«Сильный должен господствовать, — поучал Адольф Гитлер своих многочисленных слушателей, — и не должен сливаться со слабым, чтобы не утерять свою силу. Только слабый от рождения может находить это ужасным, но на то он слабый и ограниченный человек. Если этот закон не будет господствовать, тогда всякое движение человечества к высшей жизни невозможно… Как природа мало желает соединения слабых с сильными, так же она выступает против слияния высшей расы с низшей».

Многие духовно развращенные Гитлером немцы уверовали в свое высшее предназначение на земле, в свою «избранность», непреодолимую силу Германии, которая по воле фюрера должна господствовать над всем миром.

Поверил в это и Юрген Раух. Ингеборг вскоре после прихода Гитлера к власти уговорила Юргена идти служить в армию, он окончил военное училище, за три года службы в седьмой пехотной дивизии в Мюнхене был замечен начальством, получил звание майора.

В те годы, при резком увеличении армии, офицеров не хватало, на службу стали призываться даже пожилые капитаны и обер-лейтенанты старой кайзеровской армии, служащие полиции, юристы. Унтер-офицеры направлялись в военные школы.

В конце июня 1934 года произошло событие, которое еще больше возвысило Юргена Рауха. Эти дни запомнились Юргену на всю жизнь.

Поздним вечером его вызвал командующий округом и сказал:

— По сообщению из Берлина, сегодня ночью в Мюнхен должен прилететь рейхсканцлер Гитлер. Он направится в баварское министерство внутренних дел, куда приказано прибыть офицеру из нашего штаба для получения распоряжений рейхсканцлера. В министерство поедете вы, майор Раух.

— А о чем, господин генерал, я должен доложить фюреру? — удивленно спросил Юрген.

Командующий округом пожал плечами, раскурил сигару.

— Этого я и сам не знаю. Мне известно лишь то, что обстановка накалена до предела. Судя по всему, это связано с штурмовыми отрядами. Вы ведь слышали. Раух, о требованиях их руководителя Эрнста Рема? Он давно что-то затевает против Гитлера и хочет, чтобы его штурмовики подчинили себе армию и стали хозяевами положения.

— Мне приходилось слышать, господин генерал, о том, что штурмовики Рема недовольны, — сказал Юрген. — Они утверждают, что национальная революция не принесла пользы никому, кроме фюрера и партийной верхушки, и что пора, как они говорят, взять свою долю пирога.

— Думаю, что мы стоим накануне важных событий, — с тревогой в голосе сказал командующий. — Армия поддерживает рейхсканцлера Гитлера, военные, как вы знаете, терпеть не могут штурмовиков. Приезд фюрера ничего хорошего для штурмовиков не предвещает. Но справиться с ними будет нелегко, их не так мало, и оружие у них есть. Не случайно сейчас у нас в армии запрещены отпуска и даже не разрешена выдача увольнительных в город. Это свидетельствует о многом…

В министерстве Юрген застал толчею. В приемной расхаживали офицеры-эсэсовцы. Входили, шептались о чем-то и быстро выходили какие-то люди, военные и гражданские.

К Юргену Рауху подошел знакомый ему оберштурмбаннфюрер СС Хетгер, приятель Конрада Риге.

— С праздником, дорогой майор, — сказал он, загадочно ухмыляясь, — сегодня мы попразднуем вдоволь. Придется штурмовикам Рема почесать затылок. Больше фюрер миндальничать с ними не будет. Вы ведь знаете, что они требуют продолжения национальной революции и сумели распропагандировать всякую мелкотравчатую сволочь. Главари штурмовиков дошли до такой наглости, что стали чуть ли не открыто орать: мы, мол, дали Гитлеру власть, на наших шеях он вознесся на вершину, мы его и свергнем. Но ничего, сегодня они почувствуют беспощадную руку фюрера.

Приемная все больше наполнялась людьми, которых Юрген Раух не знал. Они усаживались на диване, курили, собирались группами по нескольку человек и разговаривали вполголоса.

Гитлер приехал в третьем часу ночи. Он вошел в приемную в сопровождении Геббельса, двух генерал-адъютантов и офицеров личной охраны в черных эсэсовских мундирах. Министр внутренних дел Баварии Вагнер встретил его на пороге.

Едва ответив на приветствие Вагнера, Гитлер отрывисто спросил:

— Офицер из штаба седьмого округа явился?

Юрген сделал три шага вперед, вытянулся, приложил руку к козырьку фуражки:

— Офицер штаба майор Раух по приказанию командующего округом прибыл в ваше распоряжение, мой фюрер!

Гитлер близоруко сощурил глаза, смерил Юргена с головы до ног ощупывающим взглядом.

— Передадите командующему округом, — хрипло сказал он, — что все события, которые произойдут здесь в ближайшие часы, являются внутренним делом партии. Части гарнизона обязаны оставаться в своих казармах… Мы сами постираем свое грязное белье. Скверно лишь, что в этом замешаны армейские генералы фон Шлейхер и фон Бредов, которые сочли возможным якшаться с заговорщиками-штурмови-ками. Передайте также командующему, что я позабочусь о том, чтобы ничто впредь не мешало армии выполнять ее задачи по обороне страны. Вы все поняли, майор?

— Я все понял, мой фюрер, — отчеканил Юрген.

Уже повернувшись, Гитлер снова остановил взгляд на Юргене.

— Ваша фамилия Раух? — спросил он. — Вы, кажется, были участником нашего выступления здесь в двадцать третьем году?

— Так точно! — ответил Юрген.

— Хорошо, идите, — сказал Гитлер, — я вас запомнил. Сейчас вы свободны, майор. Дальнейшие распоряжения получите после моего возвращения из Висзее. — Он шагнул к министру Вагнеру, спросил, хмурясь: — Руководители мюнхенских штурмовых отрядов Шнейдхубер и Шмидт задержаны? Они здесь?

— Да, мой фюрер, — ответил Вагнер, — оба арестованы и сидят в моем кабинете. С них уже сорваны генеральские погоны.

Гитлер вспыхнул, закричал истерично:

— Вы слишком много на себя берете! Что делать с этой предательской шайкой, решаю я один.

Резко рванув дверь, он в сопровождении министра вошел в кабинет.

В приемной стало тихо. Геббельс дремал в кресле. К нему подошел референт Гитлера Ханке с каким-то списком в руках. Вслушиваясь в их приглушенные голоса, Юрген понял, что в списке значились командиры штурмовых отрядов, подлежащие уничтожению. Заглядывая вместе с Геббельсом в список, Ханке негромко говорил:

— Этими займется Геринг в Берлине, он их не выпустит… Эти поручены эсэсовцам… Этих я со своими людьми перехвачу на вокзале…

Сделав вид, что его это не касается, Юрген Раух старался не пропустить ни одной фамилии, названной референтом Ханке. Почти всех их Юрген знал как самых преданных сподвижников Гитлера, готовых на все террористов: и главаря всех штурмовиков бывшего «капитана боливийской службы», а ныне генерала Эрнста Рема, грубого, циничного солдафона, завсегдатая самых злачных ночных притонов, бесстрашного и отчаянного авантюриста и известного убийцу Эдмунда Гейнеса, уничтожавшего противников фюрера выстрелами из-за угла; и Петера фон Гейдебрека, любимца нацистской молодежи, которого с восхищением именовали «одноруким партизаном»; и организатора еврейских погромов, командира берлинских штурмовиков Карла Эрнста; и убийцу неугодных нацистам министров Манфреда фон Киллингера; и одного из самых прославленных немецких летчиков Герда, и Конрада Шрагмюллера, и Ганса Гайиа, и Рольфа Райнера, и Августа Шнейдхубера, и многих других командиров штурмовиков, которые подняли Гитлера до небес, а теперь были обречены им на смерть…

За окном министерской приемной стояла душная ночь. На востоке небо едва заметно светлело, но казалось, ночь никогда не минет и всегда будет так же темно и душно. Позже немцы назвали эту полную крови и ужасов ночь «ночью длинных ножей».

Юрген Раух вскоре узнал, что Гитлер, Геринг и Геббельс расправились со штурмовиками. В Берлине был расстрелян Карл Эрнст. Генерал Шлейхер и его жена были убиты, так же как генерал фон Бредов. Штрассера эсэсовцы затоптали ногами в Грюнвальдском лесу. Многих штурмовиков придушили и расстреляли в Штадельхейхмской тюрьме.

Главарю штурмовиков Эрнсту Рему Гитлер оказал особую «милость»: в его одиночную камеру был принесен и положен на стол заряженный пистолет. Офицер-эсэсовец князь цур Липпе сказал арестованному: «По приказу фюрера оставляю вам, генерал, этот пистолет. За свое предательство вы можете сами привести в исполнение приговор над собой».