— Я подожду, — весело сказал он. — Я не сумасшедший, чтоб еще раз… так… напролом, явно… нет. Я подожду. Людмила Прокофьевна, где вы набрались этой пошлости — вы же виляете бедрами, как непристойная женщина, — Сканер подождал, пока Лия Ахеджакова на экране произнесет то же самое, и улыбнулся. — Хорошее кино. Так больше не снимают.

Солнце садилось, и Наташа начала зябко ежиться. Слабые лучи, проникавшие в сарайчик сквозь многочисленные дыры в проржавевших, прожженных и просто проломленных кем-то железных листах, плоско настеленных вместо крыши, неумолимо уползали, и тени на заваленном мусором полу сливались в одну, постепенно превращаясь в полумрак. Сидеть на перевернутой старой канистре было страшно неудобно, хоть она и подложила захваченный на всякий случай свитер, ноги затекли и тупо ныла от напряжения шея — Наташа постоянно крутила головой туда-сюда, глядя то на недалекий дворик, заросший низкими кленами, хорошо просматривавшийся через прорехи в полуразрушенной задней стене сарая и низкой ограде и сквозь голые кусты сирени, то на ржавую дверь, створки которой, косо свисавшие с косяков книзу, были кое-как закручены проволокой. Хотелось встать, походить, размяться, но она не решалась — при малейшем движении под ногами начинали хрустеть остатки пластиковых бутылок, банок, осколки, сухие листья, пакеты, бумажки и прочий полуобгорелый мусор, которым сарай был заполнен до отказа, а кое-где валялись и шприцы, хищно торчали тонкие иглы. На шум мог кто-нибудь заглянуть и заинтересоваться, что тут понадобилось взрослой, хорошо одетой и вроде не пьяной женщине, сидящей на ржавой канистре, подобрав полы пальто, держащей на коленях большую жесткую папку, разложившей среди мусора рисовальные принадлежности и дико рыскающей глазами по сторонам. Потому что район был не то, чтобы очень уж людный, но вполне обитаемый. И без того час назад сюда через дыру в задней стене заглянул зачем-то мальчишка лет семи и изумленно уставился на Наташу. Она тут же свирепо спросила: «Это ты сделал?!!» Мальчишка удивился еще больше, но на всякий случай удрал. Больше никто не появлялся, но кто знает?..

Еще только-только расположившись в сарае, она, после некоторых сомнений, все же позвонила Косте, чтобы рассказать, где назначила встречу, — на всякий случай. Наташа надеялась получить еще какой-нибудь совет, но вместо совета Костя обругал ее и предложил, пока не поздно, бросить эту дурацкую затею и уехать. Не дослушав, она отключила телефон.

Наташа посмотрела на часы и передернула плечами. Ее недавняя решимость улетучивалась с каждой секундой, а вместо нее наползала глухая безнадежность. Хотелось, пока не поздно, встать и уйти. Безумство, совершенное безумство. Она вытащила сигарету, но тут же спрятала, а вместо нее достала полпалки дешевой жилистой колбасы и впилась в нее зубами. Тяжелый отвратительный запах в сарае уже не мог помешать голоду, хотя вначале находиться здесь было непросто, несмотря на хорошую вентиляцию. Пожар здесь был, видимо, довольно давно, но запах гари держался прочно — не менее прочно, чем грубый и назойливый запах мочи и фекалий. Впрочем, этот сарайчик был еще ничего — от другого, слева, через один, остались только обгорелые развалины, еще один зиял выбитыми дверьми и огромной дырой в крыше, а несколько были лишь чуть тронуты огнем. Никто и не пытался восстанавливать их или хоть как-то подлатать — хозяева либо уехали, либо умерли, либо просто давным-давно махнули рукой — почти все сараи в этом коротком ряду, даже целые, выглядели заброшенными. Зато ряд гаражей по другую сторону не заасфальтированной сквозной дороги, на которой едва-едва, впритирку, могли бы разойтись две машины, был обитаем, и за все время, пока Наташа обживала сарайчик, гаражи открывали раза три. Сразу за гаражами возвышались две унылые пятиэтажки, протянувшие из окон друг к другу длинные разноцветные гирлянды выстиранного белья, и дорога, пробегая между гаражами и сараями, вливалась в другую, асфальтовую, огибавшую пятиэтажки и небольшой голый дворик. Но в ту сторону Наташа смотрела мало — куда как больше ее интересовал недалекий дворик с другой стороны, за задней стеной сарая и остатками забора — туда они и должны были приехать.

Наташа спрятала остаток колбасы и осторожно потянулась, скрипнув зубами, когда в правую затекшую ногу словно одновременно вонзились тысячи иголочек. Потом снова придвинулась к дыре в задней стене сарая, стараясь держаться так, чтобы ее ни в коем случае не было видно с улицы, и начала разглядывать двор и дома уже с неким усталым отупением. Люди проходили, но очень редко, и вообще район казался каким-то заброшенным, нежилым. В одном из мусорных контейнеров кропотливо рылся щуплый бомж в лыжной шапке, а из соседнего на него, стоя на горке мусора, свирепо лаяла пятнистая дворняга, возмущенная посягательством на свою собственность. Бомж шипел на нее и отмахивался палкой, но собака, не переставая лаять, ловко уворачивалась. Пронеслась стайка мальчишек, покачиваясь, прошли двое работяг, нестройно и фальшиво выпевая в холодный воздух: «Как-то раз решили самураи перейти границу у реки…» и снова стало пусто. Наташа посмотрела на часы и отвернулась, но тут же снова повернула голову, услышав приближающийся шум двигателя.

Во двор неторопливо въехала зеленая «шестерка» и остановилась у дальнего угла площадки, скрипнув тормозами. Несколько минут из нее никто не выходил, потом передняя дверца открылась, и из «шестерки» вылез высокий парень в кожаной куртке. Он внимательно огляделся, и Наташа испуганно отшатнулась от отверстия в стене — на мгновение ей показалось, что парень взглянул точно ей в глаза. Но Наташа ошиблась — его взгляд скользнул по заборчику равнодушно, не задержавшись, быстро обежал окрестности, а потом он наклонился к машине и что-то кому-то сказал. С заднего сиденья выбрался еще один человек — точная копия первого, и Наташа подобралась, бесшумно дыша ртом. Этот оглядываться не стал, вытащил сотовый телефон, набрал номер, произнес несколько слов, спрятал телефон, потом, нагнувшись, сунул руку в машину и довольно грубо вытащил с заднего сиденья невысокую темноволосую девушку в черном пальто. Машина стояла довольно далеко от сараев, и лицо девушки было видно всего лишь мгновение, но Наташа, задохнувшись, вздрогнула, отчего под ее ногой едва слышно скрежетнула консервная банка.

— Живая, — прошептала она. — Господи, живая!

Следом за девушкой, подгоняемый злым окриком парня с телефоном, сгорбившись, выбрался худощавый, заросший темной бородой человек в солнечных очках и знакомой черной куртке и, слегка прихрамывая, сделал несколько шагов и встал рядом с девушкой. Наташа вскочила, чуть не опрокинув канистру, на которой сидела, и уронив папку, и приникла к дыре в стенке, прижавшись ладонями к грязным камням.

— Слава! — сипло и жалобно сказала она. — Славочка!

Весь ее план мгновенно полетел к черту. В душе она уже похоронила обоих и никак не думала, что их действительно привезут на встречу. Как она могла, как она посмела потерять надежду?! А теперь… что теперь делать? Только выйти, а там… надо лишь сделать так, чтобы их отпустили, чтобы им каким-то образом удалось уйти — остальное неважно. Если Слава и Вита будут в безопасности, никто не заставит ее делать то, что она не хочет. Никто и никогда!

Пока Наташа пыталась справиться с разбушевавшимися эмоциями и что-то придумать, все четверо подошли к дальней скамейке, возле которой сидел ярко-рыжий кот. Слава, Вита и один из парней опустились на нее, а второй еще раз огляделся и закурил, потом протянул пачку девушке, которая сидела, чуть повернувшись, так что Наташа могла видеть лишь смутные очертания ее профиля. Девушка отрицательно мотнула головой, парень засмеялся и спрятал сигареты. Второй парень протянул руку, поймал хрипло мяукнувшего кота за шкирку, посадил рядом с собой и начал поглаживать. Кот восторженно задрал к небу пушистый хвост и перебрался к нему на колени.

— Далеко, — зло прошептала Наташа, сжав пальцы в кулаки, — почему вы сели так далеко?! В центре двора, дебилы, я же сказала вам — в центре! Ох!