Я хотела узнать другое.

— Валгус, а как же ты? Ты же здесь живешь!

Юноша отпустил мой плечи, отстранился и застыл в напряженной позе, словно собираясь с решимостью, а потом зло сказал:

— Помнишь, я говорил, что мои родители получили здесь работу?

Я безмолвно глотнула воздуха, предвидя следующую фразу и чувствуя, как леденеет в груди.

— Ты и есть наша работа! Нам требовалось тебя найти!

— И чем мне грозит твоя исполнительность, — прошептала я не в силах оторвать взгляд от выбившейся петли на ковре.

— Глупенькая, — улыбнулся Валгус и погладил меня по голове, — я не причиню тебе боли. Ты… Ты же мой друг! Жалко только — неосмотрительный!

В его голосе было столько жалости, нежности и заботы, что мое сердце забилось в несколько раз быстрее.

— А теперь расскажи, кого и почему ты ещё боишься! — жестко потребовал Валгус.

Это была не моя тайна. Я вспомнила строгое бабкино лицо и замотала головой, отказываясь говорить. К тому же я понимала — Валгус не выстоит против страшилища из Лялькиного кошмара и пяти минут. Как можно тягаться шестнадцатилетнему пацану с таким монстром?! Пусть Валгус даже и… не совсем человек.

Мои сомнения заставили юношу рассмеяться:

— Брось! Ты же не думаешь, что он меня испугает! — но в следующее мгновение серьезность вернулась на красивое лицо. — Александра, я не смогу тебя защитить, если не узнаю правду!

Пришлось рассказать… О бабкиной деревне, о лесе, о волке, о своем превращении и поспешном бегстве… И о том, как пряталась от жгучего взгляда за пыльным стеклом. А затем я достала из кармана джинсов записку и бисерный цветок.

— Вот! — сунула в руку парня аппликацию.

Мой приятель понюхал ее и недовольно поморщился:

— Да-а, Александрова, ты сделала всё, чтобы не задержаться на этом свете. Похоже, ты отрезала себе дорогу в единственное место, где была бы в относительной безопасности!

Мне захотелось заскулить, и я с большим трудом подавила зарождающийся звук.

Валгус усмехнулся, покачал головой, словно сам себе удивлялся, и сверкнул бесшабашной улыбкой:

— Ничего, выпутаемся! Знать бы только какой закон ты умудрилась нарушить в том лесу. Может, всё не так уж плохо, — и вздохнул: — Давай умывайся и ложись спать, Александрова. А я тебя, так и быть, посторожу.

С этими словами он подтянул кресло-кровать к самой двери, перегородив её поперёк, чтобы не было ни выхода, ни входа.

От его слов я опешила. То есть получается, виновата снова я?!

— Ты чего? — насторожился приятель.

— Валгус, какой закон я могла нарушить? Что запрещено?! Защищать девчонок?!! Свою сестру?!! Да их бы там в один момент сожрали!

Юноша вздохнул:

— Не уверен. Понимаешь, ты абсолютно неопытный боец, да и противник слишком легко сдался. Но теперь уже всё равно. Поздно переживать.

Это точно — переживать и впрямь поздно. Время вспять не повернёшь. Теперь главное снова не натворить непоправимого.

— А как же утро? Мама не поймёт, если я дома не переночую, — ответила, не поднимая взгляда.

На душе стало томно и стыдно, словно я чего ждала от этой ночи. Но это ведь не так! Я предпочла бы оказаться дома, в своей кровати! Спать, зная, что с тебя не спускает взора тот, кто … кто… кто нравится, вряд ли получится!

— Не, Валгус, я лучше домой.

Встала с кровати, и в следующее мгновение резкий толчок отправил меня обратно.

— Ложись, сказал, — зашипел мой приятель. — Ты думаешь, я шучу? Думаешь, запереть тебя в этом доме предел моих желаний?!

Я чуть не задохнулась от обиды и отвернулась в сторону, пытаясь спрятать её.

— Ну, то есть… Саш, прости… другое имел ввиду, — присел рядом Валгус, — но я не пугал, когда говорил, что тебя ищут лучшие охотники. И самое надежное место для пряток — рядом со мной. Почему, объяснить пока не могу. А портфель я твой заберу, не переживай, никто и не заметит. Только ключ дай. Ты ведь все равно раньше всех из дому уходишь. И ещё кое-что надо сделать. Для надежности.

То, что Валгус может передвигаться бесшумно и быстро, ничуть не хуже меня, я уже знала.

— Доверься мне, — прошептал Валгус, видя, что сомнения не прошли.

Тихой мольбе я противиться не смогла — послушно повалилась головой на подушку.

— Вот и славно, — облегченно вздохнул приятель и вернулся в кресло.

На некоторое время в комнате воцарилась тишина, а затем я не выдержала:

— Валгус, не мог бы ты ответить на один вопрос?

Приподнялась на локте, пытаясь рассмотреть выражение лица юноши.

Валгус весело хмыкнул:

— Даже не сомневался, что он у тебя найдется.

— Ты такой же, как я? — не среагировала на шутку и напряженно замерла в ожидании ответа.

На некоторое время в комнате повисла тишина, не прерываемая даже моим дыханием, потом юноша сказал:

— Нет. У меня… всё немного по-другому. Как… не могу сказать. Не имею права.

— Но ты же не человек?

— Мы оба не люди! — мрачно ответил юноша и вздохнул: — Спи, пожалуйста. Мне надо продумать дальнейшие ходы.

Словно речь шла об обычной шахматной игре.

Прошло ещё немного времени, Валгус хмыкнул, что-то вспоминая, и позвал:

— Саша, ты не спишь?

— Нет пока.

— Тогда у меня к тебе тоже вопрос…

— Задавай.

— Почему тебе не нравится собственное имя?

Я растерялась от неожиданности и немного помедлила.

— Чего молчишь? — не унимался юноша. — Я же вижу, как иногда напрягаешься, стоит кому-то окликнуть тебя.

"Напрягаешься" — не совсем правильное слово, но в остальном проницательный Валгус угадал. Не нравится. Чаще всего меня звали Саша или Сашка. Учителя — те вовсе по фамилии. Пожилые соседки — Шурочка. Но это было всё не моё! И если с "Сашей" я смирилась, то остальные имена, больше похожие на клички, откровенно бесили.

Послышался шорох: парень повернулся в мою сторону и оперся на ладонь, настроившись на долгий разговор. Видно тоже спать передумал.

— Давай подберём тебе то, что будет приятно ушам, — предложил Валгус.

— Угум…

Не смотря на серьёзность тона, мне показалось, что приятель намерен немного повеселиться за мой счёт.

— Александрушка, — для начала предложил юноша.

— Убью, — пробормотала я.

— Неужели не нравится?

На лице удивление и святая невинность.

— Ну тогда… Алексаша?

— Отстань!

Вот репей!

— Санюра? Алексаня? Сашуля?….

Господи, сколько имён и не одного нормального!

— Олеся?

— А это-то причём? — пришел мой черёд удивляться.

— Когда-то это значило одно и то же, — пояснил Валгус и снова пристал: — Ну, так что на счёт Олеси?

"Олеся" со мной не совпадало. Не было во мне даже капли той мягкости, что исходила от этого имени. Оно казалось пусть и красивым, но абсолютно чужим.

— Нет! — резко ответила я. — И давай завязывать с сочинительством.

— Ну, как знаешь, — усмехнулся Валгус и тут же спросил: — А как тебя в семье зовут? Ну, мама, отец или… бабушка?

Я помедлила с ответом, а потом все же призналась:

— Дичок. Бабушка звала меня Дичок.

— Очень точное имя, — тихо сказал юноша, и добавил. — Можно мне тебя так звать?

Сначала я хотела сказать "нет!", но потом передумала. Мне ужасно, до боли в сердце захотелось, чтобы ласковое бабкино "Дичок" осталось со мной.

— Иногда, — шепнула едва слышно, но он услышал.

— Хорошо — иногда. А теперь, спи!

Я не ждала от себя, что засну, но организм решил по-другому, и через минуту действительность поплыла цветным пятном. Глаза открылись только тогда, когда рядом запахло свежесваренным кофе.

— Вставай, соня! — улыбался в дверях мой приятель. — Давай, умывайся и за стол, кофе я уже сварил.

И исчез с поля зрения.

Я села, оглянулась по сторонам и судорожно втянула воздух сквозь зубы:

— Ох!

Рядом со мной, на стуле лежал моя сумка, забитая учебниками, и пакет со свежей блузкой и… нижним бельм!