этого выгода? — на всякий случай спросил он.
— Неужели в вас нет ни капли честолюбия? Вы дальше своего кафе и конюшен видеть ничего не желаете? Так вот: вас не забудут. Впереди у вас Камера торговли, а может быть — и министерство. Будет же у нас когда-нибудь парламент.
— А это не повредит мне? Вдруг кто-нибудь узнает?
— Знать об этом буду одна я. Ну и еще один человек. Наконец, в чем вас могут обвинить? Ведь вы латыш и будете действовать только из патриотических чувств.
— Это вы правильно. Я латышом родился, латышом и умру, — машинально повторил Зандарт.
— Ну вот. Я тоже латышка. Мы с вами одной крови.
Успокоенный этими доводами, Зандарт, наконец, согласился. А когда Эдит объяснила ему, в чем будут состоять его обязанности, в нем опять пробудились чувства, которые привели его в квартиру Оттилии Скулте.
— Ну, а как же у нас с вами, госпожа Эдит? — жалобно спросил он. — Могу я на что-нибудь надеяться?
— Это будет зависеть от вас, от того, как вы будете работать. Если постараетесь, достанете ценные сведения, не скрою — я буду к вам милостивее.
— И долго придется мне ждать?
— Говорю: все в ваших руках. Темпы зависят от вас.
— Хоть бы какой авансик… — умолял Зандарт.
— Вот ведь какой нетерпеливый! — она засмеялась и, нагнувшись к Зандарту, поцеловала его в щеку. — Ну, и хватит на этот раз!
— Бесчувственная вы женщина, — плакался Зандарт. — Войдите в мое положение.
— Буду помнить о вас, господин Зандарт. А теперь — до свидания.
Эдит ушла. Зандарт уже и сам не знал, как отнестись ко всей этой истории. Не то радоваться надо, не то горевать. Вечером, когда Паулина спросила его про латгальскую трехлетку, он, не обинуясь, ответил:
— Задатка я пока не дал. Лошадь-то с норовом, оказывается. Надо хорошенько присмотреться, а там видно будет.
Никогда еще Карл Жубур не жил такой полной, содержательной жизнью. Он странствовал с книжками из квартиры в квартиру, зарабатывая семьдесят, восемьдесят латов в месяц, что при его неприхотливости обеспечивало сравнительно сносное существование. Но это была лишь внешняя, менее важная сторона его жизни. Вторая — незримая, полная опасностей — не приносила материальных выгод, но она доставляла Жубуру глубочайшее моральное удовлетворение. Больше он не стыдился самого себя, не чувствовал себя лишним, бывали даже моменты, когда он испытывал гордость, удачно выполнив какое-нибудь трудное поручение. Теперь он нашел свое место в обществе. «Жить для будущего, отдавать все свои силы борьбе за утверждение правды на всей земле — что может быть благороднее, прекраснее такой судьбы! — думал он, и перед его глазами вставал при этом цельный образ Андрея Силениека. — Вот настоящий человек, вот с кого надо брать пример, если не хочешь прожить бесплодно свой век».