- Я тебя слушаю, - обронил король, устроившись в кресле удобнее.

   - Думаю, нет смысла возвращаться через весь замок в свои комнаты, если учесть, что вставать через два часа. Поэтому...

   Мужчина осклабился и, перебив, сказал:

   - Не возражаю.

   Но мальчишке снова нашлось, чем его огорошить.

   - Я не собирался просить разрешения остаться. Мне казалось, ты и так не против. Мне просто хочется потратить эти часы на сон, а не на... - заминка в исполнении Стельфана снова вышла непонятной. Толи он специально сделал паузу, использовав как один из элементов завуалированного флирта. Толи смутился, потому что был не готов так легко и непринужденно называть вещи своими именами. Но на его лице не было и тени смущения, лишь какая-то безликая безмятежность. Димор очень сомневался, что в своем возрасте мальчишка способен на такой самоконтроль. Но, вдруг, это ошибочное впечатление? - А не на любовные утехи, - наконец, продолжил фразу принц.

   Король хмыкнул, легко поднялся с кресла и подошел к юноше. Тот не попытался отступить, и не отшатнулся, когда мужчина протянул к нему руку. Щека под ладонью была теплой и нежной. Наверное, этот малец еще ни разу в жизни не брился. Не удивительно. Слишком светлая кожа, типичные для королевской династии Виктерии золотисто-рыжие волосы. Острый нос, с весьма выразительными веснушками, которые могли бы придать облику принца озорной и немного плебейский вид, если бы длинные волосы не обрамляли узкое лицо крупными волнами, ниспадающими на плечи. В отличие от старшего брата, который предпочитал носить высокие прически, используя для удержания золотисто-рыжей лавины костяные гребни, Стельфан, по всей видимости, не желал ему уподобляться. Поэтому его волосы едва закрывали лопатки. И носил он их в основном распущенными. Но кроме них благородство облику Стельфана придавали глаза, которые казались излишне крупными на этом узком лице, но в обрамлении рыжих ресниц и бровей, дугами подчеркивающими очертания глазниц, они, поистине, выглядели голубыми озерами безмятежности, в пучине хаоса и мрака. Димор сам удивился поэтичности пришедшего на ум сравнения. И чуть было не отдернул руку от неожиданности, хотя в его возрасте такая реакция выглядела бы по меньшей мере смешно, потому что юноша неожиданно повернул голову и поцеловал его в запястье той руки, ладонь которой он прижал к его щеке. Не то чтобы это было неприятно с физической точки зрения, напротив, не будь перед ним заезжий принц, Димор, возможно бы, растаял, и позволил себе небольшую шалость - провести ночь в объятьях юноши. Но с моральной - в душе короля всколыхнулось возмущение. На что еще готов этот коварный и испорченный ребенок, чтобы заручиться его поддержкой и получить в личное пользование спорные территории? Более того, ему не давал покоя один пункт брачного договора, на составления которого они потратили все предыдущие часы. Поэтому он убрал руку от его лица и хмуро сказал:

   - Я тоже не настроен на утехи.

   - Я рад, - просто откликнулся Стельфан. Улыбаться он больше не стал, просто развернулся к королю спиной и вошел в спальню.

   Там, в полумраке, он разделся, позволяя прислонившемуся к косяку Димору в полной мере насладиться видом узкой мальчишеской спины, с острыми почти еще детскими лопатками. Все же старший брат Стельфана был куда шире в плечах и смотрелся мужественнее, несмотря на любовь к высоким прическам, в которых королю Анлоры неизменно чудился намек на что-то женское. Невольно вспомнив Элриса, Димор испытал острое чувство де жа вю. Непристойное предложение он сделал обоим братьям, но откликнулся только младший. Потому что такой смелый или все дело в природной расчетливости? Или тут что-то совсем иное. Интуиция подсказывала, что мальчишка - это шкатулка с десятком отделений, за каждым из которых скрывается маленький тайник. Но, чтобы подобрать нужную комбинацию и вскрыть его, потребуется не только время, но и терпение. Вот уж чем король Анлоры никогда не отличался. Но... а почему бы не попробовать? Разве жизнь не за тем и нужна, чтобы в полной мере почувствовать всю ее острот. У Димора появилось ощущение, что рядом со Стельфаном его жизнь станет куда ярче и насыщеннее. Если уже не стала. Он фыркнул в ответ на собственные мысли и приблизился к ложу, на которое уже улегся разоблачившийся юноша. Примечательно, что устроился он спиной к королю. Осознанная предусмотрительность или ему на самом деле удобнее спать на левом боку? Снова загадка. Может быть, есть смысл, наконец, проявить настойчивость, и получить ответ хотя бы на этот вопрос? Но разве это, по-настоящему, интересует Димора? Нет. Есть кое-что еще.

   Димор разоблачился, откинул одеяло и удовлетворенно отметил, что в отличие от него, мальчишка не решился спать обнаженным. Это знак. Похоже, не зря интуиция все это время отчаянно сигнализировала, что не стоит доверять первому впечатлению об этом парне. И даже второму, что уж греха таить, - не стоит. Юный принц остался в коротких узких штанах, которые элегантно смотрелись с высокими сапогами, но, когда малыш был бос, выглядели довольно потешно. Маленькие ступни с розовыми пальчиками надолго привлекли внимание короля. Не слишком ли маленький размер для мальчишки? Хотя он сам весь какой-то хрупкий. Тоненький, зато гибкий. Надо будет погонять его по тренировочному залу. Узнать, как он владеет шпагой. И почему Димору это в голову раньше не пришло? Дипломатическая миссия Виктерии просиживает штаны в его дворце уже вторую неделю, а он до сих пор не сошелся с принцем в поединке. Наверное, все дело в том, что изначально не воспринимал того всерьез. Мальчишка и мальчишка, ничего серьезного. Похоже, самое время пересмотреть...

   - Мне холодно, - раздался тихий голос принца, - не мог бы ты... - мальчишка не договорил, но и не обернулся на короля, который все еще держал край одеяла. Интересно. Неужели, настолько напуган?

   Димор не стал спрашивать напрямую. Решил повременить. Но все равно сделал то, чего еще минуту назад не собирался делать. Лег за спиной мальчишки, придвинулся нему и с силой обхватил рукой поперек груди. Услышал тихий глубокий вздох, и едва слышный осторожный выдох. Остался удовлетворен. Значит мальчик не ледышка. Более того, не похоже, чтобы он соврал о своей неопытности. Оно, конечно, приятно. Но есть ведь кое-что еще. Димор специально и осознанно зарылся лицом в рыжие локоны и с наслаждением втянул носом природный аромат тела принца. Не почувствовал, чтобы тот сильно напрягся от такого действия. И испытал легкий укол разочарования. Неужели, он все же ошибся. Может быть, с опытом у этого двуличного чертенка все нормально?

   - Скажи мне, только честно. Тебе же страшно? - нашептал он на ухо мальчишке, предварительно отведя в сторону несколько мягких, волнистых прядей.

   Тот долго не отвечал. Решил притвориться, что уснул? Ну, дело его. Только вопрос-то не из праздных. И его всегда можно будет повторить утром. Но мальчик вдруг шевельнулся, глубоко вздохнул и ответил:

   - И еще как. Когда ты сказал про брачный договор, я думал, умру от разрыва сердца прямо там, на пороге.

   - Тогда зачем ты все это затеял, не хочешь объяснить?

   - А уже не поздно?

   - Пока не показали наш договор широкой общественности - вполне. Или так боишься бесчестья в моих глазах? Так я пойму. Мелкий ты еще, вот и заигрался.

   - Нет, - голос принца прозвучал тихо, но твердо, - договор пусть останется в силе, если ты сам не решишь до официальной церемонии разорвать его. Но я постараюсь объяснить. - И снова надолго замолчал. По всей видимости, собирался с мыслями. Теперь он уже не походил на маленького, но опасного хищника. Проступило в нем что-то детское, наивное и откровенное. Эта откровенность понравилась королю, но признать это он не захотел. Поэтому молча дождался ответа.

   - Я много думал о том, как было бы лучше для Ливетлиндии. Понимаешь... - принц помолчал, словно подбирая слова, - Если бы она снова отошла к нам, то у местного населения могли бы возникнуть серьезные проблемы. За тридцать лет браки между однополыми партнерами стали там привычным делом. И, если и есть возмущающиеся и ярые приверженцы классической церкви, там есть кому заткнуть им рот. Но если бы власть сменилась, то... боюсь, даже введение войск не предотвратило... - он снова запнулся, потом с явным усилием заставил себя спросить, - Ты знаешь, что обязан сделать правоверный, принадлежащий к ортодоксальной ветви нашей официальной конфессии?