— А кто проинформировал вашего отца?
— Я... — Она закусила губу. — Поверьте, не нарочно. Я только спросила его о Сунь Ятсене.
— Что именно о докторе Суне?
— Ну... все, я думаю.
— Это случилось после того, как вы увидели меня вчера на рынке?
— Да. Слуга сказал мне, что вы работаете на доктора Суня. Я тогда не знала, что вы революционер.
— Желать свободы своему народу, по-вашему, значит быть революционером? — спросил он сразу ставшим резким голосом.
— Вы имеете в виду свободу для ханьцев. С точки зрения маньчжуров, я думаю, желать им свободы может именно революционер.
— По мнению деспотов и захватчиков, режим которых поддерживает ваш отец, мисс Баррингтон.
Виктории его слова вначале показались обидными, но, подумав немного, она осознала: маньчжуры и в самом деле деспоты и захватчики.
— Моя семья знает Китай только под маньчжурами, — заметила она. — Так же, как и вы.
— Это вовсе не означает, что любая диктатура должна существовать вечно. Они, погубили империю, а значит, утратили доверие Небес. Вы понимаете это?
Виктория знала принципы конфуцианской этики, предполагавшей рассогласованный, но удобный путь, разрешая свободу совести. В приложении к данному случаю непременной обязанностью каждого человека было лояльно поддерживать сложившуюся систему управления своей страной до тех пор, пока она оставалась приемлемой, справедливой и сильной. Если же она переставала соответствовать одному из этих требований, непременной обязанностью каждого становилось свержение правительства и замена его другим — способности править в соответствии с конфуцианскими идеалами. К сожалению, определять, что составляет приемлемое, справедливое и сильное правление, в большей степени должен был сам индивидуум.
— Вам решать, господин Тан, — уклончиво сказала она и встала. — Я пришла сюда, так как подозреваю, что ваше местонахождение раскрыто из-за моей оплошности. Теперь мне надо идти.
— Почему вы думаете, что я позволю вам уйти, мисс Баррингтон?
Виктория вскинула голову со смешанным чувством тревоги и злости.
— Вы легкомысленная молодая женщина, — сказал Тан, — и все потому, что излишне самонадеянны, и потому, что красивы. Вы сказали моим людям, будто ваш отец знает, куда вы пошли. Я этому не верю. Знай он, ни за что не пустил бы вас, а пришел бы сам.
Виктория взглянула на него:
— Если со мной что-то случится, отец найдет меня. И вас. Даже если ему придется камня на камне не оставить от Шанхая. И наместник поможет ему.
— Я уже сказал, вы очень самонадеянны, мисс Баррингтон. Когда, по-вашему, мистер Баррингтон увидится с наместником?
— Во второй половине дня.
— Тогда я должен покинуть Шанхай в ближайшие часы. И как только я окажусь далеко отсюда, как вы думаете, будет ли для меня иметь значение то, что ваш отец, по вашим словам, не оставит от Шанхая камня на камне, обнаружив ваше мертвое тело среди развалин?
Виктория почувствовала, что близка к обмороку. Он говорил столь убедительно, будто о само собой разумеющемся.
— Понимаете, — продолжал Тан, — я не могу позволить вам уйти. Вы знаете, где я остановился. И даже если я скроюсь, вы можете выдать моих товарищей. Поэтому мои люди были бы вне опасности, только если бы вас здесь не было или вы не могли рассказать обо всем здесь увиденном.
Виктория судорожно сглотнула и села на место.
— Скажите, как вы узнали, где меня искать? — спросил Тан.
— Меня... меня привел мой слуга. — Она знала, что выдает Цин Саня, но была слишком напугана, чтобы выкручиваться.
— Тот парень внизу? А откуда он узнал?
— Не имею представления. Я попросила его отвести меня к вам, он, похоже, и сам не знал точно, только приблизительно улицу. Затем к нам пристали ваши головорезы.
Тан улыбнулся,
— Мои телохранители, мисс Баррингтон. Итак, вы сами видите, я не могу вас отпустить. — Он встал и обошел стол. Виктория следила за ним как завороженная. Молодой человек присел на край стола напротив нее, протянул руку и осторожно приподнял шляпу с ее головы. — Вы очень красивы. Когда я был в Англии, то видел много красивых женщин. Но ни одной равной вам.
— Вы были в Англии?
— Конечно. А вы?
— Нет.
Снова улыбка.
— Похоже, вы в большей степени китаянка, чем я — китаец. Позвольте заметить: если уж вы не можете покинуть этот дом, то я вполне могу овладеть вами.
Виктория прижалась спиной к спинке стула.
— Я... Я не выдам вас. Имей я намерения вас выдать, разве пришла бы предупредить об опасности?
Он взял ее за подбородок и повернул лицо сначала вправо, потом влево. Никто прежде не позволял себе обращаться с ней так фамильярно. Она должна была бы, казалось, разозлиться, но не могла. Его прикосновение было вежливым.
— Значит, как вы сейчас сказали, слуга не знал точно, где меня найти, только район. Но когда вы сюда пришли, мои люди по глупости привели вас в этот дом. И здесь вы нашли то, что искали.
— Нет, — заявила она, — я пришла предупредить вас. Именно ради этого.
— Скажите мне, почему вы пошли на столь отчаянный риск, чтобы предупредить человека, которого никогда не знали, всего лишь однажды видели, причем человека, и вы это прекрасно знали, враждебного правительству, которое поддерживает ваша семья, а следовательно, враждебного вам?
Виктория с трудом сглотнула еще раз:
— Мне... мне подумалось, что вы хороший человек. Я не хочу, чтобы вас арестовали и казнили.
Виктория и Тан несколько секунд молча смотрели друг на друга. Затем он сказал:
— Очень европейская точка зрения, мисс Баррингтон. Примите мою признательность. — Он отпустил ее и встал.
— Вы... вы отпустите меня?
— Мои люди не позволят этого сделать. Они тоже рискуют быть арестованными и казненными.
— Я поклянусь.
— На чем? На христианской Библии? Это вряд ли возымеет для них значение.
— Я поклянусь на чем скажете.
Он вновь смотрел на нее несколько секунд.
— Вам придется вступить в нашу тайную организацию — тун, — сказал наконец он.
Виктория облизнула губы. Она мало знала о тунах и триадах; все ее знакомые старались о них не говорить, даже Джеймс Баррингтон. Тем не менее все знали об их существовании, знали о тайных сообществах, ставящих своей целью свержение власти маньчжуров... Фактическая принадлежность к одному из этих обществ сулила захватывающее приключение, кроме того, она будет работать на этого симпатичного ей человека, станет его соратницей.
— Я готова, — с легкостью согласилась она. — Если вы этого хотите.
— Вы уверены? Вас ждет нелегкое дело, мисс Баррингтон, учтите, тун потребует вашу душу.
— А у меня есть выбор?
Он улыбнулся:
— Нет. Но все же вы могли бы предпочесть смерть посвящению.
Она вскинула голову:
— Я вступлю в ваш тун, господин Тан,
— И будете служить доктору Суню до самой смерти?
— Да. Если вам так хочется.
«Удачнее даже и быть не могло», — подумала Виктория. Именно человеку, стоящему перед ней, она собиралась служить. Может, она сошла с ума? Или просто ощутила пульс жизни, сделав неожиданный шаг от беспросветной скуки к полной самоотдаче конкретному делу?
Он вновь задумался ненадолго и спросил:
— Потребуется некоторое время. У вас оно есть?
Виктория взглянула на свои часы. Было еще рано, всего начало одиннадцатого.
— Я должна быть дома к ленчу.
— Ленч, — заметил он, — непременный атрибут великой Англии. Когда у вас время ленча?
— Обычно в два часа.
— Ну, тогда у нас достаточно времени. Возможно, вам не захочется есть после посвящения.
Она задорно тряхнула головой: Тан начинал ее веселить.
— Посмотрим, сэр.
Последний оценивающий взгляд, и он кивнул в знак согласия:
— Попытаюсь организовать это, мисс Баррингтон.
Тан покинул ее и спустился на первый этаж, вероятно, чтобы сделать приготовления. Она поднялась со стула и стала прохаживаться по комнате. Ничего, кроме смены белья, на глаза не попалось.