- Что потерял? - негромкий голос за спиной прозвучал для парня, точно раскат грома, мигом разрушив безмятежный покой леса.

    Сглотнув подступивший к горлу ком, Антон медленно повернул голову.

ГЛАВА 4

    Отброшенный ком земли рассыпался мелкой крошкой. Глаза запорошило пылью. Тяжелый заступ снова завяз в переплетении корней. Капля пота со лба скатилась на разгоряченное работой лицо, за ней другая сорвалась с ресницы, щекоча кожу, поползла по щеке. А, может, то и не капля пота, а слеза непрошенная. Кто знает... Считается, что ведьмы не плачут... Никогда...

    Чернава слизнула соленую каплю с губ, откинула назад прядь мокрых волос. Жарко как, хоть и вечереет... Воздух вязкий, душный. Парит, словно перед грозой. Стоя по пояс в выкопанной яме, она прикинула, что вряд ли сегодня справится с работой, но бросать нельзя. До утра ночные падальщики обглодают тело. Зоряна этого не заслужила.

    Отложив заступ, она вылезла из могилы, упала ничком на траву, чтобы не видеть черно-белую пятнистую коровью тушу. Сколько дала Морена, по крупице делясь тайностями волшбы, столько и забрала, когда время пришло отплачиваться. И среди людей бескорыстных раз-два и обчелся, что говорить о Хозяйке Ледяных чертогов - для нее все смертные, что вот эта пыль под ногами, дунул, и нет её. С чего она, Чернава, решила, что станет исключением?

    Ведьма встала, потянулась, глянула на вырытую яму. Глубина достаточна, не на два же метра вглубь уходить! Просто надо подкапывать под тушу снизу... А Морена? Будем считать, что она свою плату получила сполна... Значит, и Чернава может считать себя свободной от каких-либо зароков.

    С натугой навалившись на черенок заступа, ведьма немного сдвинула тушу к краю ямины. Так потихоньку, полегоньку и перевалила мертвую корову, забросала сверху землей. Соорудив высокий холм, посадила в изголовье могилы рябиновое деревце, что прихватила по пути. Кто знает, вернется ли она сюда когда-либо, так пусть хоть дерево шумит ветвями над Зоряной, пусть птицы прилетают. Все кормилице веселей будет... Наверное, негоже хоронить животину, как человека, и так же горевать над ней, но для неё ближе коровушки никого не было и вряд ли будет

    Теперь быстро собраться и, не дожидаясь утра, - в путь. Больше её ничто не держит. Это для селян-домоседов за лесом земли нет, а ведьме весь мир - дом. Эх...

    Солнце уже село, когда Чернава вернулась в избу. Не зажигая свечи, собирала вещи: споро уложила в узел кое-что из одежды, немного еды на первое время. Гораздо дольше перебирала свои снадобья - хотелось взять с собой все припасы, что собирала годами, но как? Особенно жалко было большое серебряное зеркало, и Чернава решила, что ещё вернется - забрать оставшееся. Бояться, что что-то пропадет, не стоило. Испокон веков дома не запирались, просто прикрывали плотно дверь, привязывали снаружи рушник, и без хозяев никто в избу не входил.

    Ведьма окинула взглядом свое жилище. Вот и все... пора...

    Нет, остался один должок: насолить Морене и отвлечь её, чтоб и мысли не возникло разыскать незнамо куда исчезнувшую выученицу. Жаль, что обратного хода наведенному заклятию нет, не зря Хозяйка выбралась из своих чертогов и лично явилась (не верит никому, даже ей, и то верно), следы подчистить. Ну, так то не загвоздка, на месте и разберемся, как Бабу-ягу на волю выпустить, а заодно и поведать ей, кто виноват в её заточении. Не Чернава, конечно, при чем тут Верховная, по чужому навету орудовала.

*****

    Повертевшись вокруг Антона, увлеченного разговором с лесовиком, Баюн решил, что эти двое найдут общий язык и без его помощи, стало быть, пока он может считать себя свободным. У него полно своих дел...

    Поиски Птаха следовало начинать от дома Бабы-яги. И хотя котофей недурно порыскал вокруг, где гарантия, что он не пропустил чего-то важного. А уж если ничего не удастся, то есть ещё один альтернативный вариант, но это он оставит на самый крайний случай, когда иного выхода не будет.

    Баюн несся по ночному лесу, не отвлекаясь на заманчивое шуршание в кустах. Особого смысла в спешке кот не видел, но так приятен стремительный бег среди тускло-серых деревьев, когда никто не задерживает движение и не плетется сзади со скоростью навозного жука. Люди, конечно, хорошие компаньоны, но уж больно медлительны...

    Словно сгусток мрака, оживленный внезапной причудой природы, силуэт котофея показывался в редких прогалинах среди зарослей и тут же растворялся в лесной чащобе. Опешившая лесная мелюзга не успевала сообразить, что делать, куда прятаться, как возмутитель спокойствия уже исчезал - так же бесшумно, как представал перед их мордами, ошеломленными столь наглым вторжением. Какое Баюну до них дело - лес по сторонам сливается в одну сплошную дымчатую полосу, и встречный ветер легко оглаживает гибкое разгоряченное тело, не пытаясь остановить мчащегося во всю прыть кота.

    Ещё и середина ночи не минула, как котофей одолел дорогу, что заняла у них с Антоном весь день. Места пошли родные, не раз хоженые... Баюн перешел на медленный аллюр, интуитивно отслеживая малейшие искажения окружающего фона. Ничего не берется из ниоткуда и так же никуда не исчезает... И если он сразу чего-то не заметил, так только из-за того, что слишком озадачен оказался домовихой, напрочь забывшей свою хозяйку. Порыскав немного вокруг, вскоре наткнулся на Лешего, с задумчивым видом сидящего на пеньке. Какая-то зубодробительная проблема не давала ему покоя - он озадаченно крякал, чесал затылок длинными желтоватыми когтями, но посвящать кота в свои думки не стал. Наоборот, очень обрадовался, что можно отвлечься от тяжких раздумий. Баюн не стал тянуть резину и сразу же поинтересовался, не видел ли лесовик чародейку. На вопрос об исчезнувшей Бабе-яге Леший едва не накостылял любопытному котофею. Еле-еле отвязался от него Баюн, убедив лесовика, что он и не думал насмехаться над ним. Подумал, подумал кот, решил, что самому не справиться, да и кинулся звать на подмогу Антона, следуя правилу "одна голова хорошо, а две - лучше"...

    Легким дыханием ветра донесло до чуткого обоняния резкий будоражащий запах. Шерсть на загривке котофея встала дыбом.

    "Хорты? Откуда? Никогда сюда не забредали... - он, едва перебирая лапами и готовый в любой момент дать деру, двинулся вперед, вычленяя из насыщенного аромата леса запашок исполинского зверя, одно упоминание о котором вселяло страх в кошачье сердце: - Самец... Пометил все, что мог... Но давно уже, дней десять, не больше... И не один, самка с ним была... Место для логова облюбовали? В любом случае сейчас их нет...".

    Не мощь исполинского волка внушала ужас (от любой твари сбежать можно, надо лишь вовремя нырнуть в портал), а его сверхъестественные телепатические способности - хорт легко подчинял себе любую добычу, и той оставалось только смиренно ждать, когда ею решат подзакусить. Котофей тоже как-то попался, но то ли хорт не был голоден, то ли счел кота чересчур разумным для "еды" и отпустил, но Баюн до сих пор помнил это ощущение собственной беспомощности и обреченности, когда все понимаешь, а изменить ничего не в силах.