— Алло, могу я поговорить с Фредериком Бремезом? Шеф подошел к аппарату.
— Послушай, чтобы набить руку, я придумал потрясающий план.
Бремез–младший говорил с полным ртом. Он спросил без всякого энтузиазма:
— Так что же это за план?
— Магазин. Магазин головных уборов моего отца.
— Ты что, тронулся?
— Ничего подобного. Я достану дубль ключей. Вечером в квартале никого. К тому же отца надо хорошенько проучить. Как только он возбудит дело, я заявлю, что это я ограбил магазин.
Было слышно, как на том конце провода шеф что–то дожевывал. Потом Бремез буркнул:
Ладно, надо подумать. Увидимся на лекции.
* * *
Эвелин вся в слезах, с трагическим выражением лица, на цыпочках вышла из своей комнаты. Она забежала к отцу, чтобы тайно позвонить, и наткнулась на выходившего оттуда брата. Тот понимающе ущипнул её и исчез, оставив наедине с телефоном. Чуть поколебавшись, она набрала номер.
— Алло, попросите Ги Таннея.
— Кто говорит?
— Мадам Дюран*.
Служанка пошла на поиски Ги, который вскоре взял трубку и несколько обеспокоенно спросил:
— Кто это?
— Это я, Эвелин. Я просто хотела тебе сказать, что между нами все кончено. Прошу тебя, верни мои фотографии и письма, если ты их ещё не сжег…
* Равнозначно стереотипному русскому «Иванова», «Петрова», в переводе означает «упорная».
При последних словах она не выдержала и её голос дрогнул. Ох! Ги и эта блондинка! Но Ги, достойный сын своего отца, знал все дипломатические ходы.
— Послушай, — сказал он, — я могу тебе все объяснить. Это недоразумение. Нам нужно срочно увидеться.
Сердце Эвелин бешено заколотилось. Ги сказал именно те слова, которые она и ожидала от него услышать. Увидеть его. Она сейчас встретится с ним. Он все ей объяснит, и она, конечно, поверит всему, что он скажет, даже самому невероятному. Любовь всегда возрождается из пепла.
— Не думаю, что у меня есть время, — сказала она. — После завтрака меня пригласил Марк, завтра я занята… завтра вечером танцы у друзей… Нет, решительно ничего не…
— Тогда я сам сейчас приду к тебе. Бегу! — воскликнул Ги.
— Нет, не надо! — испугалась она. — Лучше уж я… Давай встретимся, как всегда, в «Мадригале»?
— В три часа.
Она стремглав бросилась к себе в комнату с одной только мыслью в голове: какое надеть платье.
* * *
Лили и Франсуаза пошли прогуляться по саду. Филипп и Гастон задымили сигарами. Из открытого окна приятно тянуло свежим воздухом. Где–то на ветвях каштана щебетали птицы. Мужчины разговаривали вполголоса.
— Жильда звонила утром в магазин. Надо, чтобы ты навестил её сегодня вечером и вручил обещанные пятьдесят тысяч франков. Одновременно она вернет тебе ключи от виллы в Сюси.
— Подходит, — ответил Филипп, просмотрев отметки о встречах в записной книжке. — Я подъеду к семи. Это все?
— Завтра вечером соберемся в Рони.
— Все знают?
— Сообщат всем. Утром я поставил в известность об этом Лоранжиса, а он передаст остальным. Пока не оповещен только персонал, но этим займется Роза.
— Превосходно. А я подобрал виллу в Шату. На втором этаже три большие комнаты, все в отличном состоянии, гараж на шесть машин, чудесный сад.
— Ты знаешь, что в этих вопросах я целиком полагаюсь на тебя. Сколько?
— Десять миллионов. Стоящее дело.
— У тебя уже есть подставное лицо?
— Конечно, он даже не знает моего имени. За пятипроцентное вознаграждение он будет покупать виллу якобы для себя.
— Согласен. Немного коньячку?
Продавец головных уборов наполнил пузатые рюмки. Филипп, продегустировав коньяк, продолжил:
— Я нашел также покупателя и на дом в Сюси. Потеряем на этом всего пятьсот тысяч, что мне представляется совершенно допустимым. Так я продаю?
Гастон обдумывал это предложение.
— Как долго мы ею пользуемся? Кажется, с год?
— Да нет, меньше, девять — десять месяцев. Гастон снова раскурил сигару, поморщился и раздавил её в пепельнице.
— А чего торопиться? Поработаем на ней ещё месяц–другой, пока не подготовят новую виллу.
— Хорошо, покупатель подождет. Это нетрудно сделать, беру на себя. У тебя с собой итоги за последний месяц? Продавец головных уборов заерзал.
— Нет! Ты ведь знаешь, что все записи по этим вопросам я храню в сейфе магазина! Дома вообще ничего нельзя держать из–за детей и жены, которые повсюду суют нос. Но я подвел некоторые итоги. В общем наша чистая прибыль составила девять миллионов франков.
— Ничего себе! — воскликнул обрадованный Филипп. — Жаль, если придется прикрывать это дело. Я думаю, ты правильно сделал, устранив с пути сына Таннея. Этот идиот навлек бы одни неприятности! Как отреагировала Эвелин?
— Вполне разумно, впрочем, я знал, что так и будет. С этой стороны проблема решена. Через пару недель она влюбится в другого парня…
— Тебе бы надо послать её куда–нибудь попутешествовать. Это благотворно повлияло бы на её настроение.
— А почему бы и нет?
Именно в этот момент появилась Эвелин, одетая в прелестное белое в синий горошек платье, с подобранными «конским хвостом» волосами и с ученическими тетрадями в руках. Она с мрачным видом заявила:
— Иду на занятия в лицей. До свидания, папа! Всего хорошего, дядя Филипп!
Постукивая высокими каблучками, она быстро исчезла, провожаемая растроганными взглядами обоих мужчин. Филипп заметил:
— Вылитая мать.
Они видели, как стройный силуэт Эвелин исчез в саду, выпили ещё немного коньяку. Затем Гастон, понизив голос до шепота, сказал:
— Кстати… ты порвал со своей подружкой? Филипп, казалось, смутился:
— Видишь ли, не совсем так. Ну, ты знаешь, как это бывает. Начинается с легкого флирта на несколько дней, затем привязываешься к человеку…
— Во Франции только временное всегда окончательно, не так ли? Но ты все же муж моей сестры, и я очень люблю Лили. Выпутывайся сам как можешь. Это твое дело, но ты понимаешь, что я не хочу, чтобы Лили от этого страдала.
Филипп пристально разглядывал свои ногти. Он вздохнул, улыбнулся Гастону и пообещал:
— Осталось совсем недолго. Я порву с ней на будущей неделе.
Гастон закурил новую сигару.
— Не мне читать тебе мораль, но я считаю (пуф–пуф)… что порядочность всегда себя окупает. Возьмем, к примеру, меня. Я преуспел в своем деле, потому что никому не нанес ущерба ни на сантим, а в браке никогда не изменял Франсуазе (пуф–пуф)… Хочешь, дам тебе совет? Сделай ребенка Лили. Ты убедишься, как это укрепляет семью.
ГЛАВА 4
ИГОРНЫЙ ДОМ — зал для игры в мяч. В более широком значении — место, где занимаются спекуляцией, например игра на бирже
Словарь Ларусс
Пригород спал: только что пробило полночь. Внешне вилла ничем не отличалась от соседних домов: тот же потемневший фасад, такой же молчаливый сад. Только очень любопытный соглядатай мог бы обратить внимание на необычное скопление в саду первоклассных автомобилей, припаркованных вплотную друг к другу. Но помимо того, что живая изгородь из бирючины уже сама по себе скрывала превращенный в место парковки сад, никто, любопытный он или нет, не шастал по этим местам. И вообще, какого черта кому–то пришла бы в голову мысль заглянуть в сад виллы, ничем не отличавшейся от других, погруженной во мрак и тишину?
И тем не менее за её окнами, тщательнейшим образом замазанными густой краской, на обоих этажах стоял шум и гам, раздавался смех, царило оживление.
В обширном зале на втором этаже прохаживались одетые в смокинги господа Макс и Фред, улыбаясь членам клуба. Господин Макс при этом говорил своему спутнику:
— Было бы очень досадно продавать этот дом сейчас. Ты ведь знаешь, что всякий раз, как мы переезжали на новое место, мы теряли членов.
— Вполне с тобой согласен. Но через пару месяцев здесь запахнет паленым.
Господин Макс, красавец–мужчина примерно сорока лет, не очень высокий, но пропорционально сложенный, курил сигару. Разговаривая, он то и дело, будто страдая словесным тиком, вставлял: «не так ли?» Его компаньон, господин Фред, был помоложе и повыше ростом, обладал голубыми, очень светлыми глазами и был очень убедителен, когда беседовал с другими людьми. Оба месье уже многие годы являлись руководителями игорного дома, который полиция, если бы знала о нем, квалифицировала бы как «притон». Они создали его, соблюдая крайнюю осторожность, тщательно отсортировали как клиентуру, так и персонал, и рисковали минимально. Более того, в их заведении играли абсолютно честно, сами они довольствовались всего десятью процентами комиссионных от ставившихся на банк сумм. В их залах встречались только парижане, известные своим состоянием и боязнью любого скандала вокруг их имени, а в роли крупье выступали обходительные особы женского пола. Тем самым репутация месье Макса и Фреда как директоров частного казино была безупречной.