Гретна наклонилась и поцеловала ее в лоб.

— Даже если он придет через пять минут, то не позволит вам встать. Вам надо отдохнуть, вы сами это знаете.

Войдя в свою спальню, Гретна увидела, что горничная распаковала все необходимое для сегодняшнего вечера. Впервые Гретна ужаснулась при виде своих вещей — все они выглядели очень бедно.

Когда Гретна наконец оделась и уложила волосы, она посмотрела на себя в зеркало, и ей не было стыдно за свой вид. Накрахмаленное белое муслиновое платье, конечно, не выдерживало никакого сравнения с атласными нарядами светских дам, но по крайней мере было свежим и новым.

Она была уверена, что ее жизнь в Лондоне будет очень тихой. И еще, возможно, ей выпадет шанс иногда видеть дам в драгоценностях и прекрасных нарядах. Она почувствовала легкую дрожь в предвкушении того, что ее ждет. Маркиз пугал ее, но слушать его было интересно, как и представлять, что этого человека знала ее мать, когда была девушкой, которая жила в такой же роскоши, как он. Что бы там ни говорила миссис Мерривезер, она ни за что не пропустит этот обед. Гретна бросила последний взгляд в зеркало и проскользнула в комнату.

— Я должна спуститься вниз, — объявила она. — Уже время обеда.

— Дорогая, не ходите! Прошу вас, не надо! — взмолилась миссис Мерривезер.

— Вам не о чем беспокоиться, — уверила она свою спутницу. — Просто лежите спокойно, пока не придет доктор, а я перед сном приду проверить, удобно ли вам.

— Вы же не станете задерживаться допоздна? — настаивала миссис Мерривезер.

— Не позже десяти часов, — уверила ее Гретна.

Гретна медленно спускалась по лестнице, играя в игру, представляя, что она принцесса, героиня сказки, исполняющая роль в замечательной пьесе, которая вот-вот начнется. Гретна слегка задрожала от нарисованных ее воображением картин. Сердце ее билось немного быстрее, губы дрожали.

Потом, ступив на последнюю ступеньку, она поняла, что маркиз наблюдал за ней, стоя перед камином, заложив руки за спину. Его темные волосы были зачесаны назад, выражение лица непонятное, губы искривились в странной, насмешливой улыбке.

Обед закончился, и слуга в золотой ливрее удалился из комнаты. Маркиз немного отодвинул стул и, повернувшись к Гретне, сказал:

— Теперь расскажите мне о себе.

Блюда, которые они только что отведали, казались Гретне чем-то невиданным. Деликатесы, о которых она даже не слышала, лежали перед ней на золотых блюдах. Обеденный стол был украшен орхидеями и огромными канделябрами. Однако не роскошь обстановки привела Гретну в смущение, а ее хозяин со своей странной непонятной и, казалось, насмешливой улыбкой.

Он выглядел так же величественно, как и эта комната. Голубой бархатный плащ сшит рукой мастера; волосы его, хоть и не напудренные, были зачесаны назад по моде и собраны сзади лентой, как у принца Уэльского. На шее и на пряжках его бриджей блестели бриллианты.

Гретна больше боялась того, что им не о чем будет говорить, но маркиз с легкостью вел разговор без каких-либо затруднений на протяжении всего обеда. Он рассказал ей среди всего прочего, что недавно вернулся из-за границы.

— Я забыл, как красива английская природа весной.

— Разве есть что-нибудь более волнующее, чем апрель и май, верно? — согласилась Гретна. — Только что все вокруг было голым, и вдруг в один миг ветки покрылись почками, потом распустились листочки, словно кто-то взял кисточку и раскрасил все в зеленый цвет. Все стало зеленым и золотым. Несколько недель назад сад у дома был заполнен бледно-желтыми нарциссами, а теперь вокруг сирени и яблонь кружат облака белых и сиреневых лепестков.

Маркиз бросил на нее удивленный взгляд, но не задал вопрос о ее доме, и Гретна решила, что ему неинтересно. А теперь вопрос, которого она подсознательно боялась, сорвался с его губ:

— Расскажите мне о себе.

— Мне нечего… рассказывать, — произнесла она немного нерешительно. — В отличие от вас, милорд, я живу… очень тихой жизнью.

— Где? — не отставал он.

— Близ Винчестера, — ответила девушка.

— С вашими родителями?

— Мой отец умер примерно полтора года назад, а мать — в ноябре прошлого года. Она не захотела остаться в этом мире после того, как он ушел.

— Значит, они были так привязаны друг к другу?

— Они очень любили друг друга, — ответила Гретна.

— И ее не волновало, что она оставит вас одну?

— Наверное, волновало, но меньше, чем желание воссоединиться с моим отцом.

Она почувствовала, что маркиз собирается съязвить, и напряглась. Но его голос прозвучал очень тепло:

— Значит, вы теперь одна? За исключением вашей тети?

— Моей тети? — Гретна замешкалась, потом вспомнила о миссис Мерривезер. — Да… конечно.

Она задумалась, может, стоит рассказать ему правду сейчас, пока они наедине, но вспомнила предупреждение миссис Мерривезер и замолчала.

— Что вы собираетесь делать в Лондоне? — спросил маркиз.

— Собираюсь остановиться у… подруги на некоторое время. У той, кто знает меня всю мою жизнь.

— Думаете, она найдет вам место? Предполагаю, ваши родители не оставили вам большого наследства?

— Так и есть, — ответила Гретна. — У меня нет ни пенни. Поэтому я и собралась в Лондон.

— Что вы умеете делать? — спросил он. — Что есть в Лондоне, чем вы могли бы заняться?

— Пока не знаю, — ответила Гретна. — Может, я могла бы стать компаньонкой для пожилой дамы, возможно, могла бы учить детей…

Девушка представила, как страшно войти в незнакомый дом, выполнять чьи-то приказы.

Маркиз, наблюдавший за ней, подумал, что вряд ли любая разумная женщина наняла бы такую привлекательную девушку гувернанткой. Что касается компаньонки, то что за судьба — Нимфе Весны ухаживать за старой и ворчливой Зимой?

— Думаю, вы слишком молоды для такого рода занятий, — наконец произнес он.

— О нет, — возразила Гретна. — Мне будет восемнадцать в октябре. Я знаю других девушек, которые начали гораздо раньше зарабатывать на жизнь.

Маркиз, казалось, что-то обдумывает, наблюдая за ней, но после короткой паузы он встал и предложил пойти в гостиную. Гретна в замешательстве поднялась.

— О Господи! — воскликнула она. — Должна ли я согласиться? Мама говорила мне, как следует вести себя дамам на приеме. Боюсь, я забыла. Мы никогда дома не пили портвейн так поздно. Папа любил это, но доктор запретил ему после того, как он заболел.

Маркиз, недоумевая, пытался представить, что это за фермер, который любил выпить бокал портвейна за ужином.

Но ничего не сказал, только последовал за Гретной, плывущей в облаке муслина, в салон. Слуга тем временем провел ее не в большой зал, где она сидела после приезда, а в комнату поменьше — удобную и уютную, с гобеленами на стенах.

Гретна вскрикнула в восторге, увидев двух черно-белых спаниелей, лежащих перед камином. Они позволили ей погладить себя, тычась холодными носами в ее маленькие ручки.

— Не поощряйте их, — сказал маркиз. — Они неисправимо сентиментальны и всегда ждут ответной реакции.

— А мы не такие? — спросила Гретна, улыбнувшись. Она даже не думала, как выглядит, сидя на корточках на коврике перед камином, со спаниелями у ног. Ее золотистые локоны рассыпались по плечам и касались обитого рубиновым бархатом кресла.

Маркиз мгновение стоял, не отрывая от нее глаз, потом опустился в кресло с другой стороны камина.

— Я думаю, что станет с вами, — произнес он.

— Я сама часто думаю об этом, — искренне ответила Гретна. — Говоря честно, я немного боюсь. Лондон кажется таким большим, пугающим, когда думаешь о нем. Но я буду с моей подругой. Уверена, она предложит мне остаться с ней, пока я не найду место.

— Вы давно ее знаете?

— С рождения, — ответила Гретна.

— Может, вы позволите мне навестить вас как-нибудь?

Он заметил, что девушка колеблется и отводит глаза, словно увлекшись одним из спаниелей. Гретна подумала, что может возникнуть неловкость, ибо, согласно ее положению, она не должна была обедать с ним наедине, и Гретна решила сменить тему.