— Спасибо, не надо, — охлаждаю я его пыл. — Твое здоровье.
Отхлебнув из бокала, мой друг без всякой связи с тем, о чем мы только что говорили, интересуется, не поссорились ли мы случаем с Лили. Приходится опять ему что-то врать, но тут мое внимание привлекает к себе поведение Тудорела Паскару: он вынул из бумажника визитную карточку и что-то пишет на ней. Мне кажется, что я начинаю кое о чем догадываться…
— Слушай, Поварэ, — призываю я на помощь своего заботливого друга, — девушка, которая с иностранцем, сидит лицом вон к тому молодому человеку — ну к пижону этому, что у окна… Они видят друг друга?
— Который с этой девицей с челкой?
— Да.
— И пишет что-то?
— Он самый.
— Так я же с самого начала заметил, как они перемигиваются! Он, видать, большой мастер по дамской части!.. — II тут же, опять без всякого перехода, начинает плакаться на нашу с ним судьбу: — А мы с тобой прямо какие-то уроды, Ливиу, честное слово!.. Мы уже не можем просто так, по-людски, посидеть за пивом и поговорить о чем-нибудь, что не имеет никакого отношения к нашей работе, пропади она пропадом!.. Да мало ли о чем могут поговорить два нормальных человека!
— Твоя правда, Поварэ! Будь здоров! И давай женись поскорее!
Он тяжко вздыхает, собираясь с силами, чтобы в сотый раз поведать мне горестную историю своей любви, но я ему делаю знак замолчать. Он наконец замечает, что я поглощен тем, что происходит за соседним столом, и обиженно умолкает.
Тудорел Паскару кончил писать на визитной карточке, подозвал кельнера и что-то ему втолковывает. Кельнер кивает понимающе головой, кладет визитную карточку на блюдце и, ловко лавируя между столиками, направляется, к великому моему удивлению, прямиком к нашему столу.
— Это вам! — говорит он и протягивает мне блюдце с карточкой.
Ничего не понимая, беру карточку, мельком вспомнив о ребятах майора Стелиана, — что они-то подумали сейчас и что они завтра, а то и сегодня ночью доложат своему шефу?!
У Тудорела Паскару мелкий, но четкий почерк:
Прежде всего я приношу Вам свои извинения за то, что потревожил. Я узнал Вас. Вы были сегодня у нас, говорили с моим отцом. Я в это время был в соседней комнате. Мне нужно сообщить вам кое-что очень важное. Если можно, я прошу Вас выйти на несколько минут в вестибюль. В любом случае я бы искал встречи с Вами, но, если уж мы встретились здесь, я хотел бы воспользоваться этим. Еще раз прошу прощения за мою настойчивость.
На ловца, как говорится, и зверь бежит. Особенно когда ты к этому совершенно не готов. Я перевожу взгляд с визитной карточки на ее владельца — на его лице играет вежливая улыбка.
— Я выйду на несколько минут в вестибюль.
— В другой раз тебе не удастся меня провести, — обижается Поварэ. — Именины, пойдем выпьем пива!.. Я тебе не мальчик!
— Вернусь, все объясню. Честно говоря, я тоже ничего не понимаю…
Я сую визитную карточку в карман, встаю и направляюсь к выходу. Дойдя до дверей, оглядываюсь через плечо. Паскару тоже встал из-за стола и идет следом за мной.
Он нагоняет меня в вестибюле, в котором в это позднее время почти пусто. Подойдя, он обращается ко мне безупречно вежливо:
— Товарищ капитан, прошу вас еще раз меня извинить, но…
Он стоит совсем близко, и я, приглядевшись к нему, прихожу к выводу, что у него лицо вполне порядочного человека, и это впечатление сводит на нет все, что я до сих пор о нем слыхал. Либо мир по отношению к нему совершенно несправедлив, либо этот тип сумел создать себе идеальную маску порядочного человека.
Мы отходим в угол у двери в главный зал ресторана.
— Когда вы заходили к нам и разговаривали с отцом, я был в соседней комнате, — повторяет он, глядя мне прямо в глаза, то, что я уже прочел в его записке. — Кроме всего прочего, вы спросили его, что могло бы, на его взгляд, толкнуть моего двоюродного брата на самоубийство… Что он мог вам на это ответить?! Но у Кристи была па это причина… и причина серьезная…
По-видимому, я выдал свое волнение, потому что он улыбнулся мне понимающей, заговорщической улыбкой:
— Вас это интересует?
— Еще бы! — Я и не пытаюсь скрыть своего нетерпения.
— Кристи почти боготворил Валериана Братеша… Вы его, конечно же, знаете?.. Ну, того самого, из института. Он верил ему больше, чем самому себе. Да Валериан Братеш, по правде говоря, и сам души не чаял в Кристиане. Он считал его лучшим своим учеником и всем говорил об этом.
— Ну и что же из этого следует?..
Я злюсь на себя за то, что не могу совладать со своим нетерпением.
— А то, что вот ужо два года, как Валериан Братеш эксплуатирует его художественные идеи в собственных целях. Вы видели в Национальном театре «Северный ветер»? Спектакль оформлен по эскизам Кристи. А па афише художником спектакля назван Валериан Братеш. Ему достался и весь успех, и все деньги. Он не поделился с Кристи ни единым грошем! — заключает Виски с нескрываемой обидой за двоюродного брата.
— Может быть, они об этом уславливались? — возражаю я ему без особой уверенности.
— Как бы не так! А сверх того, что он украл его замысел, его работу, он еще увел у него и девушку!
Я веду себя, как мальчишка, — кричу на весь вестибюль:
— Что ты сказал?!
— То, что вы слышали, — усмехается он мне прямо в лицо.
— Значит, из-за него Петронела Ставру бросила Кристиана?..
— Именно, товарищ капитан. Она бросила Кристи ради Братеша… ради мужчины, который старше ее пятилетки на три, к тому же и женатого. Не говоря уж о том, что он обожает разглагольствовать с кафедры о высоких нравственных материях… Ну и все такое прочее.
Он вытирает носовым платком пот со лба, поправляет узел галстука. Поделившись со мной своим возмущением, он, кажется, считает свою миссию законченной.
— Это все, что я хотел вам сообщить.
— Вы торопитесь?
Он пожимает плечами в некоторой нерешительности. Ведь его ждет за столиком дама, было бы невежливо надолго оставлять ее одну.
— Если хотите, завтра я могу быть к вашим услугам, — предлагает он.
— Идет. Я жду вас завтра к восьми утра.
— К девяти, — поправляет он меня.
— Согласен. В городском управлении. Спросите в бюро пропусков…
— …капитана Романа, — опережает он меня.
— И последний вопрос.
— Пожалуйста.
— В котором часу вы заходили сегодня на медицинский факультет к Петронеле?
— А кто вам сказал, что я вообще заходил сегодня к Петронеле? Никуда я не заходил, товарищ капитан. Дней шесть, как я ее вообще не видел.
Почему-то я не сомневаюсь в его правдивости. Значит, не он оповестил Петронелу о смерти Кристиана Лукача. Наверняка это сделал Валериан Братеш. Выходит, после беседы со мною он тут же сообщил обо всем своей любовнице. У меня всплывают в памяти шлепанцы под ее постелью, мужской голос, ответивший мне по телефону…
— Извините меня, но…
— Пойдемте, — соглашаюсь я. — Стало быть, я жду вас завтра в восемь.
— В девять! — напоминает мне, смеясь, Тудорел Паскару.
«Не так страшен черт, как его малюют! — говорю я себе. — Он вполне симпатичный малый».
Минут через десять, по дороге домой, я рассказываю обо всем Повара.
— Вот и угадай после этого, где тебя ждет удача! — Настроение у меня явно улучшилось.
— Мне следовало бы на тебя обидеться, — замечает оскорбленный Поварэ, — да что-то неохота…
Мы останавливаемся у телефона-автомата. Я прошу Поварэ позвонить Петронеле Ставру. Он набирает номер, ждет, но никто ему не отвечает.
— Нет ее.
Я избираю номер прокурора Бериндея.
— Не разбудил?
— Нет, хотя я уже лег, — отвечает он. — Лукреция Будеску так и не объявилась.
— Вот это я и хотел узнать. До завтра. Спокойной ночи.
С Поварэ мы расстаемся на углу бульвара Магеру, напротив Дома кино. Он жмет мне руку и говорит с искренним сожалением:
— А все-таки жаль, что сегодня не твои именины…
13
Дома на меня обрушивается справедливый гнев мамы: как я мог за весь день ни разу ей но позвонить, мало ли что могло со мной случиться, и вообще, это не жизнь, если я даже забежать домой пообедать не успеваю!.. Не в первый раз она на меня сердится, бедняжка, так что я ужо привык к этому, держусь стойко, как и подобает настоящему мужчине. В конце концов мне удается ее утихомирить, пообещав, что с завтрашнего дня я стану послушным и почтительным мальчиком.