– Не смотрите на меня так!.. Это правда. Она сказала мне… Да я и сама уже догадывалась.

– Сказала?! Когда?.. – сжал ладонь супруги Валерий Анатольевич.

– Она все время была рядом. Ее тянуло к нам… ко мне… Когда вы ушли, она пришла. Ее сознание не сформировано, вы знаете… эксперимент завершился аварийно… Но она все-таки не была сумасшедшей. Говорила плохо, односложно, но я поняла. Она сказала, что нырнула тогда в открывшийся проход не случайно. Она почувствовала меня, хотела ко мне… И к тебе, Валера…

– Но… это же чушь, Люсенька! – вскочил побледневший профессор. – Она не может быть нашей дочерью! Какие дети, Люся?! У тебя же… у нас не могло быть детей!..

Людмила Леонидовна вздрогнула, словно ей залепили пощечину. Из небесно-голубых глаз покатились по впалым щекам слезы.

Профессор рухнул на колени перед диваном и опустил лицо на грудь жены:

– Прости! Прости, Люсенька, я не хотел тебя обидеть!.. Ты не виновата в этом!.. Я – бесчувственная скотина! Прости…

Людмила Леонидовна запустила тонкие пальцы в шевелюру мужа, ласково и нежно потеребила его волосы.

– Валера… Тебе не за что просить у меня прощения. Это я должна вымаливать его у тебя, ползать перед тобой на коленях… Но все равно мне прощения нет и не будет. Меня покарал сам Господь. Я заслужила это… Но мне очень… очень-очень жаль, что страдать пришлось и тебе…

Профессор рывком поднял голову:

– Нет-нет, Люсенька! Что ты говоришь?! Тебе плохо, ты устала, помолчи, усни, отдохни!.. Завтра проснешься – и будет все хорошо!

– Завтра для меня не будет, Валера, – спокойно, буднично сказала Людмила Леонидовна. – Так что тебе придется выслушать все сейчас. И молодые люди пусть послушают, им это будет весьма полезно и поучительно… Ты готов услышать правду, любимый?..

Профессор дернулся, лицо его покрылось пятнами, на лбу выступил пот. «Любимым» его не называли лет тридцать… Супруга вообще была чрезвычайно скупа на ласковые слова и прочие нежности. И если уж она сейчас обратилась к нему так, значит, сказать хочет что-то действительно необычное и важное.

– Я готов, родная, – кивнул Валерий Анатольевич и снова взял руку жены в ладонь.

Олег подошел ближе. Наташа и вовсе села на пол возле дивана, скрестив по-восточному ноги. Людмила Леонидовна заговорила:

– Ты ведь всегда хотел детей, Валера. Я помню, я знаю. А я… Для меня была важней моя работа. Стоило подумать, что придется выбросить из жизни год, два, три, а то и больше, посвятить их грязным пеленкам, молочным кухням, очередям в поликлинике, и мне сразу становилось тошно… Нет, я тоже хотела ребенка, но для себя все время это решение откладывала: вот сдам кандидатский минимум, вот защищу докторскую, вот сдам этот проект, закончу следующий… И вот однажды… Я как раз работала над одним проектом, – Людмила Леонидовна бросила извиняющийся взгляд на Олега, поискала глазами Наташу. – Извините, он шел под грифом «секретно», да и не в содержании суть. В общем, работа была в самом разгаре, когда я поняла, что… беременна… – Пальцы Валерия Анатольевича судорожно сжали ее руку, и Людмила Леонидовна вскрикнула.

– П-прости… – шевельнул одеревеневшими губами профессор и разжал пальцы. Он хотел убрать руку вообще, но жена схватилась за его ладонь, словно утопающий за брошенный ему линь.

– Да, Валера, да!.. Я обманула тебя тогда… Это было давно, очень давно. Сколько уже прошло? Лет тридцать, или больше… Ты, наверное, и не помнишь, я сказала тогда, что еду в командировку, а сама… Я побоялась ложиться в больницу – ты мог бы узнать. И я обратилась к одной бабушке… Ну, ты знаешь, которые делают подпольные аборты. У нее и ночевала две ночи, пока пришла в себя более-менее. Бабка сказала, что у нас могла родиться девочка…

– Погоди, но мы ведь обращались ко врачам! Они сказали, что детей у тебя быть не может!.. Или в этом ты тоже меня… обманывала?..

– Нет-нет, Валера! Я обманула тебя только один раз… Врачи действительно вынесли этот вердикт. Но… это было после аборта. Видимо, бабка оказалась плохим специалистом…

Валерий Анатольевич схватился руками за голову, забыв о ране, тут же, дернувшись от боли, застонал, а Людмила Леонидовна снова поймала его здоровую руку и прижала ладонью к своей груди.

– Прости, прости! Валера, прости!.. Нет, это нельзя простить… Но хотя бы… не держи на меня зла. Я была дурой, эгоистичной сволочью, я… – она судорожно сглотнула, – поломала тебе жизнь, лишила того…

Профессор отнял руку от груди супруги и закрыл ладонью ее рот.

– Не надо, Люсенька, не говори так!.. Ты единственная даешь смысл моей жизни. Ты сама была всегда моей жизнью. Пока есть ты – я живу.

– Но завтра меня не станет, а ты все равно должен жить! – сняла с губ ладонь мужа Людмила Леонидовна.

– Почему ты все время повторяешь это?! – воскликнул профессор. – С чего ты взяла, что должна умереть?.. Ты ослаблена, да, но не более. Сердце у тебя в норме, все остальное – тоже. Я не обманываю тебя, поверь!..

– Да, я знаю. Но это не имеет значения. Моя душа уже на полдороги туда… Дослушай меня, пожалуйста.

– Я слушаю, но прошу тебя, успокойся, милая! Я с тобой, и буду с тобой всегда.

– Спасибо, Валера, – улыбнулась супруга. И улыбка эта полностью преобразила ее лицо. Валерию Анатольевичу показалось, что перед ним снова та самая девчонка, с которой он познакомился в парке отдыха сорок лет назад. Она сидела на скамейке, ела мороженое и с загадочной джокондовской улыбкой читала толстую книгу. Он не удержался тогда и спросил, что за книгу она читает – наверняка что-то ужасно романтическое, поскольку смогло вызвать на этих прелестных губках столь обворожительную улыбку. Люсенька рассмеялась и показала обложку. Он даже не сразу смог прочесть название – оно состояло из абракадабры сложных физических терминов.

Улыбка мелькнула и снова погасла. Людмила Леонидовна продолжила рассказ:

– Когда я поняла, кто передо мной, меня охватило такое чувство… Мне не передать это словами!.. Я видела ту, о ком мечтала, о ком сожалела и скорбела все последующие годы. А она… Нет, она не держала на меня зла. Она просто хотела увидеть меня, ощутить мое тепло, которого я ее лишила навечно… И я решила исправить свою ошибку. Я захотела сделать то, что не сделала тогда, тридцать лет назад, что не смогла завершить и на днях… Я обняла ее, раскрыла ей свое сердце, позволила взять мои силы, мою энергию… Она стала преображаться на глазах. Еще немного, совсем чуть-чуть, и она стала бы человеком, а я – заняла бы ее место на той стороне. Но… Она увидела, почувствовала, как быстро я таю, и не захотела принять мой подарок такой ценой. Я умоляла ее, но она поняла уже слишком много. Она… любила меня, и убить меня не смогла. Тогда она вспомнила тебя, Олег. – Женщина подняла глаза на притихшего парня. – Сказала, что полюбила тебя. И она верила, что если ты сумеешь полюбить ее, то эта любовь вернет ее к жизни, не отняв ничьи жизни взамен… Я вижу, что этого не получилось…

Олег кивнул и опустил голову.

– Не казните себя, Олег. Любовь нельзя заставить появиться. Она так же неподвластна нам, как и все то, что в руках одного лишь Бога. Я слишком много возомнила о себе, решила, что могу распоряжаться чужими душами, возвращать им жизнь… Нет, я смогла легко сотворить только смерть. А за это всегда должна быть расплата. И то, что я сейчас умираю – это закономерно и правильно. Я не только не жалею об этом, – напротив, моя душа, зная это, наконец-то обрела покой. А еще я безмерно счастлива, что уже в эту ночь я встречусь со своей доченькой, и теперь мы уже не разлучимся навеки!.. А ты, родной мой, любимый Валера, не спеши к нам. Мы все равно когда-нибудь будем вместе, но ты не спеши. Мы подождем тебя с… Наташей. – Людмила Леонидовна повернула голову к сидящей на полу девушке: – Наташенька, вы не против, если я дам моей дочери это имя?

– Ну, это же не мне решать, – улыбнулась Наташа. – На имена пока нет авторских прав.

– Вот и хорошо. Пусть будет Наташей. Хорошее имя, доброе, мягкое, теплое… Моя Наташенька, когда почти стала человеком, стала вдруг мерзнуть… Я дала ей свой жакет… – Глаза Людмилы Леонидовны закрылись, она задышала вдруг часто-часто и заговорила что-то совсем непонятное: – Валера, не мерзни, оденься теплее, здесь так холодно!.. Видишь, сколько снега! А лед как блестит под солнцем!.. Смотри, его кристаллы, словно бриллианты… Преломление… дифракция… Помнишь принцип Гюйгенса-Френеля?.. Когерентность вторичных волн… Как красиво!.. Прости меня, милый, я лишила тебя такой красоты… Я любила тебя, а проявлять свои чувства стеснялась… Тебе было холодно со мной… Оденься теплее, Валера!.. Прости, Наташа зовет меня… Она ждет. Я иду к ней! А ты не торопись. Живи, радуйся, твори, дари людям счастье!.. Мы подождем. Теперь ты знаешь, что мы у тебя есть… Прости, любимый!..