Лейтенант ничего не сказал, но Беркли с удовлетворением заметил, что его доводы проняли полицейского. Тогда он добавил:
— Помешать Максвеллу убить ее можно было только, приставив к ним обоим круглосуточную охрану. Если бы она и пришла к вам, вы бы не стали ее охранять. И не говорите мне, что я неправ.
Даггетт попытался успокоить его.
— Согласен, — признал он. — Скажем, слова у меня опередили мысль.
Но признавать себя побежденным он не хотел.
— Но все-таки, если бы вы рассказали мне о портфеле…
— Это ничего бы не изменило! — прервал его Беркли. — Вы бы обвинили Генри Байнтера в том, что это он стащил портфель из квартиры Сьюзен Оуэн, и стали бы допытываться, что он с ним сделал.
Полицейский раскрыл рот, но ничего не сказал.
— Смерть Линн Симпсон причинила мне боль, — сказал Беркли. — Даже если ей было на меня наплевать, она не заслужила этого. Теперь вы говорите, что я виновен в ее гибели.
— Замнем это, — сдался Даггетт. — В любом случае уже поздно…
Он взял со стола карандаш и стал вертеть его в пальцах.
— С Байнтером все ясно. Еще день-два, и он расколется…
Беркли поморщился.
— А портфель? — заметил он. — Как вы объясните, что он был у Линн Симпсон?
— Ну, объяснить это нетрудно, — ответил Даггетт. — Во-первых, мы можем предположить, что она все еще была любовницей Джиффорда, хотя и заявила обратное. В этом случае он мог оставить портфель у нее, а после его смерти она, поняв, что из этого можно извлечь выгоду, попыталась шантажировать Максвелла.
Беркли признал, что это было вполне возможно.
— Вторая возможность, — продолжал лейтенант. — Портфель с Линкольн Акрз забрал Байнтер и передал его ей, из чего следует их сообщничество в попытке шантажа Максвелла…
На этот раз Беркли не согласился.
— Зачем это Байнтеру? — перебил он. — Если он действовал из ревности или мести, он не стал бы заниматься портфелем Джиффорда. Это противоречит обвинению, выдвинутому вами против него.
— Я анализирую все возможности, — заметил Даггетт, — и не утверждаю, что эта — самая вероятная. Но она объясняет их обращение к вам. Рассказывая о незнакомце, которого она якобы видела в ночь убийства, Линн Симпсон хотела навести вас на мысль, что портфель — истинная причина преступления. Тем самым она отводила подозрение от Байнтера и толкала нас на поиски несуществующего человека, выдуманного ей самой.
Беркли поморщился.
— Откуда же о нем узнал Максвелл? — поинтересовался он. — Ведь его описание совпадает с тем, что дала Линн Симпсон.
Полицейский отверг это возражение.
— Она рассказала ему об этом, когда связалась с ним, чтобы вернуть портфель, — заявил он. — Если только вы сами…
Беркли хотел было ответить «нет», но вовремя вспомнил, что по совету Пита упомянул о незнакомце в докладе Дороти Джиффорд, а та, в свою очередь, могла рассказать о нем Максвеллу. Но это была лишь деталь.
— Зачем Максвеллу было убивать? — задал он новый вопрос. — Если портфель был у нее, значит она была прямо замешана в убийстве Джиффорда. Ему было достаточно пригрозить ей, что он заявит в полицию, и она отдала бы документы. Соучастие в убийстве куда серьезнее шантажа. Перед таким выбором она наверняка уступила бы…
Даггетт покачал головой:
— Она, несомненно, подумала, что Максвелл предпочтет заплатить, а не садиться в тюрьму, пусть и ненадолго. Кроме того, она могла сказать, что портфель ей отдал Джиффорд и она непричастна к его смерти. Для человека богатого, каким является Максвелл, запрошенная ею сумма просто смехотворна.
— Справедливо, — снова согласился Беркли. — Но если она не собиралась его разорять, то ему тем более не было смысла ее убивать, раз она обещала отдать документы.
Лейтенанта это не убедило.
— Известно, как шантаж начинается, но никто не знает, как такие дела заканчиваются. Он боялся, что она увеличит свои требования, если он уступит в первый раз. Она бы его не отпустила.
Он пожал плечами.
— Пока еще не все ясно, но мы выясним, — заключил он. — Принимая во внимание, что Максвелла взяли почти с поличным, никакой состав присяжных не поверит в историю, которую он рассказал. Если у него есть хоть крупица здравого смысла, он признает себя виновным, упирая на шантаж как на смягчающее обстоятельство.
Беркли подумал, что дела у директора «Бальбоа Адветисин» неважные. Действительно, все доказательства были против него.
— Значит, вы не верите в существование типа, оглушившего его?
— Выдумки! — ответил полицейский, — Когда он понял, что попался, он решил использовать то, что вам рассказала Линн Симпсон, в надежде выкрутиться.
Беркли вспомнил о неприятном впечатлении, которое на него производил Максвелл. В общем-то все было возможно.
— А Байнтер?
Даггетт улыбнулся.
— Принесите мне доказательства его невиновности, и я с радостью выпущу его, — иронически заметил он.
В дверь постучали, и в кабинет зашел Морриссон. Бросив на Беркли неприязненный взгляд, он подошел к лейтенанту и что-то прошептал ему на ухо. Тот кивнул:
— Хорошо, я вас догоню.
Пока инспектор выходил, Даггетт повернулся к Беркли.
— Сожалею, но я должен идти, — вздохнул он. — И в эту ночь мне не удастся выспаться…
Его лицо выражало решительность.
— И последнее, — сказал он. — Максвелл просил меня передать вам, что хочет, чтобы вы помогли ему выйти отсюда, — он насмешливо посмотрел на Беркли. — Я прощаюсь с вами и желаю приятно провести время…
— Можно сказать ему два слова? — спросил Беркли.
Даггетт изобразил глубочайшее сожаление.
— Боюсь, что сейчас это невозможно, — ответил он. — Вокруг него и так много народу…
Беркли не стал настаивать. Оба поднялись.
— Что ему сказать? Вы согласны или нет? — осведомился лейтенант.
— Скажите, что, прежде чем дать ему ответ, я должен подумать, — ответил Беркли.
Выйдя из здания, он закурил сигарету и пошел к стоянке, на которой оставил свою машину. Сев за руль, он вдруг подумал о Линн Симпсон, тело которой лежало в одной из морозильных камер морга. Вкус сигареты показался ему странным.
10
Беркли никак не мог уснуть. Лежа на кровати в своей квартире, в темноте, он уже два часа мучился без сна. Он сделал все, чтобы победить бессонницу: принял душ, чтобы расслабиться, выпил два стакана «Олд кроу» и прочитал страниц сорок из современного, совершенно идиотского романа. Никак! Едва он начинал забываться, к нему возвращались те же мысли, и он просыпался.
Лайонел Джиффорд, Сьюзен и Линн Симпсон, с одной стороны… Генри Байнтер и Джеффри Максвелл — с другой… Трое мертвых и двое живых, обвиненных в убийствах, но продолжавших утверждать, что они невиновны. Беременная женщина, покончившая с собой, убившая своего любовника, которая, может быть, не делала ни того ни другого…
Сотню раз Беркли прокручивал в голове это дело, прокручивал и так и эдак, строил различные предположения и сотню раз натыкался на ту же стену, на те же препятствия.
Перед его глазами стояли трое убитых и двое обвиняемых, осуждения которых судом присяжных будет добиваться полиция…
Беркли никак не мог заснуть. Слишком многое не сходилось. Ни одно из возможных объяснений, придуманных им, не было логически безупречным. Но как объединить разрозненные элементы? Как составить из них целостную картину? Невозможно! Беркли наконец задремал и вдруг проснулся, поняв все. Это было озарение, и он несколько раз кивнул головой перед этой очевидностью. Чувство это владело им несколько секунд. Потом появилась масса возражений, способных разрушить только что построенное здание. Он методически отбросил их одно за другим. На этот раз он вычислил верно! Он вскочил и начал быстро одеваться.
Еще не рассвело. На чернильно-черном небе сверкали звезды. Луны не было. С холма были видны огни вывесок и уличных фонарей, освещавшие четыре главные улицы и пересекавшие город автострады. Вдали на Порт Айленде маяк пронизывал своим лучом океан. В заливе между портом и выступающим языком Коронадо плавало несколько рыбачьих лодок. В небе летел самолет. Поднялся легкий бриз, несколько освежавший воздух и шевеливший листву деревьев.