— Привет! — говорит он. — Вас познакомить?

— Конечно!

— Это Рок Бэйли, — объясняет он красивой брюнетке, которая только что пыталась атаковать мою чувственность. — Сандэй Лав[1], — кивает он в ее сторону, — надежда «Метро Голдвин Майер».

— Рад с вами познакомиться.

Я церемонно кланяюсь и жму ей руку. Девушка смеется. Она все-таки милашка. Надежда «Метро». Бог мой, на месте «Метро» я тоже без колебаний возложил бы кое-какие надежды на эту крошку — оснований предостаточно.

— Она в тебя втрескалась, — со свойственным ему тактом заявляет мне тем временем Дуглас Трак.

Мне самому хамства не занимать, но тут все-таки… я решаю поставить его на место.

— Это она нарочно сказала, чтобы ты от нее отвязался.

— В самую точку! — смеется Сандэй Лав.

Она придвигается ко мне поближе. Ну и отрава же эти самки, чтоб их всех… и что за дурацкое имя — Сандэй Лав!.. Взбредет же такое в голову! Звучит как-то по-деревенски. И ей абсолютно не подходит. Готов спорить, эта красотка отнюдь не ограничивается любовью по воскресеньям!

— Давайте еще потанцуем, — предлагает она мне, потому что Лем Хэмилтон снова сел за инструмент.

— Нет, — возражаю я. — Вы хотите вконец развратить меня, а такого рода, фантазии жутко вредят занятиям спортом. Так что идемте-ка, лучше я вас чем-нибудь угощу, если вы не прочь выпить.

— А разве спортсмены пьют? — ничуть не смущается она.

— Еще как! — заверяет Дуглас — он не упускает ни слова из нашего разговора. — Послушайте, Сандэй, вам все равно не соблазнить старину Роки. Он непоколебим, как скала, сколько девчонок о него уже зубы пообломали. И вообще у этих спортсменов напрочь отсутствуют высокие чувства. В том, что вас интересует, интеллектуалам равных нет.

Ителлектуал — это, естественно, он сам. Ну Бог с ним. Я угощаю всех по кругу… Потом Дуглас. Потом опять я. А в промежутках я танцую с Берил, с Моной… Еще раз с Сандэй Лав. Меня забавляет, что, несмотря на все ее усилия, я сохраняю полное хладнокровие. Девушка это поняла и уже откровенно включилась в игру. Сегодня я в прекрасной форме и уверен, что при желании многие из присутствующих женщин могли бы стать для меня легкой добычей. Приятно все-таки быть красивым парнем.

— Послушайте… — говорит мне вдруг Сандэй Лав.

— Я весь внимание.

Сандэй прикасается щекой к моей щеке. От нее очень вкусно пахнет. Запах волос замечательно сочетается с запахом губной помады. И я говорю ей об этом.

— Что за глупости, Роки, прекратите, пожалуйста. Вы ведь все это выдумали.

— Отнюдь нет, моя дорогая. Я как нельзя более серьезен.

— Тогда, может, уедем куда-нибудь отсюда?

— Ну почему вы хотите уехать? Вам что, не нравится музыка старины Лема?

— Нет, нравится… но вам она нравится слишком. Думаете, очень приятно танцевать с типом, который слушает музыку?

— Я знаю, что некоторые танцуют ради девушек, а не ради музыки, — отвечаю я. — Но я лично люблю такую музыку, а женщины, еще раз говорю, меня не интересуют.

— Да ну, бросьте! — говорит Сандэй с укором и ощупывает мои бицепсы. — Не может быть, чтобы вы…

Я догадываюсь, что она принимает меня за «голубого», и начинаю смеяться.

— Конечно же нет! — успокаиваю я ее, — мужчин я тоже не люблю, если вы это имеете в виду… но вот чем я особо дорожу, так это состоянием собственного органона… а для этого только одно средство — спорт.

— О! — отвечает она, состроив кокетливую гримасу, — уж я-то вам вреда не причиню.

Если откровенно, девочка чертовски хороша, и я уже почти созрел, чтобы поступиться своими принципами. Но, чтоб меня головой о скамейку, ведь я же твердо решил… черт… — ладно, раскалываюсь — я твердо решил оставаться девственником до двадцати лет. Это, скорее всего, полный кретинизм, но бывает, по молодости вобьешь себе в голову такое. Это все равно что ходить только по бордюру тротуара или плевать в раковину, не прикасаясь к ее краю… но не могу же я ей об этом рассказать… Так что мне прикажете делать?

— Конечно, уж я на вас полагаюсь, — таинственно говорю я и слегка сжимаю ее руку, — но по одной причине, которую не могу вам открыть, я вынужден оставаться серьезным.

— Вы наделали глупостей?

Ну здравствуйте! Нет уж, пусть думает что угодно, только не это.

— Не знаю, как вам объяснить, — слегка смущаюсь я, — но, если хотите, давайте встретимся в день моего двадцатилетия, и право первой ночи за вами.

Если я надеялся таким образом охладить ее пыл, то явно угодил пальцем в небо: Сандэй бросает на меня взгляд роковой женщины и начинает учащенно дышать…

— О, Роки… Вы шутите, мой маленький Роки…

Только подумайте, соплячка, которой едва стукнуло семнадцать и которую я мог бы поднять на одной вытянутой руке, уже называет меня своим маленьким! Уверяю вас, женщины — существа не совсем обычные!

— Слово мужчины… — отрезаю я. — И я от него не отступлюсь.

— Могу предложить вам то же самое, — говорит Сандэй, глядя мне прямо в глаза.

В общем, если хотите знать мое мнение, наступает довольно неприятный момент. К счастью, на помощь приходит старина Гарри. Он хлопает меня по плечу:

— Моя очередь!

Я кланяюсь и уступаю ему место. У малышки еще слегка надуты губки, но ясно, что она не сердится, потому что Килиан тоже очень недурен собой. Сандэй опускает ресницы и одаривает меня очаровательной улыбкой. Она похожа на тепличный цветок с киноэкрана, типа Линды Дарнелл…

Я возвращаюсь к стойке бара и присоединяюсь к Кларку Лэйси, который болтает с Берил. Мона танцует с Дугласом. В «Зути Слэммер» ходят только очень симпатичные люди. Почти всех я знаю в лицо. Я потягиваюсь. Как же все-таки хорошо жить, иметь бабульки в кармане и таких чудесных приятелей. Хочется смеяться от счастья. В пепельнице лежит сигара Дугласа и воняет так, что просто святых выноси. Это отвратительное итальянское изделие, узловатое, подобно старой ревматической кости, и пахнущее хуже, чем канализация в аду. Внезапно я испытываю острую потребность подышать свежим воздухом и сообщаю об этом Лэйси.

— Я сейчас вернусь… Выйду на секундочку.

— О’кей… — бросает он.

Я иду к двери и на ходу делаю знак Лему, который широко улыбается в ответ.

Стоит чудная погода. Ночь полна синевы и ароматов, а все огни города сливаются в мерцающее свечение у меня над головой. Я делаю несколько шагов и прислоняюсь к своей машине, смирно дожидающейся меня в двух шагах от «Слэммера». Вдруг сзади появляется какой-то тип и топает в мою сторону. Он крепкого телосложения, коренастый, смахивает на бандита, но не так чтобы очень.

— Огоньку не найдется? — спрашивает он.

Я протягиваю ему зажигалку и вспоминаю, что это классический прием гангстеров перед тем, как сотворить какую-нибудь гадость. Мне становится смешно. Я смеюсь.

— Спасибо, — благодарит незнакомец.

Он тоже начинает смеяться и закуривает свою сигарету. Жаль. Это вовсе не гангстер. Я принюхиваюсь к дыму. Странный запах. Заметив мое любопытство, он протягивает портсигар.

— Вас угостить?

Воняет почти так же, как от сигары Дугласа, но на улице это не столь заметно. Я закуриваю и говорю «спасибо» — все-таки тоже в школе не лаптем щи хлебал.

У сигареты едва ли менее противный вкус, чем у сигары Дугласа, но я даже не успеваю толком это осознать, потому что падаю в полном отрубе, как если бы хватанул залпом четвертную дозу коктейля «Зомби». А мужик, оказывается, просто прелесть, ибо в последний момент я чувствую, как он поддерживает мою голову, чтоб я ею не ударился об асфальт, и тут же уношусь в страну летучих вшей.

Я просыпаюсь в самой обычной комнате. По всей видимости, еще ночь, так как шторы на окнах задернуты и горит электрический свет. Смотрю на часы. Прошло, наверное, часа полтора с тех пор, как я затянулся той сигареткой… Я все прекрасно помню, за исключением того, что произошло между сигаретой и этой кроватью, на которой я сейчас лежу… совершенно голый.