Девушка, если так еще можно было называть монстра в белом платье, при звуке голосов потеряла на какое-то время внимание к Олегу и заметалась по тесному купе. Профессор – то ли от потери крови, то ли от нервного потрясения, а скорее всего от того и другого вместе – повалился вдруг с шумом на соседнюю полку, прямо на приборы, захрустевшие жалобно под тяжестью его тела. А в дверь купе молотили уже в несколько кулаков. Слышались возбужденные голоса – к первому смельчаку шли на помощь другие пассажиры.

Весь этот шум и гвалт произвели на белокурое исчадие крайне возбуждающее действие. Чудище зарычало и бросилось к двери. Послышался крик профессорши: «Осторожно, там!..», но дверь уже рывком ушла в сторону. Сумасшедшая, не медля ни доли секунды, метнулась на стоящую в дверном проеме проводницу. Та вскрикнула, взметнув к лицу руки, но слишком поздно – длинные девичьи ногти успели оставить на нем глубокие алые борозды.

Кто-то заверещал по-дурному, кто-то заорал благим матом, и все разом шарахнулись в стороны, сбивая друг друга с ног. Еще не чувствуя от шока боли, но, видя, что творится нечто совсем непотребное, проводница перепрыгнула через барахтавшихся на полу пассажиров и кинулась к красной ручке стоп-крана. Поезд истошно завизжал тормозами, силой инерции роняя и тех, кто сумел удержаться на ногах. Паника стала всеобщей. Повыскакивали из своих купе те пассажиры, что не принимали участия в свалке у профессорской двери, но слышавшие дикие вопли. Экстренное торможение поезда подтвердило их самые худшие опасения. Кто-то закричал: «Бомба!», кто-то: «Горим!», а потом уже все членораздельные звуки потонули во всеобщей какофонии хаоса. Люди выбивали в окнах стекла, выпрыгивали прямо сквозь торчащие осколки, ранясь, пачкая в крови себя и других, от чего еще больше подстегивая панику. Проход забился моментально, обезумевшие люди топтали упавших, падали сами; кто-то пытался протиснуть в окно чемоданы, кто-то тащил в охапке визжащих, как поросята, детей.

Олег, зная, чем вызвана паника на самом деле, прекрасно понимая, что нет никакой бомбы, тем не менее машинально тоже подступился к окну. Поезд стоял посреди леса. Среди деревьев метались испуганные, обезумевшие люди. Олегу показалось, что среди темных елей промелькнула вглубь чащи фигурка в белом платье.

Паника перекинулась на соседние вагоны – оттуда тоже летели вещи, выскакивали пассажиры...

– Валера, я за ней! – крикнула супруга профессора, слезла наконец с полки и выбежала в коридор. Олег вышел из купе следом и на него сразу налетел тучный мужчина в спортивном костюме, волокущий за собой огромный чемодан на колесиках.

– Куда прешь?! – взвизгнул толстяк и бесцеремонно оттолкнул Олега прямо на бегущую следом женщину. Извинившись, он, от греха подальше, заскочил в свое купе. Женщины-соседки там уже не было. Мальчишка жался к деду, напуганному не меньше его самого.

– Что там? – спросил мужчина.

Олег молча пожал плечами. Не рассказывать же о взбесившейся девчонке, покусавшей собственного отца…

– Может, нам стоит выйти? – нервно обнял дед внука.

– Там давка сейчас, погодите немного… Да и опасности никакой нет.

– Но кричали же что-то о пожаре…

– Да нет никакого пожара!.. Но, чтобы вам было спокойней, переложите деньги и документы в карман. Мало ли…

– Я тогда и сумку достану! – подхватился мужчина. – У нас всего одна сумка, продукты уже съели…

– Да-да… – рассеянно кивнул Олег, прислушиваясь к шуму в коридоре. Судя по доносившимся голосам, паника и не думала затихать. Скорее, наоборот…

Олег, почти машинально, тоже достал с верхней полки свою сумку, достал из нее джинсовую курточку, надел, рассовал по карманам документы и остатки денег, прицепил к ремню сотовый телефон. Больше в сумке ничего ценного не было, и Олег снова забросил ее на полку.

Шум в коридоре все нарастал. Кричали очень настойчиво, причем, казалось одну и ту же фразу… Дед с внуком вскочили с полки.

– Постойте! – остановил их Олег. – Сейчас я узнаю, что там…

Но он не успел еще этого сделать, как где-то совсем рядом завопили: «Горим!», и Олег действительно почувствовал запах едкого дыма, а выглянув таки в коридор, увидел, что тот заполняется белесой пеленой.

– Бегите из вагона скорей! – крикнул он, обернувшись к соседям, а сам бросился в соседнее купе – какое-то тревожное предчувствие заставило его сделать это. И, как оказалось, не напрасно. Валерий Анатольевич по-прежнему лежал, свесив ноги на пол. Судя по всему, он был без сознания.

Олег метнулся к профессору и стал тормошить его за плечо:

– Валерий Анатольевич! Профессор! Очнитесь! Пожар! Надо срочно выбираться!..

Однако, профессор ни на что не реагировал. Тогда Олег, поднатужившись, приподнял тело мужчины с полки и перевалил себе через плечо его верхнюю часть. Взявшись за профессорские ноги, Олег, пошатываясь, вышел в коридор. Там уже нечем было дышать и ничего не было видно, а откуда-то справа уже доносилось характерное потрескивание и заблестели языки пламени. Тогда Олег дернулся назад, в купе. Положив профессора снова на полку, он быстро задвинул дверь, а потом, выбрав из груды помятых приборов самый на вид массивный, стал с размаху молотить им об оконное стекло. Стекло крошилось под ударами, разлеталось искрами осколков, и, наконец, пробитое отверстие стало достаточно большим, чтобы в него смог пролезть человек.

Олег подхватил профессора подмышки и стал подтягивать его к окну. Он замешкался на мгновение, соображая, как лучше просунуть тело: головой или ногами вперед; решил, что лучше ногами, иначе при падении профессор может сломать себе шею... Именно в это мгновение Валерий Анатольевич пришел в себя. Он приподнялся на локте здоровой руки и обвел купе затуманенным взглядом.

– Где она?.. – прохрипел профессор тревожно.

– Не знаю, – крикнул Олег. – Давайте выбираться, вагон горит!

– Где она? – не унимался профессор. – И где Люсенька, моя жена?!

– Там они, там, на улице! – соврав, потому что и сам не знал этого, махнул Олег в сторону окна. – И нам надо туда же, иначе сгорим на хрен!

Валерий Анатольевич пришел немного в себя и тут же замотал головой, что-то разыскивая в задымленном уже купе.

– Саквояж, – испуганно забормотал он. – Мой саквояж! Его необходимо найти…

– Да сгорим же! Какой саквояж?! – не выдержав, заорал Олег. – Скорее лезьте в окно!

– Там все! – взмолился профессор. – Там... Да помогите же мне найти!

Олег, не слушая больше Валерия Анатольевича, сдернул его с полки и тут же увидел на ней возле самой стены черный баул.

– Этот? – мотнул головой Олег.

– Да-да! – вцепился в сумку профессор, забыв о своей ране, и тут же застонал от сильной боли.

– Да лезьте же, я возьму его!!! – заорал Олег что есть мочи.

Валерий Анатольевич наконец-то отреагировал. Он, морщась и болезненно охая, подхватил здоровой рукой раненную, качаясь, подошел к окну.

– Но как же я... – начал он, но Олег уже снова подхватил профессора поперек туловища и стал проталкивать его ноги в оконный пролом. Профессор ухнул вниз. Сам Олег тут же вскочил на столик, встал на колени и, развернувшись задом, полез в окно. В это мгновение дверь с треском вспыхнула, и пламя загуляло по купе, пожирая все на своем пути. Оно моментально добралось до стоящего враскорячку Олега, лизнуло его по лицу, и волосы тут же противно затрещали. Олег завопил и вывалился в окно. Он упал рядом с поднимающимся на колени профессором и сразу же, не обращая внимания на боль в отбитом копчике, стал натягивать со спины рубаху на горящие волосы.

Вагоны догорали. От трех последних остались только черные железные остовы. Четвертый еще лизали языки пламени, но уже как-то лениво, словно пресытившись. Остальные вагоны, к счастью, уцелели – их успел оттащить тепловоз после того, как отцепили эти четыре горевшие. Закопченные пассажиры уныло бродили вдоль кромки леса, а в большинстве своем сидели – угрюмые, грязные, замкнутые в себе и в своей беде. Правда, большой беды не случилось – все остались, на удивление, живы. Сильно обгорела только проводница вагона, в котором ехал Олег – она до последнего помогала людям выбираться из пылающей западни (вот тебе и поспешное нелестное мнение, сложившееся о человеке позапрошлой ночью!), – да еще с десяток людей оказались изрядно помятыми в давке. Все раненные, а также пожилые «погорельцы» и дети были размещены в уцелевших вагонах. Но поезд почему-то стоял. Казалось бы: надо мчаться «на всех парах» к ближайшей станции – доставлять раненых в больницу, но... Видимо, было какое-то указание «сверху»: скорее всего, должны были подъехать те, кто должен был «разобраться на месте». Короче, обычная канитель и неразбериха.