— Верно, — сказал Джимми. — Но я спрашиваю себя: почему генеральный прокурор готов согласиться на три года заключения, если он знает, что у него — такое стопроцентное дело о предумышленном убийстве? Не забудьте, что она — негритянка, убившая белого мужчину, а по крайней мере двое присяжных будут неграми. Если ты будешь вести дело умно, негров может оказаться трое, и тогда ты практически можешь быть уверен, что присяжные не придут к единому мнению.

— Плюс тот факт, что у моей клиентки — хорошая репутация, у неё есть постоянная работа и не было судимостей. Это повлияет на любых присяжных — любого цвета кожи.

— Я бы не была в этом так уверена, — сказала Энни. — Твоя клиентка отравила своего мужа смертельным ядом кураре, это вызвало у него паралич, а потом она сидела на лестнице, дожидаясь, когда он умрёт.

— Но он много лет избивал её и издевался над детьми, — сказал Флетчер.

— У вас есть доказательства этого, господин адвокат?

— Не много, но в тот день, когда она согласилась взять меня в защитники, я сделал несколько фотографий синяков у неё на теле и ожога на ладони, который останется на всю жизнь.

— Откуда у неё этот ожог? — спросила Энни.

— Этот мерзавец прижал её руку к горячей плите и отпустил, только когда она потеряла сознание.

— Какой милый человек! — воскликнула Энни.

— Прежде всего, почему она согласилась, чтобы ты был её защитником? — спросил Джимми.

— Никого другого не было, — ответил Флетчер. — И, вдобавок, её устроил мой гонорар.

— Но ты выступаешь против генерального прокурора штата.

— Это действительно загадка: я не могу понять, зачем ему самому представлять обвинение на таком судебном процессе.

— Это легко объяснить, — сказал Джимми. — Негритянка убивает белого человека в штате, где только двадцать процентов населения — негры, из которых больше половины вообще не беспокоятся о том, чтобы голосовать, и — кто бы мог подумать! — в мае состоятся выборы.

— Сколько у тебя времени, чтобы принять решение? — спросила Энни.

— Суд продолжится в понедельник.

— У тебя есть время вести долгий судебный процесс?

— Нет, но я не должен под этим предлогом соглашаться на любой компромисс.

— Значит, мы проведём каникулы в суде номер три, прелестно! — сказала Энни с усмешкой.

— А может быть, это будет суд номер четыре, — сказал Флетчер.

— Ты не спросил совета у профессора Абрахамса, в чём ей стоит признаться?

Джимми и Флетчер посмотрели на неё с изумлением.

— Ты что? Он же даёт советы президентам и главам государств, — сказал Флетчер.

— И иногда губернаторам штатов, — добавил Джимми.

— Ну, так, может быть, ему пора давать советы студентам. В конце концов, именно за это он получает зарплату.

— Да я даже не представляю себе, как за это взяться.

— А что если позвонить ему и попросить о встрече? — спросила Энни. — Я думаю, он будет польщён.

Нат пришёл в ресторан Марио за пятнадцать минут до назначенного времени. Был выбран именно этот ресторан, потому что он был не очень претенциозным: столики со скатертями в красно-белую клетку, маленькие вазы для цветов, на стенах — фотографии Флоренции. Том также сказал, что макароны у Марио — домашнего изготовления: их готовит жена владельца. Ресторан навевал воспоминания о поездке в Италию. Нат принял совет Тома и надел невзыскательную синюю рубашку, серые брюки и свитер; ни пиджака, ни галстука; Том одобрил его экипировку.

Нат представился Марио, тот предложил ему тихий столик в углу. Несколько раз прочтя меню, Нат взглянул на часы: он всё больше нервничал. Затем десять раз пересчитал свои деньги, чтобы убедиться, что ему их хватит на случай, если Марио не принимает кредитных карточек. Возможно, было бы разумнее несколько минут просто прогуляться вокруг квартала.

Как только он её увидел, сразу понял, что оплошал. На Су Лин были белые туфли, красивый, хорошо сшитый синий костюм и кремовая блузка. Нат встал и помахал ей. Она впервые улыбнулась; улыбка делала её ещё более обворожительной. Она подошла к столику.

— Прошу прощения, — сказал Нат, приглашая её сесть.

— За что? — спросила она удивлённо.

— За то, как я одет. Я ужасно долго думал, что мне надеть, и в конце концов надел не то.

— Я тоже. Я думала, что вы наденете мундир с полным набором орденов, — Су Лин сняла жакетку и повесила её на спинку стула.

Нат рассмеялся, и потом они, кажется, беспрерывно смеялись целых два часа, пока Нат не спросил, хочет ли она кофе.

— Да, чёрный, пожалуйста, — ответила Су Лин.

— Я рассказал вам о своей семье, теперь расскажите мне о своей, — сказал Нат. — Вы тоже, как я, — единственный ребёнок?

— Да. Мой отец был сержантом в Корее, там он встретил мою мать. Они были женаты лишь несколько месяцев, когда он погиб в битве при Юдам-Ни.

Нату захотелось перегнуться через стол и взять её за руку.

— Сочувствую, — сказал он.

— Спасибо, — ответила она просто. — Мама решила эмигрировать в Америку. Она получила работу в прачечной «Сторрс», около книжного магазина, и владелец разрешил ей жить на втором этаже над прачечной.

— Я знаю эту прачечную, — сообщил Нат. — Мой отец стирает в ней свои рубашки: она очень хорошо работает, там всегда всё делают в срок.

— С тех пор как мама взяла дела в свои руки, она вынуждена была пожертвовать всем ради того, чтобы я получила хорошее образование.

— Ваша мать — точь-в-точь как моя, — сказал Нат.

К их столу подошёл Марио.

— Вы довольны, мистер Картрайт?

— Прекрасная еда, спасибо, Марио, — ответил Нат. — Теперь, пожалуйста, счёт.

— Одну минуту, мистер Картрайт. Разрешите мне сказать, что ваше посещение — большая честь для нашего ресторана.

— Спасибо, — сказал Нат, пытаясь скрыть смущение.

— Сколько вы ему дали на чай, чтобы он это сказал? — спросила Су Лин, когда Марио отошёл.

— Десять долларов, но он всегда говорит то, что нужно.

— И это всегда даёт результаты?

— О да, мои девочки начинают раздеваться ещё до того, как мы идём к машине.

— Так вы всегда приводите их в этот ресторан?

— Нет. Если я думаю, что это будет так, на одну ночь, я веду их в «Макдоналдс», а потом — в мотель; а если это серьёзный роман, то мы отправляемся в «Алтавей-Инн».

— А кого вы приводите к Марио?

— Не могу сказать: я тут впервые.

— Я польщена, — сказала Су Лин, пока он подавал ей жакетку.

Когда они вышли из ресторана, Су Лин взяла его за руку.

— Оказывается, вы очень застенчивы.

— Пожалуй, так, — ответил Нат, когда они шли по направлению к колледжу.

— Вы совсем не похожи на вашего архисоперника Ралфа Эллиота. — Нат промолчал. — Он попросил меня о свидании через минуту после того, как мы с ним познакомились.

— По правде говоря, — сказал Нат, — я бы тоже это сделал, но вы ушли.

— А я-то думала, что я убежала, — сказала она; он улыбнулся. — И интереснее всего то, сколько времени вы успели повоевать во Вьетнаме до того, как стать таким героем. — Он хотел возразить, но она добавила: — Ответьте: около получаса, правда?

— Откуда вы знаете? — спросил Нат.

— Потому что я исследовала вашу биографию, капитан Картрайт. Как сказал Стейнбек, «вы плывёте под фальшивыми парусами». Я прочла эту цитату только сегодня; так что не думайте, что я очень начитанна. Когда вы сели в вертолёт, у вас даже не было пистолета. Вы были снабженцем, и прежде всего, вы вообще не должны были лететь на этом вертолёте. Фактически с вашей стороны было нарушением дисциплины сесть в этот вертолёт без разрешения, но вы и выпрыгнули из него тоже без разрешения. Если бы вы этого не сделали, вас, вероятно, отдали бы под военный трибунал.

— Вы правы, — сказал Нат, — но никому об этом не говорите, иначе я не смогу иметь, как обычно, трёх девушек за ночь.

Су Лин зажала себе рот ладонью и засмеялась.

— Но я читала и о том, что после крушения вертолёта в джунглях вы вели себя невероятно храбро. Тащить бедного солдата на носилках, да ещё когда у тебя разворочена нога, — для этого требуется много мужества; а потом узнать, что солдат всё-таки умер, это очень обидно. — Нат не ответил. — Простите, — добавила она, — моё последнее замечание было очень бестактным.