Магнитола, однако, осталась целой и невредимой, пострадал только проигрыватель, одна из колонок была искорежена садовыми ножницами.

— Ну что же, это лучше чем ничего, — сказал Джо Уиндер. Он отнес и сложил вещи в багажник. — Если нет высокого качества звука, придется довольствоваться низким.

Пока он подсоединял колонку к аппарату, Кэрри изучала кассеты. Время от времени она хмыкала.

— Тебе не нравится эта музыка? — спросил Уиндер.

— Да нет, наоборот, нравится. Просто я узнаю о тебе все время что-то новое. Что тут? «Кинкс», Пит Сигер, Мик Джаггер.

— Да, я живу прошлым.

— Ладно тебе, — сказала Кэрри и начала расставлять кассеты в алфавитном порядке.

— У тебя есть пишущая машинка? — спросил он.

— В шкафу. Ты что, собираешься начать писать?

— Нет, творчеством я бы это не назвал, — сказал Уиндер.

Кэрри достала машинку, старую «Оливетти», и расчистила для нее место на столе.

— Вот это хорошая идея, — одобрила она. — Все лучше, чем стрелять или уничтожать строительную технику.

Уиндер напомнил ей, что не он привел эти бульдозеры в мангровые заросли.

— А писать я уже давно перестал. Перестал быть журналистом.

— Но ты же не сгорел на работе, ты просто продался.

— Спасибо, что напомнила, — сказал Уиндер.

Пару дней назад Кэрри сама попросила его рассказать о том, какие статьи он писал. Он рассказал ей о своих материалах про убийство, когда тринадцатилетний мальчик убил свою младшую сестру за то, что она без спроса взяла его пластинку с группой «Аэросмит». Про сеть торговцев наркотиками, которую организовал бывший служитель Фемиды. Про дело о взяточничестве, когда инспекторов по надзору за строительством подкупали выигрышными билетами лотереи. Про строительство автострады, которое финансировал мафиози, изобретший новую формулу дорожного покрытия — в его состав входили человеческие останки.

Джо Уиндер ни словом не упомянул о том деле, которым закончилась его журналистская карьера. О своем отце он также не стал рассказывать. Когда Кэрри спросила его, почему он решил заняться «связями с общественностью», он сказал:

— Из-за денег.

Его непродолжительная работа в Диснейленде не заинтересовала ее, она оживилась лишь тогда, когда он рассказывал об экстравагантном приключении, из-за которого его уволили. Кэрри заметила, что раз он не стал обычным клерком, то, значит, для него не все потеряно, значит, он способен на протест.

— Только центр этого протеста находился в штанах, а не в голове, — усмехнулся Уиндер.

Кэрри повторила то, что уже говорила два дня назад:

— Ты всегда можешь вернуться к своему репортерскому ремеслу.

— Боюсь, что нет.

— Так зачем тебе понадобилась машинка? Печатать любовные письма? Или, может быть, исповедь? — Кэрри прошлась по клавишам машинки.

В вагончике вдруг стало тесно и душно. Уиндер почувствовал, как в висках у него пульсирует кровь.

— Да, ты была права, когда спрятала от меня оружие, — сказал он.

— Оружие не в твоем стиле. — Кэрри передвинула каретку, и раздался звонок. — Бог наградил тебя талантом самовыражения, владения языком.

— Ты же никогда не читала, что я написал, — простонал Уиндер.

— Нет, — призналась она.

— Поэтому, говоря о моем так называемом таланте…

— Так это же хорошо, что ты сомневаешься, — сказала Кэрри. — Было бы глупо, если бы ты хвастался своими способностями. А теперь ты должен помочь мне открыть бутылку вина.

Каждый вечер, ровно в девять, посетители «Страны Чудес и Развлечений» выстраивались на обочине Кингсбери-лейн — главной улице парка, покупали безумно дорогие закуски и ждали начала пышной процессии, которая была кульминацией празднеств, шумевших целый день. Предполагалось, что в этой процессии участвуют все персонажи парка развлечений — от Эльфов до Гангстеров. Иногда шествие сопровождал настоящий духовой оркестр, но в летние месяцы усталых музыкантов часто заменял усилитель. Ярко раскрашенные платформы составляли основу процессии, их вереница представляла как бы ожившую историю Флориды, начиная со времен испанских завоевателей. Убийства, уничтожение природы и разгул гангстеризма, конечно, не находили отражения в этом параде. Было бы трудно, например, подобрать подходящую музыку к эпизоду массового истребления французских гугенотов.

Для того чтобы праздничная процессия выглядела привлекательней, история Флориды была сведена к серии приятных и лишенных кровопролития эпизодов. На платформах развертывались следующие выдуманные картины: празднование первого дня Благодарения на берегу океана, когда индейцы племени тестаке делили ужин из дикой индейки, запивая его молоком кокосовых орехов. Чарлз Челси старался (и Фрэнсис Икс. Кингсбери тщательно следил за этим), чтобы представление несло рекламную нагрузку. На платформе с надписью «Новая родина» дюжина пышущих здоровьем фермеров пела народные песни острова Ямайка и исполняла танец с мачете на воображаемом поле из сахарного тростника. Туристам нравилось. Нравилось это и ассоциации производителей сахара «Окичоби», потому она оплачивала из своего кармана расходы по этой части представления.

Гвоздем программы было появление легендарной девушки из племени семинолов, известной как Принцесса Золотое Солнце. Ни такой девушки, ни такого титула история штата не знала, это была выдумка Чарлза Челси, направленная на то, чтобы порадовать зрителей видом голых грудей и задниц. Все это подавалось, естественно, под соусом знакомства с культурой коренного населения. Традиционный наряд семинолов был слишком архаичен, поэтому Принцесса Золотое Солнце имела на себе только микробикини, якобы выполненное из шкуры дикого оленя.

Вместо традиционного танца она исполняла ламбаду. Окруженная фальшивыми индейскими воинами с луками в руках, Принцесса пела о своей любви к знаменитому вождю семинолов — Оцеоле. При известии о его смерти она клялась в стихах, что последует за ним. Пиком этого представления был момент, когда Принцесса забиралась верхом на пантеру (накачанную успокоительными африканскую львицу) и исчезала в тумане, образованном при помощи сухого льда.

На роль Принцессы претендовали все актрисы, работающие в парке, но на протяжении последних шести месяцев это место бессменно занимала Аннет Фьюри, танцовщица с очень рельефными формами, в прошлом официантка стриптиз-бара в Форт Лаудер-дейл. Аннет достигла в этой роли такой популярности, что ее фотографию верхом на дикой кошке поместила местная газета. В подписи к фотографии предусмотрительно указывалось, что это никакая не пантера, поскольку все флоридские пантеры давно уже истреблены. Вряд ли такое примечание было уместно, взгляд читателей приковывали формы Принцессы Золотое Солнце, а вовсе не замученная львица. Поза мисс Фьюри — голова слегка запрокинута назад, глаза прикрыты, кончик языка зажат в зубах — была достаточно смелой, чтобы вызвать яростные протесты церковных властей и всех оставшихся семинолов. Чарлз Челси позаимствовал в газете негатив этого снимка и заказал цветные открытки. Они продавались по доллару девяносто пять центов и пользовались успехом у посетителей. Челси был горд, он создал новую звезду.

Вечером 25 июля карьера Аннет Фьюри в качестве Принцессы Золотое Солнце, однако, оборвалась. Непосредственно перед выступлением она выпила целых три таблетки калуда. Препарат оказал свое действие уже в самом начале пути по Кингсбери-лейн. Когда платформа проезжала мимо «Салуна Салли», Аннет Фьюри была уже без лифчика, который она подарила бывшему почтовому работнику, приехавшему в парк со своей женой из Провиденса, Род-Айленд. К тому времени, когда платформа доехала до «Мокрого Вилли», к окаменевшим от изумления индейцам прибавилось девять бойких молодых людей, которые начали вытворять Бог знает что с опьяневшей от таблеток танцовщицей. После этого парада несколько родителей обратились с угрозами возбудить дело о развращении их несовершеннолетних детей. Их удалось утихомирить только после письменных извинений непосредственно от самого мистера Кингсбери и выдачи им пожизненных пропусков в парк развлечений. Челси с большой неохотой пришлось приказать менеджеру, чтобы тот сообщил Аннет Фьюри об увольнении. На следующий день Кэрри Ланье объявили, что роль Принцессы принадлежит ей, если она того пожелает. Это произошло после того, как с нее сняли все необходимые мерки.